Blog

Итак, убедившись в том, что Сунь У-кун обладает способностью вызывать драконов и распоряжаться духами, император решил скрепить печатью дорожные свидетельства Танского монаха, чтобы он мог продолжать свой путь. Но в этот момент даосы повалились императору в ноги. Император поспешил сойти с трона и, помогая им подняться, спросил:

— Что заставляет вас совершать такие церемонии, уважаемые наставники?

— Ваше величество, — молвили те, — вот уже двадцать лет, как мы отдаем все свои силы для пользы вашего государства и оберегаем мир и спокойствие ваших подданных. А эти буддийские монахи путем волшебства в один миг зачеркнули все наши заслуги и лишили нас нашей славы. Вы простили убийц только потому, что они вызвали дождь. Разве не является это доказательством несправедливого отношения к нам? Умоляем вас, ваше величество, не спешите скреплять печатью их дорожные свидетельства и разрешите нам еще раз померяться с ними силами.

Выслушав это, император еще больше растерялся. Не имея своего мнения, он прислушивался к тому, что говорят другие, и действительно отложил печать и дорожные свидетельства в сторону.

— В чем же вы хотите с ними состязаться, уважаемые наставники? — спросил он.

— Я предлагаю состязаться в самосозерцании, — отвечал Сила тигра.

— Мне кажется, что вы совершаете ошибку, — заметил император. — Ведь буддийские монахи непременно одержат верх. Если бы они не были совершенны в самосозерцании, их бы не послали за священными книгами. Поэтому я и удивляюсь, как можете вы даже помышлять о том, чтобы состязаться с ними.

— У нас есть свой, особый способ самосозерцания, — сказал на это Сила тигра, — и называется он «проявление мудрости на облачной лестнице».

— Что же это за способ? — поинтересовался император.

— Для того чтобы применить его, нам потребуется сто столов, — сказал Сила тигра. — Нужно соорудить два возвышения, по пятьдесят столов каждое; для этого столы ставятся друг на друга. Затем нужно взобраться по этой облачной лестнице без помощи рук и другой лестницы прямо на облака и просидеть там несколько часов подряд без всякого движения.

Император понял, что даос предлагает довольно трудный способ.

— Ну как, уважаемые монахи, — обратился он к путникам. — Может кто-нибудь из вас принять вызов нашего наставника?

В ответ на это Сунь У-кун пробормотал что-то непонятное.

— Что же ты, брат, молчишь? — тихонько спросил его Чжу Ба-цзе.

— Видишь ли, брат, — отвечал ему Сунь У-кун, — не стану тебя обманывать. Если бы мне предложили устроить заваруху на небе или внизу в колодцах, взбаламутить море, повернуть вспять реку, перенести гору или же прогнать луну, переместить Полярную звезду или созвездия, — все это не составило бы для меня никакого труда. Пусть даже мне сказали бы снять собственную голову, раскроить череп и вытащить мозг, распороть живот и вынуть сердце и внутренности, или совершить еще какие-нибудь необычные превращения, — все это меня ничуть не испугало бы. Но спокойно сидеть и погрузиться в самосозерцание я не смогу и наверняка проиграю. Разве это по моему характеру? Если бы даже меня приковали к верхушке железного столба, я и то не смог бы усидеть на месте и непременно старался бы взобраться либо еще выше, либо спуститься вниз.

— Но ведь я могу погрузиться в самосозерцание, — неожиданно сказал Трипитака.

— Вот и чудесно! — радостно воскликнул Сунь У-кун. — А сколько времени можете вы просидеть без движения?

— Когда я был молод, — отвечал Трипитака, — мне посчастливилось встретить лучших учителей-монахов. У них я и научился погружаться в самосозерцание, я могу просидеть два-три года на грани между жизнью и смертью.

— Если вы будете столько времени сидеть, — заметил Сунь У-кун, — мы никогда не добудем священных книг. Посидите часа три — и хватит.

— Но, ученик мой, — молвил Трипитака, — беда вся в том, что я не смогу взобраться на это возвышение.

— Ничего, — сказал Сунь У-кун, — вы только дайте свое согласие, а об остальном я сам позабочусь.

Тогда Трипитака почтительно сложил ладони рук и, склонившись перед императором, сказал:

— Ваше величество, я обладаю способностью погружаться в самосозерцание.

После этого император велел соорудить два возвышения.

А надо вам сказать, что в этом государстве было очень много рабочего люда. Не прошло и часа, как рядом с залом Золотых колокольчиков выросло два возвышения. После того как все было готово, Сила тигра вышел из дворца и, совершив прыжок, очутился на облачном ковре. Этот ковер доставил его на возвышение с западной стороны, где Сила тигра и уселся.

В этот момент Сунь У-кун выдернул у себя волосок и превратил его в свою точную копию. Этот двойник и остался стоять рядом с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном. Сам же Сунь У-кун превратился в радужное облако и поднял Трипитаку на возвышение с восточной стороны. Когда Трипитака уселся, Сунь У-кун из облака превратился в комара и, подлетев к Чжу Ба-цзе, шепнул ему на ухо:

— Смотри, хорошенько охраняй учителя и не вступай в разговоры с моим двойником, который будет стоять рядом с тобой.

— Понятно, — со смехом отвечал Чжу Ба-цзе.

Тем временем даос Сила оленя, восседая на расшитом сиденье, наблюдал за состязанием. Однако, видя, что никто не побеждает, решил прийти на помощь своему приятелю. Он выдернул у себя из затылка волосок, произнес заклинание и, скатав волосок в шарик, подбросил его вверх. Волосок попал прямо на голову Танскому монаху и тут же превратился в клопа. Вначале Трипитака почувствовал зуд, а немного погодя даже боль. Предаваясь самосозерцанию, следует сидеть совершенно неподвижно. Малейшее движение равносильно проигрышу. Через некоторое время Трипитака почувствовал нестерпимую боль и, втянув голову в плечи, почесал место укуса о воротник.

— Плохи дела, — сказал Чжу Ба-цзе, заметив это. — У учителя, кажется, начинается приступ падучей болезни.

— Нет, просто у него голова заболела от ветра, — возразил Ша-сэн.

— Наш учитель — человек необыкновенной честности, — отвечал на это Сунь У-кун. — Раз он сказал, что умеет предаваться самосозерцанию, значит, это так и есть. Если он чего-нибудь не умеет, то всегда прямо об этом говорит. Разве человек высшего порядка может вводить кого-нибудь в заблуждение? Вы не волнуйтесь. Я сейчас поднимусь к учителю, и все узнаю.

Он с жужжаньем полетел вверх и уселся на голову Трипитаки. Тут он увидел, что в голову Трипитаки впился огромный, величиной с горошину, клоп. Сунь У-кун смахнул клопа рукой и почесал место укуса. Не чувствуя больше зуда, Трипитака выпрямился и снова предался самосозерцанию.

«На выбритой до блеска голове монаха даже вошь не удержится, — раздумывал между тем Сунь У-кун. — Каким же образом здесь очутился такой огромный клоп? Это, конечно, проделки даосов, которые задумали погубить нашего учителя. Ха-ха! Напрасно, друзья, стараетесь, ничего у вас не получится. Погодите, сейчас я устрою вам штучку».

Сунь У-кун взлетел на крышу дворца и, встряхнувшись, превратился в сороконожку, длиной в семь цуней. Тут он заполз даосу в нос и изо всех сил впился ему в кожу. Даос утратил все свое спокойствие, дернулся и кувырком полетел вниз. Он разбился бы насмерть, если бы стоявшие внизу чиновники не подхватили его.

Правитель не на шутку перепугался, и приказал отнести даоса в зал Изящной литературы, чтобы привести его в чувство. Между тем Сунь У-кун на облаке опустил Трипитаку вниз и поставил его перед троном. Трипитака был признан победителем.

После этого правитель решил отпустить путников. Но тут вперед выступил даос Сила оленя.

— Ваше величество, — молвил он, — у моего брата скрытая болезнь, и вот, когда он очутился наверху и его прохватило ветром, болезнь вспыхнула с новой силой. Только поэтому буддийский монах смог одержать верх. Прошу вас, не отпускайте этих монахов. Пусть посостязаются с нами в «отгадывании того, что находится за досками».

— А что это значит? — спросил правитель.

— Я умею узнавать, что скрыто за досками, — отвечал даос, — и хочу посмотреть, могут ли буддийские монахи делать это. Если они победят меня, отпустите их: пусть идут своей дорогой. Если же проиграют, притяните их к ответу и накажите. Тем самым вы отомстите за обиду, нанесенную нашему старшему брату и не опорочите наши заслуги, которые мы оказали вашей стране за эти двадцать лет.

Правитель снова растерялся, однако решил послушаться даоса. Он приказал отнести красный лакированный ящик на женскую половину дворца и велел жене положить туда какую-нибудь драгоценность. Когда ящик принесли в зал и поставили перед троном, правитель сказал:

— Сейчас последователи двух учений должны призвать всю силу своей прозорливости и угадать, какая драгоценность находится в этом ящике.

— Ученик мой, — молвил Трипитака, — как же можно узнать, что спрятано в этом ящике.

Сунь У-кун превратился в цикаду и, усевшись на голову Трипитаки, сказал:

— Не беспокойтесь, учитель, сейчас я выясню, что там спрятано.

И вот наш чудесный Мудрец тихонько подлетел к ящику, подполз под него и, отыскав на дне небольшую трещинку, вполз внутрь. В ящике он увидел красное, покрытое глазурью блюдо, а на нем царское парадное одеяние, состоящее из роскошного халата и великолепного передника. Приподняв все эти вещи, Сунь У-кун встряхнул их и, прикусив язык, спрыснул показавшейся из ранки кровью, крикнув при этом: «Изменитесь!» В тот же миг роскошный наряд превратился в старый разбитый колокол. Из озорства Сунь У-кун не удержался и помочился на него. После этого он выполз из ящика и, подлетев к уху Трипитаки, тихонько произнес:

— Учитель, скажите им, что там находится старый разбитый колокол.

— Речь идет о драгоценности, которая находится в этом ящике, — отвечал Трипитака, — а ты выдумал какой-то старый разбитый колокол. Какая же это драгоценность?

— Не обращайте внимания на их слова, слушайтесь меня — и все, — успокоил его Сунь У-кун.

Трипитака выступил вперед и только было собрался сказать, что находится в ящике, но тут Сила оленя перебил его:

— Разрешите, я скажу. В ящике находится роскошное парадное одеяние, состоящее из халата и передника.

— Нет, нет, — возразил тут Трипитака. — В ящике лежит старый разбитый колокол.

— Да этот монах, оказывается, невежа, — возмутился правитель. — Он смеет насмехаться над нами и говорит, что ка- кой-то старый разбитый колокол — для нас драгоценность. Взять его!

Подчиненные бросились было выполнять приказ, но перепуганный Трипитака, почтительно сложив ладони рук, воскликнул:

— Сжальтесь надо мной, над бедным монахом, ваше величество! Велите открыть ящик. Если там действительно окажется какая-нибудь драгоценность, я готов понести наказание. Если же там ее не окажется, я могу невинно пострадать.

Тогда правитель приказал открыть ящик, и, к великому удивлению всех присутствующих, оттуда вытащили старый, разбитый колокол.

— Кто положил эту вещь сюда?! — разгневанно воскликнул правитель.

— Мой повелитель, — молвила в ответ супруга, появившаяся в этот момент из-за трона. — Я собственными руками положила в ящик парадное царское одеяние. Как мог очутиться здесь этот разбитый колокол, я совершенно не понимаю.

— Ты можешь удалиться, — сказал тогда правитель своей супруге. — Теперь я знаю, что делать. Вещи, которые находятся во дворце, сделаны из самого лучшего материала. Как же могла появиться здесь подобная рухлядь? Несите ящик за мной, — приказал он своим приближенным, — я сам положу туда что-нибудь, и мы повторим испытание.

Удалившись в сад, расположенный позади дворца, правитель подошел к волшебному персиковому дереву, сорвал с него плод, величиной с чашку, и положил его в ящик. После этого ящик принесли обратно, и правитель приказал продолжать состязание.

— Ученик мой, — тихо произнес Трипитака, — что же мне теперь делать?

— Не беспокойтесь, учитель, — отвечал Сунь У-кун, — сейчас я посмотрю, что там лежит.

С этими словами Сунь У-кун подлетел к ящику и снова через щель проник внутрь. И тут он увидел то, что нравилось ему больше всего на свете, — он увидел персик. Приняв свой обычный вид и присев на корточки, Сунь У-кун с превеликим наслаждением съел персик и со всех сторон облизал его, оставив одну косточку. Затем, превратившись в цикаду, он подлетел к уху учителя и сказал:

— Учитель, скажите им, что там лежит косточка от персика.

— Не терзай ты меня, ученик мой, — взмолился Трипитака. — Если бы в прошлый раз я вовремя не остановил императора, то теперь наверное был бы уже казнен. Я должен отгадать, какая там находится драгоценность, а что же за драгоценность — косточка от персика?

— Ни о чем не беспокойтесь, — успокоил его Сунь У-кун, — и не сомневайтесь в том, что победите.

Трипитака выступил вперед и хотел сказать, что находится в ящике, но его тут же перебил Сила барана, который сказал:

— Разрешите мне первому сказать, что находится в ящике Там лежит персик.

— Нет, не персик, — возразил тогда Трипитака, — а только косточка от него.

— Какая еще косточка! — воскликнул правитель — Я собственными руками положил туда персик. Даос прав.

— Может быть, вы, ваше величество, все же прикажете открыть ящик, чтобы посмотреть, что там лежит, — заметил Трипитака.

И когда ящик открыли, там действительно обнаружили только косточку. Никаких следов персика, даже кожицы, не оказалось.

— Мои верные наставники, — промолвил пораженный император, — вам лучше отказаться от состязания с этими монахами. Пусть они идут дальше. Я собственными руками положил туда персик, а сейчас от него осталась одна косточка. Кто же съел его? Очевидно, этим людям тайно помогают духи.

Услышав это, Чжу Ба-цзе ехидно улыбнулся и шепнул Ша-сэну:

— Они еще не знают, какой у Сунь У-куна опыт по уничтожению персиков.

В этот момент из зала Изящной литературы показался даос Сила тигра. Он полностью пришел в себя.

— Ваше величество, — молвил даос, подходя к императору. — Эти монахи знают только, как перемещать и подменять предметы неодушевленные. Велите принести сюда ящик, и я раскрою все их волшебство. Надо заставить их отгадать еще один раз.

— Что же вы хотите предложить сейчас? — спросил правитель.

— Ведь они, — продолжал Сила тигра, — могут подменять только неодушевленные предметы. Давайте посадим в ящик даосского послушника, его-то они не смогут подменить.

Так и сделали. Послушника посадили в ящик и крепко-накрепко закрыли крышкой.

— Ну, монахи, — сказал правитель, — придется вам отгадывать в третий раз. Итак, скажите, какая драгоценность находится сейчас в ящике?

— Опять начинается, — простонал Трипитака.

— Ничего, сейчас я все выясню, — утешил Трипитаку Сунь У-кун.

Он снова полетел к ящику, вполз в него и увидел там даосского послушника. И, о чудесный Мудрец! Он был столь искусен и опытен в превращениях и столь мудр, что никто в Поднебесной не мог с ним сравниться. Он слегка качнул корпусом и принял вид монаха-даоса.

— Ученик, — позвал он послушника.

— Как вы попали сюда, учитель? — изумился тот.

— Я стал невидимым и проник сюда, — отвечал Сунь У-кун.

— Вы хотите дать мне какие-нибудь наставления? — спросил послушник.

— Эти монахи видели, как тебя посадили в ящик, — отвечал ему Сунь У-кун. — Таким образом, они выиграют. Поэтому я решил прийти поговорить с тобой. Обрей голову, как это делают буддисты, тогда мы выиграем, сказав, что в ящике буддийский послушник.

— Я во всем повинуюсь вам, — отвечал на это послушник. — Главное, чтобы мы победили. Если мы еще раз проиграем, то навсегда потеряем доверие и уважение, которыми пользуемся при дворе.

— Совершенно верно, — подтвердил Сунь У-кун. — Подойди ко мне, сын мой. Если мы выиграем, я тебя щедро вознагражу.

С этими словами Сунь У-кун взмахнул своим посохом и превратил его в бритву. Затем он обхватил послушника за шею и сказал:

— Ну, дорогой, если будет больно, ты немного потерпи и не кричи, когда я буду тебя брить.

В один момент он обрил послушника и, скатав его волосы в комочек, заткнул их в уголок ящика. Затем он спрятал бритву и, поглаживая голову послушника, сказал:

— Ну, сынок, башка теперь у тебя, как у буддийского монаха, только вот платье на тебе не то. Сними его, я дам тебе другое.

На послушнике был широкий даосский халат светло-зеленого цвета, окаймленный снизу парчой с узорами облаков. Когда послушник снял его, Сунь У-кун дунул и сказал: «Изменись!» И халат тотчас же превратился в желтую буддийскую рясу. После этого Сунь У-кун выдернул у себя два волоска. Один он превратил в деревянный барабан, имеющий форму рыбы, который обычно носят при себе буддийские монахи, и, передавая этот барабан послушнику, сказал:

— А теперь внимательно прислушивайся: если позовут послушника-даоса, ни в коем случае не отзывайся. Когда же позовут послушника-буддиста, открывай крышку и с барабанным боем и пением псалма вылезай из ящика. Сделаешь все, как я тебе сказал, и победа обеспечена.

— Но я не знаю буддийских псалмов, — сказал послушник. — Я знаю только псалмы даосские: псалом Полярной звезды, псалом, избавляющий от бедствий, а также псалом трем духам.

— Но, может быть, ты знаешь какое-нибудь молитвенное обращение к Будде? — спросил Сунь У-кун.

— Я знаю то, что все знают: Амитофо! — отвечал послушник.

— Ну, тогда все в порядке, — обрадовался Сунь У-кун, — с этими словами и выходи из ящика. Только смотри, не забудь ничего, что я тебе говорил.

Сказав это. Сунь У-кун снова превратился в цикаду, выбрался из ящика и, подлетев к уху Танского монаха, прошептал:

— Учитель, скажите, что в ящике буддийский монах.

— Ну, на этот раз они непременно выиграют, — сказал Трипитака.

— Почему же? — удивился Сунь У-кун.

— Потому что в священном писании говорится: «Будда, учение и монахи — являются истинными драгоценностями буддизма». Значит, монах является одной из драгоценностей.

В это время вперед выступил даос Сила тигра.

— Ваше величество, — сказал он, — на этот раз в ящике находится даос-послушник.

И он громко позвал послушника. Однако послушник и не подумал отозваться.

— Там находится буддийский монах, — проговорил тогда Трипитака.

Чжу Ба-цзе громким голосом повторил то же самое.

Вслед за этим крышка ящика открылась и оттуда с барабанным боем, воспевая Будду, появился послушник. Это вызвало всеобщий восторг, и все как один громко захлопали в ладоши. Что же касается государственных наставников-даосов, то они стояли молча, плотно сжав губы.

— Нет сомнения в том, что этим монахам помогают духи, — сказал тогда правитель. — Иначе как бы мог очутиться в ящике буддийский монах? Ведь посадили туда даоса. Ну, допустим, что в ящик каким-то образом проник цирюльник, который обрил послушника, но откуда взялась монашеская ряса? Ведь она словно сшита на него. И потом, почему он обращается к Будде? Нет, дорогие наставники, вы должны уступить этим монахам. Пусть идут своей дорогой.

— В чем же состоит ваше искусство? — спросил правитель.

— Таинственная сила, которой мы обладаем, заключается в том, что мы можем водворить на место отрубленную голову; нам можно разрезать живот, вынуть все внутренности, и мы, как ни в чем не бывало, вернем их на прежнее место; мы можем даже опуститься в котел с кипящим маслом.

— Да ведь это верная смерть, — с ужасом сказал император.

— Если бы мы не обладали подобной силой, я не осмелился бы заговорить об этом, — возразил даос. — Нет, мы требуем, чтобы они посостязались с нами, иначе мы не успокоимся.

— Ну что же, — обратился к паломникам правитель, — придется вам согласиться. Иначе мои наставники не отпустят вас.

Сунь У-кун, который все еще оставался цикадой и говорил Трипитаке, что ему следует делать, услышав подобное предложение, принял свой обычный вид и, громко рассмеявшись, воскликнул:

— Ну и повезло же мне! Покупатель сам идет к дверям нашей лавки.

— Чему тут радоваться, не понимаю, — удивился Чжу Ба-цзе. — Все три способа, о которых он говорил, — это кратчай- ший путь к смерти.

— Ты еще не знаешь, на что я способен, — сказал Сунь У-кун.

— Дорогой брат, — отвечал Чжу Ба-цзе, — хватит с тебя тех превращений, которые ты уже проделал. Неужели у тебя в запасе имеются еще какие-то чудеса?

Тогда Сунь У-кун отвечал ему:

Выслушав его, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн не могли удержаться и расхохотались. Между тем Сунь У-кун выступил вперед и сказал:

— Ваше величество, я согласен, пусть мне отрубят голову.

— Как, тебе известен этот способ? — удивился император.

— В прежние годы, когда я в монастыре занимался самоусовершенствованием, — сказал Сунь У-кун, — мне посчастливилось встретиться с одним буддийским монахом, который и обучил меня способу усечения головы. Насколько хорош этот способ, я не знаю. Но сейчас можно его испробовать.

— Этот монах по молодости лет совершенно не понимает, что говорит, — сказал с усмешкой правитель. — Как можно рисковать собственной головой? Разве это шутки? Ведь голова — самая главная из шести частей тела. С ее отсечением наступает смерть.

— Ваше величество, — сказал тут даос Сила тигра, — этого-то мы и хотим. Только их смерть может успокоить наш гнев.

Правитель послушал даоса и приказал готовить помост для отсечения головы, а перед ним выстроить три тысячи солдат дворцовой гвардии.

— Пусть первым на отсечение головы пойдет буддийский монах, — приказал правитель.

— С большим удовольствием, — радостно воскликнул Сунь У-кун. — Вы уж извините меня, наставник, — сказал он, громко обращаясь к даосу. — За мою неучтивость придется мне первому идти.

— Ученик мой, — остановил его Трипитака. — Будь осторожнее. Это не шутка!

— А что мне их бояться? — возразил Сунь У-кун. — Уберите свои руки, учитель, и дайте мне пройти.

И вот, когда Великий Мудрец поднялся на помост, палачи схватили его, связали и положили его голову на плаху.

— Рубить! — раздался приказ.

Зазвенел меч, и голова Сунь У-куна отлетела прочь. Палач отшвырнул ее ногой, и она покатилась, словно арбуз, остановившись в сорока шагах от места казни. Крови не было. Вдруг послышался голос:

— Голова, назад!

Даос Сила оленя даже растерялся, услышав это, и, произнеся заклинание, вызвал местных духов земли.

— Удержите голову на месте, — приказал он им, — и, когда мы возьмем верх над этими монахами, я попрошу правителя вместо кумирни выстроить храм, а ваши статуи, сделанные из глины, заменить статуями из чистого золота.

Местные духи, находившиеся во власти даосов, не посмели ослушаться приказа и сделали так, что голова Сунь У-куна как бы приросла к месту. Никакие заклинания не помогали.

Сунь У-кун уже не на шутку перепугался. Сжав кулаки, он поднатужился и, разорвав веревки, крикнул:

— Расти!

В тот же миг у него появилась новая голова. Палачи и дворцовая гвардия были повержены в ужас. Главный палач поспешил к правителю.

— Ваше величество, — молвил он, — у монаха выросла новая голова.

— Кто мог подумать, что он обладает такими способностями, — не без ехидства шепнул Чжу Ба-цзе Ша-сэну.

— Он обладает способностью семидесяти двух перевоплощений, — сказал Ша-сэн. — Значит, семьдесят два раза у него может вырастать новая голова.

В этот момент к ним подошел Сунь У-кун.

— Учитель!

— Дорогой ученик мой!— обрадовался Трипитака. —Тебе пришлось тяжело, — участливо сказал он.

— Нисколько, —отвечал Сунь У-кун. — Все это для меня просто шутка.

— Дорогой брат, — сказал тут Чжу Ба-цзе. — Может быть, приложить к ране какое-нибудь лекарство?

— А ты посмотри, есть ли у меня рана.

Дурень пощупал шею Сунь У-куна и замер от удивления.

— Да ведь это чудесно, это замечательно! — восклицал он. — Никаких следов!

В этот момент прозвучал приказ правителя выдать им проездные бумаги.

— Я не считаю вас виновными, — сказал он, — и советую вам как можно скорее уходить отсюда.

— Весьма признательны вам, — сказал на это Сунь У-кун, — но, прежде чем покинуть вашу страну, я хочу, чтобы ваш наставник прошел такое же испытание, как и я.

— Дорогой наставник, — сказал тогда правитель, — этот монах не хочет освобождать вас от состязания. И раз уж вы начали его, так доведите до конца, чтобы мне не было стыдно за вас.

После этого даосу не оставалось ничего иного, как взойти на помост. Палачи связали его и положили голову на плаху. Сверкнул меч, и голова даоса откатилась прочь шагов на тридцать. Однако, как и у Сунь У-куна, крови не было.

— Голова, назад!— послышался голос.

В этот момент Сунь У-кун поспешно выдернул у себя волосок, и, дунув на него, крикнул: «Изменись!» В тот же миг волосок превратился в рыжую собаку, которая быстро подбежала к месту казни, схватила голову даоса и бросилась к окружавшему дворец рву с водой. Туда она и бросила голову даоса.

Три раза даос приказывал голове вернуться на место, однако ничего из этого не вышло. Новая голова у даоса не выросла. Он не обладал такими способностями, как Сунь У-кун. Вскоре из раны хлынула кровь. Искусство вызывать ветер и дождь тоже не могло помочь. Разве мог он сравниться с бессмертным, постигшим вечную Истину! Даос был мертв. Но, о чудо! На земле лежал уже не даос, а обезглавленный желтый тигр.

— Ваше величество, — поспешил доложить правителю главный палач, — у наставника не выросла новая голова, и он остался лежать мертвым. А теперь на его месте лежит обезглавленный желтый тигр.

Услышав это, правитель даже в лице изменился от страха и во все глаза уставился на находившихся около него двух других даосов.

— Судьба и счастье моего брата исчерпались, — сказал тут, поднявшись с места, Сила оленя, — но я не верю, что он превратился в этого желтого тигра. Все это проделки буддийских монахов. Я должен отомстить им. Пусть посостязаются со мной в разрезании живота.

Выслушав его, государь немного успокоился.

— Наш второй наставник, — обратился он к Сунь У-куну, — еще раз вызывает тебя на состязание.

— Что ж, — отвечал Сунь У-кун. — Надо сказать, что я давно не ел горячей пищи, и вот несколько дней тому назад нам повстречался один благодетель, который угостил нас пампушками и заставил съесть больше, чем следует. Поэтому последние дни я ощущаю боль в желудке и думаю, что там завелись червяки. Я как раз хотел попросить у вас, ваше величество, меч, чтобы распороть себе живот и прочистить внутренности. Тогда весь остальной путь я не буду испытывать никаких неприятностей.

— Взять его! — приказал правитель.

Тут на Сунь У-куна налетела целая толпа людей, которые схватили его и потащили прочь. Однако Сунь У-кун освободился от них.

— Нечего меня тащить, сам пойду, — сказал он. — Руки прошу мне оставить свободными, чтобы я мог промыть свои внутренности.

— Не связывать ему руки! — приказал правитель.

После этого Сунь У-кун вразвалку подошел к помосту, прислонившись к столбу, развязал пояс и обнажил живот. Палачи привязали его одним концом веревки за шею, а другим— за ноги. Палач взял небольшой нож, каким отрезают уши у быков, и одним взмахом распорол Сунь У-куну живот. Образовалась широкая, зияющая рана. Сунь У-кун сделал ее еще шире, вытащил свои внутренности и стал их тщательно перебирать. После этого он уложил их на прежнее место в полном порядке, как они лежали раньше, и, стянув кожу, дунул на нее, сказав при этом:

— Зарастай! — в тот же момент кожа срослась.

— Вот ваши дорожные бумаги, — испуганно сказал правитель. — Берите их и не задерживайтесь больше.

— Да бумаги сейчас не так важны, — сказал на это Сунь У-кун. — Мы хотели бы, чтобы ваш второй наставник распорол себе живот. Каково ваше мнение?

— Я тут ни при чем, — отвечал правитель, обращаясь к даосу Сила оленя. — Вы сами хотели состязаться с ним, вот и состязайтесь.

— Охотно, — согласился даос. — Я уверен в том, что не проиграю.

С этими словами даос так же важно, как и Сунь У-кун, прошел к месту состязаний. Палачи связали его и одним взмахом меча распороли ему живот. Даос, подражая Сунь У-куну, вытащил свои внутренности и стал приводить их в порядок. В этот момент Сунь У-кун выдернул у себя волосок и, дунув на него, сказал:

— Изменись!

И волосок тотчас же превратился в коршуна, который, распустив крылья, ринулся к даосу и, схватив его внутренности, скрылся. От даоса остался жалкий окровавленный труп с распоротым животом. Палачи свалили столб и, оттащив труп, к своему изумлению увидели тушу белого рогатого оленя. Главный палач был поражен и бросился к правителю.

— Второго наставника тоже постигла неудача, — доложил он. — Коршун утащил его внутренности. Наставник мертв, но теперь на его месте белый олень.

— Как так олень? — с ужасом спросил правитель.

— Мой почтенный брат может быть и погиб, — сказал туг даос Сила барана, — но я не верю, что он превратился в оленя. Все это проделки монахов, которые хотят погубить нас. Я должен отомстить за своих братьев.

— Чем же вы можете победить этих монахов? — спросил правитель.

— Каждый из нас опустится в котел с кипящим маслом, — отвечал даос.

Правитель велел принести огромный котел, наполнить его маслом, а затем приказал соперникам начать состязание.

— Премного благодарен вам за ваши заботы, — сказал тут Сунь У-кун. — Я давно уже не имел возможности помыться и последнее время даже ощущаю зуд. Вот сейчас как раз и выкупаюсь.

Когда котел был установлен, его наполнили маслом, принесли хворост и развели огонь. Как только масло закипело, Сунь У-куну предложили залезть в котел.

— Не знаю только, какое купанье вы предпочитаете — гражданское или военное? — почтительно сложив руки обратился Сунь У-кун к правителю.

— А какая между ними разница? — спросил император.

— При гражданском купанье одежды не снимают, — пояснил Сунь У-кун, — и, скрестив руки, бросаются в воду вниз головой. При этом одежда ни в коем случае не должна быть запачкана. Маленькое пятнышко уже означает проигрыш. При военном купанье необходимо раздеться догола и прыгнуть в котел, а там по собственному усмотрению проделывать разные прыжки, фокусы и вообще забавляться вовсю. Надо также принести вешалку для одежды и полотенце.

— Какой же из этих двух видов купанья вы предпочитаете? — обратился государь к даосу Сила барана.

— Если выбрать гражданское купанье, — смекнул даос, — то этот мошенник, пожалуй, пропитает свое платье какой-нибудь жидкостью, которая предохранит его от масла. Лучше военное купанье.

— Простите мне мою неучтивость, — сказал, выступив вперед, Сунь У-кун. — Мне все время приходится начинать.

С этими словами он разделся, потянулся всем телом, прыгнул прямо в котел с кипящим маслом и начал там барахтаться и кувыркаться, словно купался в воде.

— Ну и обезьяна! — шепнул Чжу Ба-цзе Ша-сэну, глядя на Сунь У-куна и покусывая пальцы. — Зря мы подтрунивали над ней. Кто мог подумать, что она способна на такие дела? Вдруг Сунь У-кун заметил, что они шепчутся, и это показалось ему подозрительным.

«А Дурень продолжает издеваться надо мной, — подумал он. — Вот уж поистине: «Умный трудится, а дурак наслаждается праздностью». Мне приходится проделывать всякие штуки, а они стоят себе и блаженствуют. Ну, погодите, подстрою я вам штуку, натерпитесь страху».

Сунь У-кун с шумом погрузился в котел и, опустившись на дно, превратился в финиковую косточку.

— Ваше величество, — доложил главный палач, — монашек сварился.

Правитель очень обрадовался и приказал выловить из котла тело Сунь У-куна. Палач взял шумовку и стал шарить ею в котле. Однако отверстия в шумовке были чересчур велики, и Сунь У-кун, превратившийся в финиковую косточку, естественно, проскальзывал сквозь них.

— Этот монах был совсем тщедушный и, видимо, от него ничего не осталось, — сообщил главный палач.

— Схватить остальных трех монахов и бросить их в котел! — приказал тогда правитель.

Сначала схватили Чжу Ба-цзе, и так как вид у него был особенно страшный, его повалили лицом вниз, а затем скрутили ему назад руки.

— Ваше величество, — воскликнул в совершенном смятении Трипитака. — Простите смиренного монаха. Мой ученик, приняв нашу религию, совершил немало славных дел. И теперь, когда он погиб в котле с кипящим маслом, я не хочу больше жить. Вы — правитель, и все здесь подвластны вам. Прикажите мне умереть, и я умру. Только перед смертью я хотел бы просить вас об одной милости: велите принести мне полчашки холодного рисового отвара и три бумажных жертвенных коня. Я совершу жертвоприношение душе умершего и помолюсь за него. После этого я готов принять смерть.

— Недаром говорят, — заметил правитель, — что китайцы отличаются высоким чувством долга.

После этого он велел принести все, что просил Трипитака. Когда это было сделано, Трипитака позвал Ша-сэна и вместе с ним подошел к котлу. Несколько человек схватили Чжу Ба-цзе за уши и тоже подтащили его к котлу.

— О ученик мой, Сунь У-кун!—воскликнул Трипитака:

— Учитель, — не вытерпел Чжу Ба-цзе. — Вы молитесь совсем не так, как нужно. Ша-сэн! Ты поднеси за меня чашку с рисовым отваром, а я буду читать молитву. — И он, тяжело дыша, заговорил:

Сунь У-кун, который все это слышал, не выдержал, принял свой обычный вид и, выскочив наружу, как был голый и весь в масле, стал на краю котла.

— Дубина неотесанная! — крикнул он. — Ты кого это тут ругаешь?

— Ученик мой! — воскликнул Трипитака. — Как ты напугал меня!

— Да, прикидываться мертвым наш брат мастер, — заметил Ша-сэн.

— Ваше величество, — докладывали в это время перепуганные насмерть чиновники. — Монах вовсе не умер. Видите, он вынырнул из масла.

Между тем главный палач, опасаясь, как бы его не наказали за ложное донесение, поспешил доложить:

— Вначале монах действительно сварился, но так как он умер в неположенный день, душа его вернулась обратно.

Услышав это, Сунь У-кун рассвирепел. Он выскочил из котла, вытерся и надел платье. Затем он схватил свой посох и, взмахнув им, ринулся на главного палача. Удар был тяжел, и от палача осталось мокрое место.

— У кого это душа вернулась? — кричал Сунь У-кун.

Перепуганные насмерть чиновники поспешили освободить от веревок Чжу Ба-цзе и, повалившись на колени, взмолились:

— Смилуйтесь над нами, смилуйтесь!

Правитель сошел с трона и хотел было удалиться, однако Сунь У-кун задержал его:

— Ваше величество, а теперь прикажите вашему наставнику искупаться в масле.

— О мой наставник, — произнес государь, дрожа от страха, — спасите меня! Скорее искупайтесь в масле, иначе этот монах пустит в ход свой посох.

Сила барана сошел вниз, так же, как и Сунь У-кун, снял с себя одежду и, прыгнув в котел, стал там плавать и кувыркаться.

Оставив правителя, Сунь У-кун подошел к котлу и велел слугам подбрасывать хворосту. Затем он опустил руку в котел и так и ахнул. Масло было холодным как лед.

«Когда я купался, масло было горячим, — раздумывал он, — а сейчас оно совершенно холодное. Понятно! Этому даосу помогает Царь драконов».

Тут Сунь У-кун взвился ввысь и произнес заклинание, начинающееся словом «Ань», которым вызывал Царя драконов Северного моря.

— Я тебе покажу, несчастный червяк с рогами, — набросился он на дракона, когда тот явился на его зов. — Как ты смеешь помогать этому даосу, поручив дракону холода охранять его? Ты, что же, хочешь, чтобы он вышел победителем!

— Да разве посмел бы я поступать подобным образом? — залепетал перепуганный Царь драконов. — Вы, верно, не знаете. Великий Мудрец, что этим тварям путем невероятных усилий удалось добиться освобождения от своего первоначального вида. Однако из всех волшебных способов они знают лишь один — как вызывать духов грома, остальное все ересь, которая не имеет ничего общего с путем достижения бессмертия. Этот способ называется «дакайбо» и овладели они им в стране бессмертных. Двух его приятелей вы уже победили и заставили их принять свой первоначальный вид. А этот сам вырастил дракона холода и потому может своими проделками дурачить людей. Но вас не проведешь, Великий Мудрец! Я сейчас же отзову дракона холода, и даос сварится там весь, без остатка, вместе с костями и кожей.

— Ну, действуй, только живо, если не хочешь быть битым, — приказал Сунь У-кун.

После этого Царь драконов превратился в ураган, ринулся в котел, схватил дракона холода и унес его в Северное море.

А Сунь У-кун опустился на землю и, присоединившись к Трипитаке, Чжу Ба-цзе и Ша-сэну, стал наблюдать за всем происходившим. Вскоре они увидели, как даос, прилагая невероятные усилия, старался выбраться из котла. Однако это ему не удалось, он поскользнулся и полетел обратно. В тот же миг он сварился.

— Ваше величество, — поспешил доложить главный палач, — третий наставник погиб.

Услышав это, правитель пришел в отчаяние и, стукнув кулаком по столу, стал громко плакать и причитать:

Если вы хотите знать, что произошло с Трипитакой и его учениками в дальнейшем, прочитайте следующую главу.

Ждем июля

По прогнозам аналитиков, покупать фрукты за те же деньги, что и в 2007 году, мы уже не будем. Причин подорожания несколько – это не только неудачный сезон, но и мировой продовольственный кризис, инфляционные ожидания населения, а главное – рост затрат производителей на энергоносители и оплату труда.

Впрочем, по мнению экспертов, наценка чаще всего происходит не из-за производителя, а благодаря реализаторам и посредникам. На украинском рынке существует слишком много посредников, которые, перепродавая товар, завышают цены гораздо больше, чем сами хозяйства.

По новым правилам

С этого года правила игры на рынке фруктов могут несколько измениться. Украина стала членом ВТО, сезонные пошлины на импортные товары несколько уменьшились – так что у заграничных овощеводов и садоводов появился шанс подзаработать на украинских аппетитах. «Если они выйдут на рынок сейчас, у них есть шанс снизить цены и на этом получить прибыль, если опоздают – демпинговать уже не будет смысла», – считает руководитель аналитического отдела консалтингового агентства «ААА» Мария Колесник.

На украинском рынке уже есть пример, когда импортный продукт продается дешевле отечественного – речь идет о турецких помидорах. Правда пока импортеры остальных продуктов цену снижать пока не спешат – та же испанская клубника продается на киевских оптовых рынках за те же 20 гривен за килограмм, что и продукт отечественных производителей. В этом случае все зависит от объемов, считают аналитики.

Снижение цен может произойти только в том случае, когда на рынке будет избыток продукции, а по прогнозам это случится это не раньше, чем через пять лет. Вот тогда отечественным овощам и фруктам придется вступить в конкуренцию с заморскими.

Эта конкуренция будет вестись исключительно на территории Украины, ведь нашему продукту не так просто попасть в еврозону, в которой каждая страна защищает отечественного производителя, в то время как иностранные клубника и помидоры благодаря ВТО все чаще пересекают границу. Выиграет от этого только потребитель – «свои» садоводы вынуждены будут подтянуть качество продукта, а его изобилие остановит дальнейший рост цен.

Мандарины дешевле уже сейчас

По прогнозам аграриев, в нынешнем сезоне ожидается хороший урожай абрикосов, и поэтому стоимость этого продукта вряд ли будет высокой. Как правило, летом дешевеют и традиционные заморские фрукты – мандарины, овощи и бананы. Это связано с тем, что как только на рынок выходят ранние ягоды, объемы продаж этих традиционно зимних лакомств падают. Нынешние цены это подтверждают – за последнюю неделю, после появления на прилавках клубники и черешни, стоимость заморских лакомств снизилась на 10-15%. Поэтому, просто подождем еще немного.

Новое законодательство должно приблизить украинскую систему таможенных режимов к международным, значительно упростить ее и усовершенствовать.

В Гостаможслужбе настаивают: Украина должна жить по новым стандартам уже с 1 января следующего года. Государство должно привести в соответствие с мировыми нормами внутренние административные процедуры на границе. Особенно важно это накануне создания зоны свободной торговли с ЕС.

Валерий Хорошковский, глава Гостаможслужбы: «Мы сегодня вообще создаем отдельный департамент таможенных посредников, ведь между Государственной таможенной службой и субъектами внешней экономической деятельности есть большая армия посредников. Также мы сюда включаем и перевозчиков, и таможенных брокеров. И мы хотели бы, чтобы тот департамент, который будет создан в ближайшее время, есть определенные разрешения, мог обрабатывать весь массив предварительной информации, для того чтобы мы наладили более качественный сервис».

Сергей Терехин, глава Комитета ВР по вопросам налоговой и таможенной политики: «Необходимость изменений в таможенном деле обусловлена не только тем, что Украина стала полноправным членом ВТО, но и тем, что государственная таможенная служба не может развиваться в тех рамках, которые были поставлены для нее в начале 90-х лет прошлого столетия».

Сунь У-кун быстро спустился на землю и сказал:

— Учитель, река эта так широка, что нечего и думать перейти ее. Вы знаете, что мои глаза очень зорки. Днем я вижу все, что ожидает нас на расстоянии в тысячу ли, и даже ночью могу рассмотреть все, что делается на расстоянии в пятьсот ли. Но сейчас, сколько я ни смотрел, я никак не мог увидеть противоположного берега. Трудно даже представить себе, какой ширины эта река.

Услышав это, Трипитака пришел в отчаяние. Он не мог даже слова выговорить и, всхлипывая, бормотал:

— Ученики мои, что же мы будем делать?

— Не горюйте, учитель, — сказал тут Ша-сэн. — Взгляните, мне кажется, что там стоит человек.

— Да это как будто рыбак вытаскивает сеть, — подтвердил Сунь У-кун. — Обождите, сейчас я пойду поговорю с ним.

В несколько прыжков Сунь У-кун с посохом в руках очутился около того места, где они увидели рыбака. И каково же было его удивление, когда перед ним оказался не человек, а каменная плита. На плите в старинном стиле «чжуань» были написаны три крупных иероглифа: «Река, Достигающая неба». Пониже были еще две строчки в десять иероглифов, только поменьше. Надпись гласила: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее».

— Учитель! — крикнул Сунь У-кун, — посмотрите, что здесь написано.

Когда Трипитака подошел к плите и прочел надпись, из глаз его полились слезы.

— Ученик мой, — молвил он. — Покидая город Чанъань, я не думал, что путь в Индию так труден. Мне и в голову не приходило, что всякие злые духи и демоны будут чинить мне препятствия и что мне придется пересекать столько гор и рек.

— Прислушайтесь, учитель! — воскликнул Чжу Ба-цзе. — Вам не кажется, что где-то бьют в гонг? Очевидно, кто-то устроил для монахов трапезу. Хорошо бы нам попасть туда. Мы подкрепились бы немного, узнали бы, где переправа, и завтра перебрались бы через реку.

Трипитака прислушался: откуда-то действительно доносились удары гонга.

— Это, несомненно, буддийские монахи, — молвил Трипитака. — У даосов не бывает такой музыки. Мы должны сейчас же отправиться туда.

И они пошли прямо на звуки. Сунь У-кун, как всегда, шел впереди. Дорога была ужасная. С трудом, по ухабам, перейдя песчаную отмель, они увидели селение, дворов примерно на пятьсот; по виду дома принадлежали зажиточным хозяевам.

Трипитака сошел с коня. Возле одного дома, находившегося как раз в начале улицы, развевался флаг. Во дворе был виден свет фонарей, оттуда доносился аромат благовоний.

— Сунь У-кун, — сказал тут Трипитака. — Пожалуй, здесь лучше, чем в пещере у реки или на горе. В доме мы сможем укрыться от холода и спокойно поспать. Только вам пока лучше не ходить туда. Вы настолько безобразны, что одним своим видом можете навлечь беду, и мы останемся без пристанища. Сначала пойду я и попрошу хозяина пустить нас на ночь. Если он согласится, я позову вас. Если же откажет, все равно не устраивайте скандала.

— Пожалуй, это правильно, — согласился Сунь У-кун. — Вы идите, а мы подождем вас.

Трипитака снял плетеную шляпу, поправил балахон и с непокрытой головой и посохом в руках подошел к воротам дома. Ворота были полуоткрыты, однако Трипитака не решился войти во двор. Он постоял немного и вскоре увидел, как из ворот вышел старец, с четками на шее. Бормоча молитву, старец стал закрывать ворота. Трипитака, молитвенно сложив руки, поспешил обратиться к нему.

— Почтенный благодетель, — громко произнес он, — разрешите спросить вас.

— Вы опоздали, почтенный монах, — отвечал старец, тоже кланяясь.

— Как опоздал? — спросил Трипитака.

— А очень просто, ничего уже не осталось. Вам следовало прийти пораньше. Монахи, для которых мы устроили трапезу, ели сколько их душе было угодно. Кроме того, мы дали каждому из них по три шэна риса, по куску полотна и еще немного денег. Жаль, что вы так поздно пришли.

— Почтенный благодетель, — сказал, низко склонившись, Трипитака, — я шел не на трапезу.

— Что же в таком случае привело вас сюда? — удивился старик.

— Я посланец Танского императора и иду из Китая в Индию за священными книгами, — отвечал Трипитака. — И вот, когда я прибыл сюда, наступил вечер. Услышав звуки гонга, я решил попросить вас пустить меня на ночлег. А завтра с рассветом я снова отправлюсь в путь.

— Почтенный монах! — воскликнул старик и даже руками замахал. — Разве вы не знаете, что человек, принявший монашеский обет, не должен лгать. До китайской империи пятьдесят четыре тысячи ли. Как же вы могли проделать этот путь сами?

— Вы совершенно правы, уважаемый благодетель, — сказал Трипитака. — Мне удалось добраться сюда лишь потому, что у меня есть три ученика, которые помогали мне перебираться через горы и реки, охраняли и оберегали меня на протяжении всего пути.

— А где же они сейчас, почему их нет с вами? — спросил старик. — Позовите их, пусть отдыхают.

— Ученики! — позвал Трипитака.

Как вы знаете, читатель, Сунь У-кун обладал неугомонным характером, Чжу Ба-цзе был груб и невежествен, а Ша-сэн — прост и неотесан. И вот, услышав, что их зовут, они, позабыв обо всем, опрометью кинулись во двор. Один тащил за собой коня, другой, нагруженный вещами, шел вприпрыжку. Увидев их, старик от страха упал на землю.

— Злые духи пришли, злые духи, — бормотал он.

— Почтенный благодетель, не бойтесь, — стал успокаивать его Трипитака. — Это не злые духи, а мои ученики.

— Как же так, — сказал, весь дрожа, старик, — у такого, как вы, благородного и почтенного на вид человека ученики — настоящие чудовища.

— Вы не смотрите, что у них не совсем приятный вид, — сказал Трипитака, — зато они умеют подчинять драконов и тигров и вылавливать и уничтожать злых духов.

Старик с недоверием отнесся к словам Трипитаки. Вместе они потихоньку вошли во двор. Между тем ученики Трипитаки уже успели привязать коня и, ворвавшись в приемную комнату, опустили на землю поклажу. В это время в приемной комнате находилось еще несколько монахов, которые нараспев читали молитвы.

— Эй вы, что вы там поете? — подняв морду, крикнул Чжу Ба-цзе.

Монахи взглянули на Чжу Ба-цзе и пришли в неописуемый ужас:

Глядя, как разбегаются монахи, Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн стали хлопать в ладоши и громко смеяться. Это еще больше напугало монахов: они ринулись прочь, спасая свою жизнь, налетая друг на друга и сталкиваясь лбами. Вскоре в помещении никого из них не осталось.

Между тем Трипитака вместе с хозяином вошел в приемную комнату, где было совершенно темно. Тут они услышали хохот учеников Трипитаки.

— Негодяи вы этакие, — стал ругать их Трипитака. — Что же вы безобразничаете? Разве поверит кто-нибудь, что я каждый день делаю вам наставления! Ведь еще в старину говорили: «Тот, кто добродетелен от природы — является святым человеком; кто становится добродетельным благодаря наставлениям — является мудрецом; тот же, на кого не действуют даже наставления, — является глупцом». Выходит, вы и есть глупцы. Вы как безумные ворвались во двор и перепугали нашего благодетеля, вы разогнали монахов, возносивших моления. Неужели вы не понимаете, что вина за все это ложится также и на меня?

Ученики до того сконфузились, что не нашлись даже, что ответить. Наконец старик убедился, что это действительно ученики Трипитаки.

— Ничего особенного не произошло, — сказал он, кланяясь Трипитаке. — Мы только что закончили моление, загасили фонари и роздали подаяние.

— В таком случае, — сказал Чжу Ба-цзе, — принесите нам остатки еды, предназначенные для жертвоприношения. Мы поедим и ляжем спать.

— Принесите сюда фонари! — крикнул старик.

Услышав это, люди, находившиеся в наружных помещениях, очень удивились.

— Да ведь там у них происходит моление и много свечей, — сказали они, — зачем же еще фонари понадобились?

Несколько слуг вышло из дому, и тут они убедились, что в приемной совершенно темно. Тогда они зажгли фонари и прошли туда. Однако, увидев Чжу Ба-цзе и Ша-сэна, они со страху побросали фонари и опрометью бросились обратно, захлопнув за собой дверь.

— Злые духи явились! — кричали они на бегу.

Тогда Сунь У-кун поднял с земли фонарь, затем зажег свечи и, притащив кресло, пригласил Трипитаку занять почетное место. По сторонам от него уселись его ученики. Напротив сел старик хозяин. В тот момент, когда они беседовали, раздался стук двери и из дома, опираясь на посох, вышел еще один старец.

— Что за черти появились ночью в нашем добропорядочном доме? — спросил он.

Тогда первый старец поспешно поднялся со своего места и, идя навстречу пришедшему, ответил:

— Успокойся, брат, это не злые духи, а преподобный монах из Китая — империи Танов, который идет за священными книгами. И хотя его ученики на вид довольно безобразны, люди они хорошие.

Тогда второй старец положил свой посох и, поклонившись гостям, приветствовал их. Когда церемония приветствий была окончена, он распорядился, чтобы принесли чай и кушанья. Однако, несмотря на то что он отдавал свое приказание несколько раз, дрожавшие от страха слуги так и не осмеливались накрывать на стол.

— Почему это ваши слуги ходят взад и вперед? — не вытерпев, спросил Чжу Ба-цзе.

— Я позвал их, чтобы они подали вам кушанья, почтенные отцы, — отвечал хозяин.

— И сколько человек будет нам прислуживать? — поинтересовался Чжу Ба-цзе.

— Восемь, — последовал ответ.

— Кого же они будут обслуживать? — продолжал допытываться Чжу Ба-цзе.

— Да всех вас, — отвечал хозяин.

— Ну, для того чтобы обслужить вон того, белолицего учителя, потребуется всего один человек, — сказал тогда Чжу Ба-цзе. — Для того чтобы обслужить этого заросшего волосами и похожего на Бога грома, нужно не меньше двух человек. Для того, со зловещим лицом, необходимо восемь человек. Ну, а для меня одного, — все двадцать.

— Можно подумать, что у вас огромный аппетит, — сказал хозяин.

— Боюсь, что им всем не управиться, — отвечал Чжу Ба-цзе.

— Ну, не бойтесь, люди у нас найдутся, — произнес хозяин.

На его зов явилось человек сорок взрослых и подростков.

Между тем разговор старика с гостями успокоил обитателей дома, и они перестали бояться. Они принесли и поставили на почетное место стол для Трипитаки, по бокам — три стола для его учеников, а один стол, за который сели оба хозяина, поставили против стола Трипитаки. Вначале были поданы фрукты и овощные блюда, затем принесли пампушки, вареный рис и приправы. Перед тем как приступить к трапезе, Трипитака встал и, подняв палочки, стал читать молитву. Дурень, который был жадным до еды да вдобавок к тому еще сильно проголодался, не мог дождаться, пока Трипитака кончит молитву. Пододвинув к себе большую деревянную чашку, покрытую красным лаком, наполненную рисом, он опрокинул ее в рот.

— Этот почтенный монах ничего не соображает, — сказал стоявший рядом подросток-слуга. — Если бы он спрятал пампушку, это бы еще ничего. А рисом ведь он перепачкает всю одежду.

— Да ничего я не прятал, — отвечал, хитро улыбаясь, Чжу Ба-цзе. — Я съел всю чашку.

— Ты и рта не открывал, — сказал работник. — Как же ты мог съесть ее?

— Глупости вы говорите, — сказал Чжу Ба-цзе. — Если не верите, смотрите, как я это делаю.

Тогда работник наполнил еще одну чашку и передал ее Чжу Ба-цзе. Дурень, как и в первый раз, опрокинул ее прямо в рот.

— Почтенный отец, — сказали изумленные слуги, — да что у тебя горло полированным кирпичом, что ли, выложено, что пища проходит, как по маслу, без малейшей задержки.

Пока Трипитака читал молитву, Чжу Ба-цзе уничтожил таким образом чашек шесть риса. И только после того как молитва была прочитана, он взял палочки и принялся за еду наравне со всеми. Дурень пожирал все, что перед ним было. Он без разбора сгребал рис, пампушки, фрукты и прочую еду, и все это запихивал себе в рот.

— Давай, подбавляй, накладывай, — только покрикивал он. — Что-то вы плохо подносите.

— Мудрый брат мой, — сказал тут Сунь У-кун. — Тебе бы не следовало жадничать. Ведь лучше быть сытым наполовину, чем голодать, что мы вынуждены были бы испытать, если бы остановились на ночлег в горах.

— Молчи ты, морда, — отмахнулся Чжу Ба-цзе. — Ведь недаром говорится: «Чем кормить монахов не досыта, лучше быть заживо погребенным».

— Не обращайте на него внимания и убирайте со стола, — сказал Сунь У-кун.

— Мы не станем скрывать от вас, почтенные монахи, — молвили тогда с поклоном хозяева. — Пришли бы вы днем, все было бы в порядке. Мы могли бы накормить не меньше ста человек, даже с таким аппетитом, как у этого почтенного монаха. Но вы опоздали. Мы собрали остатки, сварили пампушки всего из одного даня муки, пять доу риса и приготовили немного закусок. Мы хотели угостить своих соседей и накормить наших монахов. Но, когда вы появились, от страха все монахи разбежались, и мы не решились пригласить даже ближайших соседей. Все, что было у нас приготовлено, мы преподнесли вам. Если вы голодны, можно распорядиться, чтобы приготовили еще.

— Конечно, распорядитесь! — сказал Чжу Ба-цзе.

Когда со стола была убрана посуда, Трипитака поклонился хозяевам и поблагодарил их за угощение.

— Разрешите спросить, как ваша фамилия? — обратился он к хозяевам.

— Наша фамилия Чэнь, — отвечали те.

— Так мы с вами однофамильцы, — сложив ладони рук и почтительно кланяясь, молвил Трипитака.

— Разве ваша фамилия тоже Чэнь, почтенный отец? — удивились хозяева.

— Да, — отвечал Трипитака. — В миру моя фамилия была Чэнь. Скажите, пожалуйста, по какому случаю у вас сегодня было устроено богослужение?

— Об этом не стоит спрашивать, учитель, — сказал смеясь Чжу Ба-цзе. — Известно, что богослужения устраиваются либо о ниспослании урожая, либо в честь окончания бедствия, либо в память об умершем.

— Нет, у нас тут совсем другое, — отвечал хозяин.

— По какому же случаю вы устроили трапезу? — продолжал допытываться Трипитака.

— Это богослужение было совершено в память о том, кто должен скоро умереть.

Услышав это, Чжу Ба-цзе так и покатился со смеху.

— Ну, и шутник же вы, почтенный дедушка, — сказал он. — Мы сами непревзойденные обманщики, а вы хотите провести нас такими пустяками! Да разве монахам неизвестно, по какому случаю устраиваются богослужения? Можно при жизни совершать богослужения и сжигать различные предметы для того, чтобы переселившийся в загробный мир не испытывал ни в чем недостатка на том свете, а также богослужения для предварительной оплаты возможных грехов. Но как можно совершать богослужения в память о том, кто еще не умер?

«Да этот Дурень не так уж глуп», — с одобрением подумал Сунь У-кун и сказал:

— Вы что-то, почтенный отец, путаете. Как же можно совершать заупокойное богослужение по еще не умершему человеку?

— Вы лучше скажите нам, — молвили кланяясь хозяева, — почему вы не пошли прямым путем, а завернули к нам?

— Мы шли прямой дорогой, — отвечал Сунь У-кун, — но когда приблизились к реке, то увидели, что переправиться через нее не сможем. Тут мы услышали звуки гонга и барабанный бой, и вот пришли к вашему дому, чтобы попроситься переночевать.

— А вы ничего не заметили на берегу? — спросил хозяин.

— Мы видели там каменную плиту, — отвечал Сунь У-кун, — на которой вверху написано: «Река, Достигающая неба», а внизу: «Ширина реки восемьсот ли. Лишь немногим удалось перейти ее». Больше мы ничего не видели.

— Повыше этого места, на расстоянии примерно одного ли, стоит храм князя Божественного влияния. Вы не видели его?

— Не видели, — сказал Сунь У-кун. — Расскажите, пожалуйста, что это за князь.

— О почтенные отцы! — в один голос воскликнули оба старца со слезами на глазах.

— Раз он посылает вам благодатный дождь и счастливые облака, значит, он добр. Почему же вы так расстраиваетесь, вспоминая о нем?

— Почтенные отцы! — воскликнули старцы, топая от горя ногами и колотя себя в грудь.

— Совершенно верно, — подтвердил старик.

— И сейчас, видимо, наступила очередь вашей семьи? — спросил Сунь У-кун.

— Да, в этом году наступила наша очередь, — подтвердил старик. — Наше селение насчитывает сто дворов, называется оно Чэньцзячжуан и входит в уезд Юаньхуэй, государства Чэчиго. Этот князь требует, чтобы каждый год ему приносили в жертву мальчика, девочку, свинью, барана и жертвенное вино. Все это он сразу поедает, а взамен этого посылает нам хорошую погоду и благодатный дождь. Если же не принести ему жертву, он обрушит на нас всякие бедствия.

— А сколько у вас сыновей?— поинтересовался Сунь У-кун.

— О горе, горе! Заговорив о сыновьях, вы заставляете меня пылать от стыда! — воскликнул в ответ хозяин. — Мы с братом уже старики. Зовут брата Чэнь Цин, ему пятьдесят восемь лет, мое имя — Чэнь Дэн. Мне шестьдесят три года. В наши годы, конечно, трудно иметь детей. Мне было пятьдесят лет, а сына я все не имел. Тогда мои родные и друзья уговорили меня взять наложницу. Я с большой неохотой сделал это, и вот у меня родилась дочь. В этом году девочке пошел восьмой год. Зовут ее И Чэн-цзинь.

— Какое дорогое имя, — заметил Чжу Ба-цзе. — Почему же это ее так назвали?

— Не имея долгое время детей, — отвечал старик, — я решил заняться добрыми делами: строил мосты и дороги, сооружал кумирни и пагоды, делал подаяния монахам. Все эти расходы я записывал. И оказалось, что к моменту рождения дочери я израсходовал всего тридцать цзиней золота, что и составляет один безмен. Вот почему ее и назвали И Чэн-цзинь — Один безмен золота.

— А мальчик чей? — спросил Сунь У-кун.

— Мальчик — моего брата, — отвечал хозяин. — Он тоже рожден от наложницы. В этом году ему исполнилось семь лет и зовут его Чэнь Гуань-бао.

— А почему его так назвали? — поинтересовался Сунь У-кун.

— У них в доме есть изображение бога Гуань, — отвечал хозяин, — а так как они обращались к этому богу с молитвами о ниспослании им сына, то малыша и назвали Гуань-бао. Если сложить мои годы и годы брата — получится сто двадцать лет, а у нас всего только эти двое ребят. И на наше горе очередь приносить жертву дошла до нас. Мы, конечно, не смеем ослушаться. Теперь вы должны понять, какие чувства мы испытываем, теряя своих детей. Вот почему наше сегодняшнее богослужение называется «предварительная заупокойная служба».

Выслушав эту печальную историю, Трипитака не удержался и заплакал.

— Еще древние люди говорили: «Слива Хуан-мэй не опадает, а опадает слива Цин-мэй. Небо наказывает тех, у кого нет детей».

— Разрешите мне спросить вас, почтенный хозяин, — вступил тут в разговор Сунь У-кун. — Много у вас добра?

— Да кое-что есть, — отвечал хозяин. — Одних поливных земель у нас циней пятьдесят да богарных семьдесят. Кроме того, у нас около ста пастбищ, триста буйволов да около тридцати голов мулов и лошадей. Ну, а свиней, овец, кур и гусей не перечесть. Запасов зерна в наших амбарах нам не съесть. Одежды не сносить. Словом, добра у нас достаточно.

— Ну что ж, в таком случае пеняйте сами на себя. Нельзя быть такими скрягами.

— Почему вы считаете, что мы скряги? — удивился хозяин.

— Совершенно непонятно, — продолжал Сунь У-кун, — почему при таком состоянии вы жертвуете своими детьми? За- тратив пятьдесят лян серебра, вы смогли бы купить мальчика, а затратив еще сто лян — и девочку. Если считать со всеми дополнительными расходами, то на все это ушло бы не более двухсот лян, зато вы сохранили бы своих детей. Разве плохо оставить после себя потомство?

— Почтенный отец, — отвечали хозяева со слезами на глазах. — Вы даже не знаете, что у нас тут творится. Этот дух очень хитер. Он часто появляется у нас в деревне.

— Может быть, вы скажете нам, как он выглядит? — спросил Сунь У-кун. — Он высокий или маленького роста?

— Мы никогда его не видели, — отвечали старики. — Но как только налетает порыв ветра, насыщенный ароматом, мы знаем, что это явился наш повелитель. Тогда мы поспешно возжигаем благовония — и все, от мала до велика, совершаем поклоны. Этот дух прекрасно знает все, что происходит у нас в деревне. Он знает даже день рождения каждого человека и принимает в жертву только наших детей. Мы готовы потратить не то что двести — триста, а несколько тысяч лян для того, чтобы найти детей, похожих на наших и такого же роста. Но ведь таких нигде не найдешь.

— Ну вот что, — сказал Сунь У-кун. — Нельзя ли привести сюда ваших детей? Я хотел бы взглянуть на них.

Брат хозяина, Чэнь Цин, поспешил в дом и вынес на руках Гуань-бао, поставив его перед фонарем. Мальчик, не подозревая, какая его ждет участь, бегал, прыгал, резвился и прятал фрукты в рукава. Сунь У-кун взглянул на мальчика, произнес заклинание и, встряхнувшись, превратился в его точную копию. Оба мальчика, взявшись за руки, стали прыгать и играть. Это превращение так испугало стариков, что они тут же повалились на колени.

— Ну, что вы, что вы, почтенные господа, — сказал Трипитака. — Не унижайте себя!

— Ведь я только что разговаривал с этим почтенным мо нахом, — сказал хозяин, — как же он успел превратиться в точную копию моего сына? На мой зов они оба бегут ко мне. Нет, это невероятно! Пожалуйста, примите свой настоящий вид!

Сунь У-кун потер щеки и принял свой обычный вид.

— Почтенный господин, — сказали хозяева, опустившись на колени перед Сунь У-куном. — Какой удивительной силой вы обладаете!

— Ну как, был я похож на вашего сына? — спросил Сунь У-кун.

— Совершенно похожи, точная копия, — воскликнул хо- зяин. — И лицо, и голос, и одежда, и рост — все как у него.

— Это еще не все, — сказал Сунь У-кун. — Если бы вы взвесили нас, то убедились бы, что и вес у нас одинаков.

— Мы нисколько не сомневаемся в этом, — сказал хозяин.

— Как вы думаете, — спросил Сунь У-кун, — сойду я за жертву?

— Несомненно, — сказали хозяева.

— Тогда я спасу этого мальчика, — сказал Сунь У-кун, — и оставлю вам потомка: пусть он возжигает благовония и совершает жертвоприношения предкам. Я готов стать жертвой этого духа.

— Почтенный отец! — воскликнул, земно кланяясь, Чэнь Цин. — Если вы действительно решились оказать мне такую милость, я дам вашему учителю тысячу лян серебра на дорожные расходы.

— А меня чем вы отблагодарите? — спросил Сунь У-кун.

— Но если вы решили принести себя в жертву, — сказал старик, — значит, вас не будет в живых?

— Как так не будет?

— Да вас же съест дух.

— Вы думаете, он посмеет съесть меня?

— Если не съест, так только потому, что от вас исходит дурной запах, — сказал хозяин.

— Ну, пусть на то будет воля неба, — торжественно произнес Сунь У-кун. — Если он съест меня, значит, мне суждено безвременно умереть; не съест — значит, счастье мое.

Чэнь Цин от радости только отбивал поклоны и выразил желание прибавить еще пятьсот лян серебра. Между тем Чэнь Дэн, прислонясь к двери, горько плакал.

— Почему же вы не благодарите? — спросил его Сунь У-кун, поняв его состояние. — Вам тяжело расстаться с дочерью?

— Да, мне трудно примириться с этой утратой, — сказал старик, опускаясь на колени перед Сунь У-куном. — Мы очень благодарны вам, почтенный учитель, за то, что вы согласились спасти моего племянника. Но мне тяжело, ведь у меня единственная дочь, и, когда я умру, некому будет даже оплакивать меня у гроба.

— Тогда вот что, — сказал Сунь У-кун. — Идите сейчас же и сварите еще пять доу риса, приготовьте хорошие овощные закуски и преподнесите все это вон тому монаху с длинной мордой. Я думаю, что после этого он согласится принять образ вашей дочери, и мы вместе с ним отправимся на съедение духу. Таким образом мы совершим акт добродетели и спасем ваших детей. Что вы на это скажете?

Чжу Ба-цзе пришел в полное смятение.

— Дорогой брат! — воскликнул он. — Ты можешь рисковать своей жизнью. Но меня, пожалуйста, оставь в покое и не впутывай в свои проделки.

— Мой мудрый брат, — отвечал ему Сунь У-кун. — Пословица гласит: «Даже курица должна заработать себе на пропитание». Нас здесь хорошо приняли, отлично угостили. И вместо того чтобы кричать, будто ты не насытился, ты бы лучше помог их беде.

— Дорогой брат, — возразил Чжу Ба-цзе, — я вовсе не обладаю искусством превращений.

— Как же так, — произнес Сунь У-кун, — ведь ты можешь принимать тридцать шесть видов.

— Чжу Ба-цзе, — вступил тут в разговор Трипитака, — Сунь У-кун рассуждает правильно. Ведь недаром говорится, что: «Спасти жизнь человека — лучше, чем построить семиярусную пагоду». Своим поступком ты, во-первых, отблагодаришь хозяев, и, кроме того, совершишь доброе дело, которое зачтется тебе в будущей -жизни. К тому же делать тебе сегодня ночью нечего, и для вас с Сунь У-куном это будет приятной прогулкой.

— Да что вы говорите, учитель, — воскликнул Чжу Ба-цзе. — Я могу превратиться в гору, дерево, камень, в паршивого слона, в буйвола, в какого-нибудь толстяка. Но принять вид маленькой девочки очень трудно.

— Не верьте ему, почтенные люди, — сказал Сунь У-кун. — Приведите-ка сюда малютку, мы посмотрим.

Чэнь Дэн поспешил в дом и вскоре вернулся с дочерью на руках. Вместе с ним пришла его жена и домочадцы. И старые и малые опустились на колени и стали отбивать поклоны, умоляя спасти И Чэн-цзинь. Голова девочки была украшена диадемой бирюзового цвета с жемчужными подвесками. Одета она была в куртку из золотистого шелка, зеленую атласную накидку со стоячим воротником, расшитым узорами в виде шашечной доски и юбку из цветастого шелка. На ногах были розовые атласные туфельки с носками в виде головы жабы. Шелковые панталоны были расшиты золотом. Она так же, как и двоюродный брат, стала тут же лакомиться фруктами.

— Ну вот, Чжу Ба-цзе, тебе девочка, — сказал Сунь У-кун. — Принимай поскорее ее вид, и мы отправимся к вол- шебнику.

— Дорогой брат, — взмолился Чжу Ба-цзе. — Разве могу я превратиться в такое изящное, прелестное существо?

— Поторапливайся! — прикрикнул на него Сунь У-кун. — Не заставляй меня пускать в ход свой посох!

— Не дерись, брат, — взмолился Чжу Ба-цзе. — Я сейчас попробую, посмотрим что получится.

Он поспешно произнес заклинание и, покачав головой, крикнул:

— Изменись!

В тот же момент голова его превратилась в точную копию головы девочки. Но его огромный живот остался таким же и портил всю картину.

— Ну, давай, давай дальше! — смеясь кричал Сунь У-кун.

— Ты можешь бить меня, если тебе угодно, — сказал Чжу Ба-цзе, — но больше я ничего не могу сделать.

— Да ведь не можешь же ты оставаться с головой девочки и телом монаха, — сказал Сунь У-кун. — Хорошенькое дело — ни мужчина, ни женщина. Ну-ка, давай я попробую что-нибудь сделать.

Он дунул на Чжу Ба-цзе, и тот сразу же превратился в точную копию девочки.

— Ну, почтенные хозяева, — сказал Сунь У-кун, — чтобы вы не перепутали нас с вашими детьми, уведите их отсюда и домочадцев тоже. Дайте им фруктов, пусть едят, и следите за тем, чтобы они не плакали. Если дух услышит их голоса — все пропало. Он будет готов выступить против нас.

После этого наш чудесный Мудрец приказал Ша-сэну хорошенько охранять Танского монаха.

— Вы как, связываете жертву по рукам и ногам или же ноги оставляете свободными? Зажариваете ее или рубите на куски?

— Дорогой брат, — взмолился Чжу Ба-цзе, — перестань издеваться надо мной. Я ведь не обладаю такими способностями, как ты.

— Что вы, что вы, — сказал хозяин. — Мы ничего подобного не будем делать. Мы возьмем два больших покрытых красным лаком блюда и попросим вас сесть на них. Затем эти блюда поставим на стол, и слуги унесут этот стол в кумирню.

— Ну вот и чудесно, — произнес Сунь У-кун. — Несите блюда, посмотрим, что из этого получится.

Хозяева приказали принести блюда, и Сунь У-кун с Чжу Ба-цзе уселись на них. Затем слуги взяли столы, вынесли их во двор, поносили немного и вернулись с ними в зал.

— Ну что, брат Чжу Ба-цзе, — сказал, довольный, Сунь У-кун. — Если нас будут носить с таким почетом, мы будем, пожалуй, главными монахами.

— Если бы нас только выносили и приносили, — сказал на это Чжу Ба-цзе, — я согласился бы, чтобы это продолжалось до утра. Но нас ведь понесут в кумирню на съедение, а это не шутка!

— Ты хорошенько следи за мной, — наказывал Сунь У-кун. — Как только он примется за меня, беги.

— Да ведь мы не знаем, кого он раньше будет есть, — сказал Чжу Ба-цзе. — Хорошо, если он начинает с мальчиков, тогда я смогу убежать. А если он вначале ест девочек, тогда что делать?

— В прошлые годы, — сказал тут хозяин, — некоторые смельчаки отважились пробраться за кумирню или спрятаться там под жертвенным столом. Так вот они видели, что он вначале ест мальчиков, а затем уж принимается за девочек.

— В таком случае мне повезло, — обрадовался Чжу Ба-цзе.

В этот момент снаружи послышался бой барабанов и удары в гонг, засверкали огни. Кто-то открыл ворота и крикнул:

— Выносите мальчика и девочку!

Хозяева разразились рыданиями. Четверо слуг подняли столы и понесли их прочь.

Если вам интересно узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.