Blog

— Мы приближаемся к городу, — сказал он. — Уже отсюда слышно, какой он шумный. Видимо, это главный город женского царства Силян. Будьте начеку и ведите себя по всем правилам приличия. Ни в коем случае не допускайте разнузданности и легкомыслия, чтобы не уронить свое монашеское достоинство.

Все трое обещали строго соблюдать его приказание.

Вскоре они прибыли к восточной заставе города. Все, кто попадался им на пути, были в длинных юбках и коротких кофтах, с напудренными лицами и напомаженными волосами. Вскоре они убедились, что здесь и старые и малые — все поголовно женщины. По обеим сторонам улицы шла бойкая торговля на лотках. Завидев проходивших мимо четверых монахов, и торговки и покупательницы разом захлопали в ладоши и стали весело кричать:

— Людское семя явилось! Людское семя явилось!

Эти крики всполошили Танского монаха, который протискивался сквозь толпу. Но не тут-то было. Женщины запрудили всю улицу. Кругом раздавались веселые голоса, смех, шутки. Чжу Ба-цзе стал зычным голосом кричать, чтобы рассеять толпу.

— Продается свинья! Продается свинья! Я и есть свинья, которая продается!

Сунь У-кун остановил его:

— Братец! Перестань молоть чепуху. Лучше покажи им свою настоящую рожу да напугай их.

Чжу Ба-цзе два раза мотнул головой, поставил торчком свои уши, огромные, как листья лопуха, зачмокал своими вытянутыми губами, величиной с листья лотоса, и так страшно захрюкал, что женщины от страха шарахнулись в сторону, а некоторые даже попадали на землю и поползли.

Вот вам, читатель, стихи, которые подтверждают наш рассказ:

Испуганные женщины больше не осмеливались приближаться к путникам и лишь издали наблюдали за ними. От страха одни из них щипали руки и терли бока, другие трясли головой или кусали ногти. Они стояли плотными шеренгами по краям улицы, преисполненные страха и трепета, и не сводили любопытных глаз с Танского монаха.

Сунь У-кун тоже принял безобразный облик и, пугая женщин, пробивал дорогу в толпе. Ша-сэн превратился в тигра и поддерживал своих спутников. Чжу Ба-цзе, ведя за собой коня, выпятил морду и хлопал ушами. Так наши странники двигались вперед, как вдруг увидели ровный ряд домов. То были торговые ряды, лабазы с солью и крупой, там же находились чайные и питейные заведения, таможня со сторожевой вышкой, где били в барабаны и трубили в рога, склады для товаров, беседки, украшенные флагами, постоялые дворы с расшитыми занавесками на раскрытых дверях.

Наставник и его ученики завернули за угол, но им неожиданно преградила путь какая-то женщина-чиновник, которая властным тоном сказала:

— Путникам из дальних стран не дозволяется самовольно входить в городские ворота. Пожалуйте в помещение почтового стана, где ваши имена запишут в книги, доложат о вашем прибытии государыне, проверят ваше дорожное свидетельство и тогда только разрешат дальнейший путь.

Танский монах слез с коня и стал осматривать все вокруг.

Он увидел здание ямыня, над воротами которого висела большая доска с надписью: «Почтовая станция «Встреча с мужским началом».

— Гляди-ка, Сунь У-кун! — сказал он. — А ведь женщины сказали нам сущую правду. Оказывается, что такая станция действительно есть.

Ша-сэн засмеялся.

— Ну-ка, Чжу Ба-цзе!— проговорил он сквозь смех, — пойди поищи родник Отражающий утробу и посмотрись в него. Не появится ли от тебя двойная тень?

— Полно тебе дурачиться, — огрызнулся Чжу Ба-цзе, — после того как я выпил чудодейственной воды, меня так прочистило, что от плода и духу не осталось. Чего же мне смотреть в родник?

Танский монах одернул Чжу Ба-цзе:

— Будь осторожен в словах.

Затем, сделав шаг вперед, Танский монах поклонился женщине-чиновнику, которая сразу же провела путников в парадное помещение, усадила их там и велела подать им чаю.

В ожидании чая путники с интересом разглядывали служительниц с длинными косами, в кофточках и юбках. Подавальщицы чая со смехом поднесли фарфоровые чашечки. После того как путники напились чаю, женщина-чиновник стала спрашивать их:

— Вы откуда путь держите?

Сунь У-кун отвечал:

— Мы — посланцы из восточных земель, и послал нас император великого царства Тан. Направляемся мы на Запад — поклониться Будде и попросить у него священные книги. Нас ведет духовный наставник наш, Танский монах Сюань-цзан, названый брат самого императора. Я — его старший ученик и последователь. Зовут меня Сунь У-кун. А эти двое — тоже ученики и последователи наставника. Одного зовут Чжу Ба-цзе, а другого — Ша-сэн. С нами еще белый конь, так что всего нас пятеро. Проходное свидетельство у нас при себе. Вот прошу ознакомиться, проверить и пропустить нас.

Женщина-чиновник записала в книгу все, что ей сообщил Сунь У-кун, а затем поднялась со своего места, сошла вниз и совершила земной поклон.

— О уважаемый сударь! Прошу прощения за мою вину, — молвила она. — Я смотрительница почтовой станции «Встреча с мужским началом», мне надо было выйти навстречу вам, нашему почетному гостю, и воздать должные почести, но я не знала, что вы из великого государства.

Закончив церемонию приветствия, она поднялась с земли и велела своим прислужницам немедленно приготовить самое изысканное угощение. Затем, обращаясь к путникам, сказала:

— Многоуважаемые гости! Прошу вас чувствовать себя здесь как дома. Я ненадолго покину вас и доложу о вашем прибытии своей повелительнице — государыне царства Силян, чтобы вам немедленно обменяли проходное свидетельство и вы смогли бы продолжать свой путь.

Танский монах поблагодарил женщину за внимание, и они расселись, ожидая ответа. Здесь мы пока расстанемся с ними.

Смотрительница почтовой станции оправила свои одежды и головной убор, вошла в город и остановилась у высокого здания, носившего название «Терем пяти фениксов». Подойдя к старшему из евнухов, охранявших ворота, она сказала ему: — Я смотрительница почтовой станции Встреча с мужским началом, мне нужно доложить государыне о важном деле.

Евнух тотчас же отправился с докладом. Царица повелела впустить смотрительницу в свои покои.

— С каким делом ты явилась ко мне?— спросила государыня.

— Твоя нижайшая служанка — смотрительница почтовой станции только что приняла названого брата императора Танского государства из восточных земель праведного монаха Сюань-цзана с тремя учениками его: Сунь У-куном, Чжу Ба-цзе Ша-сэном. Есть у них еще конь, всех их пятеро. Они направляются на Запад к Будде за священными книгами. Вот я и пришла спросить тебя, моя повелительница, можно ли обменять им проходное свидетельство и разрешить следовать дальше.

Услышав это сообщение, государыня очень обрадовалась и обратилась к своей свите, состоящей из военных и гражданских чинов женского пола.

— Послушайте! Мне ночью приснился сои, будто моя золотая ширма вдруг стала искриться всеми цветами радуги, а яшмовое зеркало начало излучать яркий свет. Несомненно, все это было счастливое предзнаменование на сегодняшний день.

Стоявшие у ее трона военные и гражданские чины отвесили низкий поклон и кто-то из них спросил:

— О повелительница наша! Поведай нам, почему ты решила, что твой сон служит счастливым предзнаменованием на сегодняшний день?

— К нам прибыл мужчина из восточных земель, названый брат императора государства Тан. В наше царство со дня сотворения мира, когда первоначальный хаос впервые разделился на небо и землю, ни разу еще не приходил мужчина. А сколько уже прошло веков! И вот сегодня явился названый брат Танского императора. Не иначе как само небо послало его нам в дар. Я готова отдать ему все богатства моего царства, только бы он согласился стать нашим государем. Я с радостью уступлю ему бразды правления и буду только его женой — государыней. Мы соединимся с ним брачными узами, я стану рожать ему детей, которые навеки будут наследовать наше царство. Ну, посудите сами, разве не таково было счастливое предзнаменование на сегодняшний день?

Все чины, и военные и гражданские, пришли в неописуемую радость и стали бурно выражать свой восторг.

Затем смотрительница почтовой станции снова обратилась к государыне:

— О повелительница! Твое мудрое решение сулит благо на многие лета твоему царственному дому, — сказала она. — Но как быть с тремя спутниками твоего избранника? Уж очень они безобразны на вид, совсем не подходят для твоего двора.

— Чем же они безобразны? — заинтересовалась государыня. — Ну-ка, опиши мне наружность каждого из них, начиная с наставника, названого брата Танского императора!

— У Танского монаха очень величественный вид, — начала смотрительница, — он обладает прекрасными манерами, храбр и мужествен. Он настоящий мужчина, такой, каким должен быть подданный Серединного цветущего государства, находящегося на большом материке Джамбудвипа, к югу от горы Сумеру. Но ученики его, их трое, ужасны на вид, — сущие дьяволы.

— В таком случае, — сказала государыня, — почему бы их не разделить? Выдать троим подорожную, пусть отправляются на Запад, а Танского монаха оставить здесь.

Все чины — и военные и гражданские — снова пришли в восторг. А одна из сановниц обратилась к государыне:

— Твои слова, о повелительница, мудры и справедливы, и все мы готовы выполнить любое твое повеление, но в таком деле без сватовства не обойтись. Еще в древности говорили: «Брачный союз скрепляется красным листком, а новобрачных связывает красным шнурком Подлунный старец».

Государыня, не задумываясь, отвечала:

— Пусть будет по-вашему. Повелеваю старшей придворной советнице и наставнице быть нашей свахой, а смотрительнице почтовой станции Встреча с мужским началом быть распорядительницей на нашей свадьбе. Отправляйтесь на станцию и предложите Танскому монаху Сюань-цзану породниться со мною. Если он согласится, я выеду за городские ворота, чтобы встретить его как жениха.

Старшая советница вместе со смотрительницей почтовой станции тотчас покинули зал и отправились выполнять повеление.

В это время Танский монах и его спутники находились в парадном помещении почтовой станции и с аппетитом закусывали.

Вдруг они услышали, что кто-то снаружи доложил:

— Прибыла старшая придворная советница вместе с нашей начальницей!

Танский монах встревожился:

— Чего ради пожаловала сюда придворная советница?

— Не иначе как государыня пожелала пригласить нас к себе, — сказал Чжу Ба-цзе.

— Зачем ей нас приглашать? — вмешался тут Сунь У-кун. — Просто она решила породниться с нами.

Танский монах еще больше встревожился:

— А что, если ты правду говоришь и нас отсюда не выпустят, а заставят жениться, что мы будем делать?

— Если вас будут сватать, — отвечал Сунь У-кун, — соглашайтесь, а я знаю, что делать.

Не успел он договорить, как вошли обе женщины: придворная советница и смотрительница станции. Они низко поклонились Танскому монаху. Тот в свою очередь ответил почтительными поклонами и молвил:

— Я смиренный монах, отрешившийся от мирских сует, не знаю, за какие заслуги удостоен вашим вниманием и выражением столь высокого почтения?

Придворная советница с ног до головы оглядела Танского монаха и нашла, что он очень хорош собой. «Нашему царству действительно повезло! Этот монах вполне годится в мужья нашей государыне», — с радостью подумала она.

Закончив церемониальные поклоны, женщины поднялись с земли и встали по обе стороны Танского монаха.

— Милостивый сударь! Великая радость ожидает тебя!— торжественно произнесли они в один голос.

— Я не мирянин, — с отчаянием в голосе отвечал Сюань-цзан. — Какая же радость может ожидать меня?

Поклонившись в пояс, придворная советница объяснила цель своего прихода:

— Вы находитесь сейчас в женском царстве Силян, в которое еще никогда не заходил ни один мужчина. И вот, наконец, вы, брат Танского императора, со своими спутниками осчастливили нашу страну своим посещением. Я получила повеление явиться к вам и выразить желание моей государыни породниться с вами.

— О, я счастлив!—воскликнул Сюань-цзан. — Я бедный, одинокий монах, и прибыл в эту благодатную страну, сопровождаемый не сыновьями и не дочерьми, а этими тремя упрямыми учениками. Кого же из них удостоит государыня чести быть ее избранником?

— Я — ваша покорная слуга, — отвечала смотрительница почтовой станции, — только что была во дворце и докладывала о вас моей повелительнице. Она, ликуя, поведала нам о том, что ночью ей приснился сон, будто ее золотая ширма стала искриться всеми цветами радуги, а яшмовое зеркало начало излучать яркий свет. И вот, когда она узнала, что вы названый брат императора Серединного цветущего государства, то сразу же изъявила желание отдать вам все свои богатства и стать вашей женой, дабы вы приняли бразды правления и взошли на престол. Ничего, кроме этого, она не желает. Она повелела нашей старшей советнице прибыть сюда в качестве свахи, а мне поручила быть распорядительницей на свадьбе. Теперь вы знаете, какова цель нашего прибытия к вам. Ждем вашего ответа, милостивый государь.

Выслушав все это, Танский монах поник головой и молчал.

Старшая советница стала уговаривать его:

— Великий муж!—молвила она. — Вам привалило огромное счастье и упустить его никак нельзя. Войти в дом зятем дело не хитрое, но получить за это богатства целого государства, такое не с каждым случается. Прошу вас, дайте поскорей свое согласие, чтобы можно было доложить об этом нашей повелительнице.

При этих словах Танский монах просто онемел.

Тут Чжу Ба-цзе, стоявший в сторонке, вдруг выпятил свое свиное рыло и заорал:

— Послушай, ты, советница! Ступай скорее к своей государыне и объясни ей, что наш наставник давно уже стал праведником и приверженцем Будды, носящим священное звание архата. Ему не нужны никакие богатства, и ни одна красавица мира не сможет пленить его. Живей выправляйте наше проходное свидетельство и отпустите нашего наставника на Запад, а я охотно останусь здесь и буду мужем государыни. Ну, что скажешь на это?

Советница пришла в ужас и, дрожа от страха, не знала, что отвечать. Смотрительница почтовой станции сказала:

— Ты хотя и мужского пола, но так страшен и безобразен, что наверняка не понравишься нашей государыне.

Чжу Ба-цзе расхохотался и сказал:

— Ты, видно, ничего не смыслишь в превращениях. Слы- хала ли ты о том, что «умелый мужик даже из толстой коры ивы сплетет сито, а из тонкой — ведро», кому на свете в голову придет судить о том, красив ли он?

— Дурень! — осадил его Сунь У-кун внушительным тоном, — перестань молоть чепуху. Предоставь нашему наставнику поступить так, как он пожелает. Если он согласен, хорошо, а не согласен — ничего не поделаешь. Не надо задерживать свах.

— Посоветуй же мне, — умоляющим тоном произнес Танский монах, обращаясь к Сунь У-куну, — как быть?

— По-моему, — отвечал Сунь У-кун, — тебе, учитель, здесь будет хорошо. С давних времен говорится: «Те, кого связывают брачные узы, соединятся вместе, хотя бы их разделяло расстояние в тысячу ли». Где еще найдешь такое хорошее место?

— Братья, — с отчаянием в голосе промолвил Танский монах, — а кто же отправится на Запад за священными книгами, если мы останемся здесь, обольщенные богатством и знатностью? Не навлечем ли мы беду на императора Танского государства, который ждет не дождется нашего возвращения?

— О милостивый сударь мой!— вкрадчивым голосом сказала советница. — Я, ваша ничтожная раба, не осмелюсь скрыть от вас повеления моей государыни. Она хочет породниться именно с вами, названым братом Танского императора. А вашим ученикам она хочет выдать после свадебного пира довольствие и проходное свидетельство, чтобы они могли совершить путешествие на Запад и получить там священные книги.

Услышав это, Сунь У-кун встрепенулся и сказал:

— Высокочтимая советница! Ваши слова поистине справедливы и нам не следует противиться желанию государыни. Мы охотно оставим нашего наставника в мужья вашей государыне, только поскорей выпишите нам проходное свидетельство, чтобы мы могли продолжать наш путь. Когда мы будем возвращаться со священными книгами, то посетим ваше царство, чтобы засвидетельствовать уважение наставнику и его супруге, а вы дадите нам средства на дорогу, и мы благополучно вернемся в великое Танское государство.

Тут старшая советница и смотрительница станции поклонились Сунь У-куну и сказали в один голос:

— Премного благодарны тебе на добром слове!

Чжу Ба-цзе не удержался:

— Смотри, советница, чтоб не получилось, как говорят: «Блюда с яствами только на словах!» Раз уж мы дали согласие, пусть твоя государыня до свадьбы устроит нам угощение. Что скажешь на это?

Советница очень обрадовалась:

— Все будет, все!—пообещала она. — Я сейчас же устрою вам отличное угощение.

Обе женщины, не помня себя от радости, поспешили во дворец доложить своей повелительнице об успешном завершении дела. Тут мы их пока и оставим и обратимся к нашим путникам.

После того как женщины удалились, Танский монах схватил Сунь У-куна за руку и стал бранить его:

— Погубил ты меня, негодная обезьяна! Как ты посмел говорить такие речи?! Да разве соглашусь я остаться здесь и отпустить вас одних на Запад к Будде? Лучше умереть!

Сунь У-кун принялся его утешать:

— Наставник мой, успокойся! Неужели я мог так о тебе подумать? Но раз уж мы попали в такую страну, придется отвечать хитростью на хитрость.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Танский монах.

— А вот что, — отвечал Сунь У-кун. — Если ты сейчас откажешь им, нам не выдадут проходного свидетельства и не выпустят отсюда. Не следует вызывать в них злобу и ненависть, не то они убьют тебя, сдерут кожу и наделают себе из нее ладанок для благовоний. А разве сможем мы ответить на подобное злодеяние добром? Конечно, нет. Мы тут же обратим против них наши чары, покоряющие демонов и разгоняющие бесовское наваждение. Ты ведь знаешь, учитель, что мы действуем очень грубо, пускаем в ход смертоносное оружие, от которого нежные обитательницы этого царства наверняка погибнут все до единой. А ведь они люди, а не черти и не оборотни; ты, всегда отличавшийся стремлением к добру и состраданием к людям, за всю дорогу не обидел даже букашки. А тут придется загубить несметное количество людей, ведь твое доброе сердце не стерпит этого! Да и поистине это будет огромным злодеянием.

Танский монах выслушал и сказал:

— Ты совершенно прав. Боюсь только, как бы царица не завлекла меня к себе и не заставила совершить супружеский обряд. Разве могу я лишиться своего целомудрия и опорочить духовный сан буддийского монаха? Ведь этим я уроню достоинство всех верующих!

Сунь У-кун отвечал ему так:

— Узнав о твоем согласии на брак, государыня непременно окажет тебе царские почести и выедет за городские ворота, чтобы достойно встретить тебя. Сядь с ней рядом в ее колесницу и поезжай во дворец, там войди в тронный зал и садись на трон лицом к югу. Затем попроси государыню принести государственную печать и впустить в тронный зал нас, поставь печать на нашем подорожном свидетельстве и попроси царицу написать соответствующую бумагу. Эту бумагу пусть государыня собственноручно подпишет и приложит к ней свою личную печатку. Затем вели эту бумагу вручить нам. В соседнем помещении прикажи устроить пир в честь встречи с государыней и по случаю нашего отъезда.

Танский монах сразу почувствовал огромное облегчение, словно очнулся после опьянения или кошмара. Обрадованный, он забыл про свои заботы и не переставал повторять:

— Я глубоко признателен тебе за твой мудрый совет.

Затем все четверо, охваченные единым стремлением, стали обсуждать план Сунь У-куна во всех подробностях. Но мы пока оставим их.

Между тем старшая советница и смотрительница почтовой станции примчались во дворец и без доклада прошли прямо в тронный зал. Там, у яшмовых ступеней трона, они преклонили колени и обратились к государыне с такими словами:

— О наша великая повелительница! Твой чудесный сон сбывается. Тебя ждет огромная радость, ты будешь счастлива в супружестве.

Услышав эти слова, государыня поспешно откинула жемчужную занавеску, сошла с трона и звонко рассмеялась; при этом ее вишневый ротик слегка приоткрылся и показались серебристо-белые зубки.

— Ну, поведайте мне, что сказал названый брат Танского императора!

И старшая советница стала рассказывать.

— Когда мы прибыли на станцию, то прежде всего почтили Танского монаха глубоким поклоном, а затем сообщили ему о твоем желании породниться с ним. Он сперва начал было отказываться, но, к счастью, вмешался его старший ученик, который принял нашу сторону и выразил их общее желание оставить здесь своего наставника, чтобы он стал твоим супругом и был провозглашен государем. Он только просил сперва выправить подорожное свидетельство и отправить всех троих учеников на Запад за священными книгами. Он обещал на обратном пути посетить наш дворец и поклониться своему наставнику и тебе, его супруге, а также попросить средства, чтобы возвратиться в великое Танское государство.

Государыня была очень довольна и, смеясь, спросила:

— А что еще сказал брат Танского императора?

— Ничего больше не говорил, — отвечала советница, — видимо, он не прочь жениться на тебе; а вот второй его ученик прямо заявил, что ему хочется погулять на свадьбе.

Государыня выслушала ее и повелела тотчас же приготовить изысканное угощение, а ей подать парадный выезд для встречи жениха за городскими воротами. Придворные чины — и военные и гражданские — бросились выполнять волю государыни. Одни приводили в порядок помещение, устанавливали помост для пиршества и раставляли яства на столах, другие тем временем готовили парадный выезд. Вскоре все было готово.

И хотя царство Силян было женским царством, представьте себе, читатель, парадный выезд оказался ничуть не хуже, чем в Серединном цветущем государстве.

Вот послушайте:

Прошло не очень много времени, и парадный поезд, выехав из городских ворот, остановился у почтовой станции Встреча с мужским началом. Служительницы примчались к Танскому монаху и его ученикам.

—Государыня прибыла! — доложили они.

Танский монах и его ученики, услышав эту весть, сейчас же оправили на себе одежды и вышли встретить государыню. Откинув занавеску, государыня вышла из колесницы и спросила старшую советницу:

— Кто же из них названый брат Танского императора?

— Тот, что стоит у входа на станцию, перед столиком, и одет, как благородный господин, — отвечала советница.

Государыня метнула в него взгляд, подобный взгляду феникса, насупила свои роскошные брови, затем снова оглядела его с ног до головы и тогда только убедилась, что перед ней человек незаурядный.

Сердце государыни запылало от страсти. Она уже не могла подавить в себе нахлынувшие на нее желания и, приоткрыв свой вишнево-алый ротик, позвала:

— О брат великого Танского императора! Что же ты медлишь, почему не занимаешь свое место в колеснице, чтобы вступить со мною в счастливый брак?

От этих слов Танский монах покраснел до ушей и, испытывая жгучий стыд, не осмеливался поднять голову.

Рядом с ним стоял Чжу Ба-цзе и, выпятив свое свиное рыло, маслеными глазками смотрел на государыню, а она и в самом деле была хороша собой. Вот послушайте, какие про нее стихи сложены:

Дурень, разглядев все прелести государыни, не мог удержаться от восторга. Изо рта у него потекли слюнки, сердце забилось, весь он как-то размяк, и ему казалось что он тает, словно снежный лев у жаркого костра.

Менаду тем государыня подошла к Танскому монаху, взяла его за руку и нежным голосом проговорила:

— О, брат императора! Прошу тебя сесть в колесницу. Мы отправимся с тобой во дворец, в зал Золотых колокольчиков, и там обвенчаемся.

Несчастный Танский монах дрожал всем телом и едва держался на ногах, словно пьяный или безумный.

Сунь У-кун, находившийся рядом, подбадривал и наставлял его:

— О мой учитель, нельзя быть столь застенчивым. Прошу тебя, прими предложение государыни и займи место в колеснице. Надо поскорее выправить подорожное свидетельство. Останешься здесь, а мы отправимся за священными книгами.

От волнения Танский монах не мог произнести ни слова. Он погладил Сунь У-куна, и слезы брызнули у него из глаз. Однако Сунь У-кун быстро проговорил:

— Учитель! Не надо огорчаться! Такое счастье редко кому выпадает на долю! Чего же еще желать?

Танскому монаху ничего не оставалось как последовать совету Сунь У-куна. Он незаметно смахнул слезы и, притворившись веселым, приблизился к государыне и…

Все военные и гражданские чины, наблюдавшие, как их государыня села в колесницу плечом к плечу с Танским монахом, стали весело переглядываться и перемигиваться и, замыкая парадный выезд, проследовали обратно в город.

Тогда только Сунь У-кун велел Ша-сэну взять поклажу, а сам повел белого коня вслед за выездом. Чжу Ба-цзе побежал вперед и первым оказался у ворот терема Пяти фениксов. Там он поднял крик:

— Вы что же это, думаете так все обойдется! Нет, не надейтесь! Пока не будет угощения с вином, свадьба не состоится.

Все дворцовые служительницы насмерть перепугались и побежали к свадебному поезду жаловаться:

— О повелительница наша! У ворот двора стоит тот, с длинным рылом и огромными ушами, и орет, требуя угощения и вина.

Государыня прижалась к Танскому монаху, приблизила к его лицу щечку, нежную, как персик, раскрыла свой благоуханный ротик и вполголоса спросила:

— Мой дорогой! Этот, с длинными выпяченными губами и огромными ушами какой по счету ученик?

— Второй, — отвечал ей Танский монах. — Он очень прожорлив и только и думает, как бы ему поесть всласть. Надо накормить и напоить его, только тогда он угомонится.

— Все ли сделано, как я приказывала? — спросила государыня служительниц дворца.

— Все готово, — хором отвечали служительницы, — поданы два вида блюд: скоромные и постные. Они уже на столе в Восточном зале.

— А почему приготовили два вида блюд?— удивилась государыня.

Одна из служительниц пояснила:

— Я, ваша недостойная служанка, побоялась, что названый брат Танского императора и его ученики привыкли только к постной трапезе, вот и приготовила на всякий случай два вида блюд.

Тут государыня усмехнулась и, прильнув щечкой к лицу Танского монаха, игриво спросила:

— Дорогой мой! А ты предпочитаешь скоромное или постное?

Танский монах, не задумываясь, ответил:

— Мы, бедные странствующие монахи, едим только постное, но обета воздержания от вина не давали. Позволь же моим двум ученикам выпить несколько чашечек простого вина.

Не успел он договорить, как появилась старшая советница и доложила:

— Прошу вас пожаловать в Восточный зал откушать! Сегодня ночью должен появиться молодой месяц, и это будет самое счастливое время для вашего бракосочетания. Завтра солнце пересечет полуденную линию неба. В этот час мы будем просить названого брата Танского императора и нашего повелителя занять царский трон и возвестить новую счастливую эру своего правления!

Государыня была счастлива. Она взяла Танского монаха за руки, вместе с ним сошла с колесницы, и они вдвоем проследовали через главные ворота.

В Восточном зале их встретили музыкой и пением, удивительно нежным и мелодичным. Прелестные девушки стояли двумя рядами. В середине зала был накрыт стол на двух человек с разными яствами. С левой стороны — постное, с правой скоромное. Ниже стояли еще два ряда столиков с закусками. Государыня подобрала рукава халата и обнажила пальчики, тонкие, словно точеные. Она поднесла своему гостю нефритовую чашечку с вином, и пир начался.

К ней подошел Сунь У-кун.

— Наш учитель и мы, его ученики, едим только постную пищу, — сказал он. — Нельзя ли просить нашего наставника занять место по левую сторону и передвинуть туда же еще три места, чтобы мы могли сесть по обе стороны от учителя. Так будет очень удобно.

Старшая советница обрадованно сказала:

— Совершенно верно! Так и сделаем! Ведь наставник и его ученики все равно, что отец с сыновьями, а им не полагается сидеть в один ряд плечом к плечу.

Служанки быстро переставили места. Государыня передала Танскому монаху и его ученикам по чарочке вина и усадила их. Сунь У-кун незаметно подмигнул своему учителю, дав ему понять, что на вежливость надо ответить вежливостью. Танский монах поднялся со своего места, налил чашечку вина и поднес ее государыне, предлагая ей занять место. Все гражданские и военные чины глубоким поклоном отблагодарили Танского монаха за проявленное внимание и затем стали рассаживаться, занимая места по старшинству и по рангам. Музыка прекратилась, и началось возлияние вина.

Чжу Ба-цзе, как всегда, вел себя бесцеремонно, ни на кого не обращая внимания. Он уплетал за обе щеки, причем не соблюдая никакой последовательности в выборе кушаний. Вслед за вареным рисом он глотал блины, сладкие пироги, а затем принимался за жареные и маринованные грибы, стручки бамбука, снова за грибы, но уже древесные, салаты из латука, из морских водорослей, из фиолетовой капусты; потом ел репу, свеклу, батат, сладкие корнеплоды, имбирь. Все это он поглощал в громадном количестве и глотал, не разжевывая. Осушив седьмую чашечку вина, он стал требовать, чтобы ему подали винный рог.

— Подать сюда винный рог! — орал он во все горло. — Вот выпьем несколько рогов, тогда каждый из нас примется за свое дело!

Ша-сэн сказал ему:

— Такое отличное угощение, а ты за дело хочешь приняться.

Чжу Ба-цзе рассмеялся:

— Разве ты не знаешь древнюю пословицу: «Один гнет луки, другой изготовляет стрелы». Так и мы теперь. Кто хочет жениться, пусть женится. Кто собирается замуж, пусть выходит замуж. Кому идти за священными книгами, пусть идет, а кто хочет странствовать, пусть странствует. Не следует из-за лишней чарки забывать о деле. Нам нужно поскорее получить проходное свидетельство. Ведь говорят же: «Полководец не слезает с коня, он мчится к почестям и славе».

Государыня услышала его слова и распорядилась подать большие чарки для вина. Были немедленно принесены разнообразные диковинные чарки в виде попугаев, птиц-рыболовов, золотые кубки «Цзиньполо», серебряные кубки «Иньцзоло», рюмки из стекла, чашки из хрусталя, чаши из шаньдунского фаянса, бокалы из янтаря. Все эти сосуды были наполнены до краев разными наливками и настойками, и обошли всех гостей.

Наконец Танский монах потянулся всем телом, встал с места, почтительно сложил руки ладонями вместе и обратился к государыне с такими словами:

— Премного благодарен тебе, государыня, за богатое угощение. Но вина больше не надо, достаточно! Прошу тебя пройти в тронный зал и выдать проходное свидетельство моим ученикам, пока не стемнело пусть отправляются в путь.

Государыня послушалась, взяла за руку Танского монаха и прошла с ним в тронный зал Золотых колокольчиков. Тут она, не мешкая, предложила Сюань-цзану занять место на своем троне.

— Сейчас это невозможно, — воскликнул Танский монах. — Ведь твоя старшая советница сказала, что завтра, когда солнце пересечет полуденную линию, только тогда я осмелюсь занять это высокое место и принять звание верховного правителя. А сегодня тебе надлежит как полновластной государыне поставить государственную печать на проходном свидетельстве.

Государыня и на этот раз послушалась. Она взошла на трон, придвинула к нему золоченый стул и попросила Танского монаха сесть. После этого она велела позвать его учеников. Когда они явились, Великий Мудрец Сунь У-кун велел Ша-сэну развязать узел и достать свидетельство. Затем он взял его и обеими руками почтительно вручил государыне. Та внимательно прочла все, что там было написано, и осмотрела все девять печатей великого Танского императора, под которыми стояли еще печати разных царств: Баосянго, Уцзиго и царства Цзюйчи.

Тщательно осмотрев проходное свидетельство, государыня рассмеялась и своим нежным голоском спросила:

— Выходит, что ты, брат Танского императора, носишь еще и другую фамилию — Чэнь? Как же так?

Танский монах разъяснил ей:

— В миру моя фамилия Чэнь, а монашеское имя Сюань-цзан. Великий и милосердный император Танского государства удостоил меня высокой чести, назвав меня своим младшим братом, и позволил мне носить фамилию Тан.

— А почему в проходном свидетельстве не значатся твои спутники — ученики?— спросила государыня.

Сюань-цзан отвечал и на этот вопрос:

— А это потому, что они не являются уроженцами Танского государства.

— Почему же они, в таком случае, последовали за тобой? — полюбопытствовала государыня.

— Мой старший ученик, — стал объяснять Сюань-цзан, — родом из страны Аолайго, расположенной на материке Дуншэньчжоу; второй ученик из селения Усы — на материке Синюхэчжоу, а третий — из Люшахэ. Все они в прошлом провинились перед небом, и бодисатва Гуаньинь, проживающая у Южного моря, приняла их обет и сняла с них кару, при условии, что они будут сопровождать и охранять меня в моем путешествии на Запад за священными книгами. Как видите, они стали моими учениками уже в дороге. Вот почему их не занесли в проходное свидетельство.

— Хочешь, я занесу их?— спросила государыня.

— Пожалуйста, — отвечал Танский монах. — Как тебе угодно.

Государыня велела немедленно принести писчую кисть и ароматную тушь, густо растерла ее, жирно обмакнула кисть и на оборотной стороне свидетельства собственноручно написала монашеские имена трех спутников Сюань-цзана: Сунь У-кун, Чжу У-нэн, Ша У-цзин; затем она достала государственную печать и поставила ее где следовало. Наконец она расписалась и передала проходное свидетельство Сунь У-куну. Сунь У-кун принял бумагу и отдал ее Ша-сэну, чтобы он спрятал ее. Государыня велела принести поднос с золотом и серебром, взяла его в руки, сошла с трона и хотела отдать Сунь У-куну.

— Возьмите пока эту мелочь, — сказала она, — на до- рожные расходы, чтобы скорее добраться до Запада. А когда будете возвращаться со священными книгами, я щедро вознагражу вас.

Однако Сунь У-кун не принял денег и сказал:

— Мы покинули суетный мир, и теперь нам не нужны ни золото, ни серебро. В пути мы собираем подаяние и тем кормимся.

Тогда государыня велела принести десять кусков парчи и снова обратилась к Сунь У-куну:

— Вы так стремились поскорее отправиться в путь, что я не успела даже сшить для вас одежду. Возьмите с собой хоть эту ткань. Может быть, в пути вы сошьете себе какое-нибудь платье, чтобы защититься от холода.

— Мы не миряне, — отвечал Сунь У-кун, — и нам нельзя носить парчовые одежды. А по дороге всегда найдется рубище, чтобы прикрыть бренное тело.

Убедившись в том, что и этот дар не будет принят, государыня велела принести три меры чистого риса.

— Тогда возьмите с собой крупы, — молвила она, — будете варить кашу.

Услышав про еду, Чжу Ба-цзе не вытерпел и сразу же засунул этот дар в узел.

— Брат, — поддел его Сунь У-кун. — Ты все жаловался, что поклажа чересчур тяжела, как же хватит у тебя сил тащить еще и рис?

Чжу Ба-цзе рассмеялся:

— Что ты понимаешь, — говорил он сквозь смех, — ведь рис тем и хорош, что каждый день расходуется. Если же сразу все съесть, тогда и дух вон.

Затем все трое мгновенно сложили руки и совершили поклоны в благодарность за оказанную милость. Наконец Танский монах обратился к государыне:

— Осмелюсь потревожить тебя еще одной просьбой, — сказал он умоляющим тоном, — проводи вместе со мной моих учеников за городскую заставу, там я скажу им напутственное слово, чтобы они с честью выполнили свой долг. А когда вернемся во дворец, будем наслаждаться вечным счастьем. Мы станем жить с тобой счастливо и мирно, не зная ни забот, ни тревог, словно птицы Люань и Фын.

Государыня, ничего не подозревая, велела тотчас же приготовить выезд и, крепко прижимаясь к Танскому монаху, села с ним вместе в колесницу, которая повезла их к западной заставе города. Улицы были политы чистой водой, воздух напоен ароматом благовоний. Толпы народа вышли на улицу, чтобы увидеть поезд государыни, послушать замечательный звон колокольчиков, и поглядеть на Танского монаха — избранника государыни.

Здесь не было ни одного мужчины, только женщины — напомаженные, напудренные, с высокими прическами.

Вскоре поезд выехал из ворот города и оказался за западной заставой.

Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн встретили приближение колесницы радостными возгласами:

— О великодушная государыня, — кричали они, — не провожай нас дальше. Распрощаемся здесь.

Танский монах медленно сошел с колесницы, молитвенно сложил руки и с поклоном обратился к государыне:

— Прошу тебя, вернись во дворец и позволь мне, бедному монаху, отправиться на Запад за священными книгами.

От этих слов государыня даже в лице изменилась. Она схватила Танского монаха за руку и вскричала:

— Мой дорогой! Ведь я обещала отдать тебе все мое состояние, только бы ты стал моим мужем. Завтра тебе предстоит занять престол и принять титул государя, я же передам тебе бразды правления и буду только твоей женой — государыней. Ведь мы пировали по этому случаю. Как же можно так неожиданно нарушить свое слово!

Чжу Ба-цзе слушал, слушал и разозлился. Он начал поворачивать то в одну, то в другую сторону свое свиное рыло и захлопал своими огромными ушами.

— Да понимаешь ли ты, что мы честные монахи?— заорал он, кинувшись к колеснице. — Неужели мы станем осквернять свое тело и жениться на такой размалеванной и напомаженной, как ты? Отпусти моего наставника и не приставай к нему!

Государыня пришла в ужас от его грозного и страшного вида. Душа у нее ушла в пятки, и от страха она свалилась со своего сиденья прямо на пол.

Между тем Ша-сэн и Сунь У-кун вывели Танского монаха из толпы и помогли ему сесть на коня. Вдруг на обочине дороги мелькнула женщина. Она бросилась к Танскому монаху с возгласами:

— О младший брат Танского императора! Не покидай нас! Дай мне насладиться с тобой утехами любви!

Ша-сэн стал отгонять ее.

— Куда лезешь, негодница!

Выхватив свой волшебный посох, он собрался было ударить женщину по голове, но вдруг поднялся страшный вихрь, раздался свист, и Танский монах исчез.

О том, что случилось с нашим Танским монахом, остался он жив или погиб вы узнаете, если прочтете следующую главу.

Биография

Вайнона Райдер родилась 29 октября 1971 года в округе Олмстед, штат Миннесота. Своим именем она обязана названию соседнего города Вайнона. Среднее имя — Лаура ей дали в честь жены писателя Олдоса Хаксли, с которой был дружен её отец. Родители Вайноны Синди и Майкл Хоровиц — потомки еврейских эмигрантов из России и Румынии — принадлежали движению хиппи. Среди друзей семьи были поклонник ЛСД и «расширения сознания» Тимоти Лири (её крёстный отец) и поэт-битник Аллен Гинзберг.

С семи лет она живет с семьей в поселении-коммуне близ города Эльк, штат Калифорния. В коммуне не было электричества и телевидения, поэтому Вайнона увлеклась чтением. Сценический псевдоним «Райдер», по её словам, произошёл от фамилии певца Митча Райдера, которого любил слушать отец.

Когда Вайноне исполнилось 10 лет, родители переехали в город Петалума, штат Калифорния. В первые школьные дни ее избили подростки, принявшие угловатую Вайнону с короткой стрижкой за мальчика. Родители решили, что дочери в этот год лучше учиться дома, и Вайнона перешла на домашнее обучение. С 13 лет она посещает актерские курсы при American Conservatory Theater близ Сан-Франциско.

Вскоре Райдер была замечена агентами по подбору актеров и 1985 году впервые участвовала в кинопробах на роль дочери персонажа Джона Войта в фильме Цветок пустыни, правда, безуспешно. Однако благодаря агентству Triad artists она привлекла внимание режиссера Дэвида Зельтцера, который в 1986 году пригласил сыграть в своем фильме Лукас. Ее игра в следующем фильме Кадриль (1986) получила положительные оценки. Роб Лоу, игравший ее слабоумного друга, был номинирован на Золотой глобус.

Первой заметной ролью Райдер стало участие в комедии Тима Бертона Битлджюс (1988), где она играет девушку — представительницу субкультуры «готов», способную видеть привидения, которых играли Джина Дэвис, Алек Болдуин и Майкл Китон. В фильме 1969 (1988) она играет юную антивоенную активистку.

В 1989 году Райдер снимается в культовом фильме американских подростков Клан Хэзерс, по сюжету которого школьники Вайнона и Кристиан Слейтер убивают третирующих их одноклассников, маскируя смерти под самоубийства. В том же году вышел фильм Огненные шары о музыканте Джерри Ли Льюисе, который женился на своей 13-летней кузине. За исполнение роли Майры Райдер получила свою первую профессиональную награду Young Artist Awards.

В 1990 году Райдер появилась в трех фильмах. Она получает главную роль в фильме Бертона Эдвард — руки-ножницы. Джонни Депп, партнер по фильму, становится ееебойфрендом. Это был последний фильм, в котором она играла подростков. За роль в фильме Русалки, где играли Шер и Кристина Риччи, она получает номинацию на Золотой глобус. Кроме того, она снялась в драме Добро пожаловать домой, Рокси Кармайкл. Райдер также предложили роль дочери дона Корлеоне в фильме Фрэнсиса Форда Копполы Крестный отец 3. Однако из-за болезни ей пришлось отказаться. Роль в Крестном отце получила дочь режиссера — София Коппола.

После роли водителя такси, мечтающего стать механиком, в первом эпизоде картины Ночь на Земле (1991) независимого режиссера Джима Джармуша Райдер появилась в другом фильме Копполы — Дракула Брэма Стокера в роли Мины Харкер. Затем последовала роль в экранизации романа Изабель Альенде (племянницы Сальвадора Альенде) Дом духов (1993), где играли Мерил Стрип, Джереми Айронс, Гленн Клоуз, Антонио Бандерас.

За роль в фильме Мартина Скорсезе Эпоха невинности (1993) по роману Эдит Уортон Райдер получила премию Золотой глобус и номинацию на Оскар. В 1994 году снялась в фильме экранизации романа американской писательницы Маленькие женщины Луизы Мэй Олкотт. Роль принесла ей номинацию на Оскар. В том же году она снялась в комедии Бена Стиллера Реальность кусается.

#img_right#Неудачным оказался ее следующий фильм Парни (1996). Подписав контракт на участие в картине с рабочим названием The Girl You Want, Райдер обнаружила, что сценарий подвергся значительным изменениям, однако по условиям контракта она не могла отказаться от роли. В результате разногласий фильм вышел с задержкой и ограниченным релизом.

В 1995 году Райдер озвучивала дневник Анны Франк, получив номинацию на премию Грэмми.

В 1996 году Райдер снялась вместе с Дэниелом Дэй-Льюисом в экранизации пьесы Артура Миллера Суровое испытание о судебном процессе над «салемскими ведьмами», играя девушку, которая из чувства мести намеренно оговорила своего бывшего любовника. Райдер играла небольшую роль в режиссерском дебюте Аль Пачино — документальной ленте В поисках Ричарда. В следующем году Райдер сыграла в триллере Чужой 4: Воскрешение (1999) с Сигурни Уивер.

В 1998 году Райдер была членом жюри Каннского кинофестиваля.

В 1999 году она исполнила главную роль в драме Прерванная жизнь, где Райдер выступила исполнительным продюсером. Фильм поставлен по дневнику девушки, которая в 17 лет пыталась покончить жизнь самоубийством и попала в психиатрическую больницу. Картина, где роли второго плана играли Анджелина Джоли, Ванесса Редгрейв, Вупи Голдберг, была благодушно встречена критиками, однако получила скромные кассовые сборы. Анджелина Джоли, игравшая агрессивную пациентку клиники, получила премии Оскар и Золотой глобус.

В 2000 году Райдер снимается в мелодраме Осень в Нью-Йорке с Ричардом Гиром. Картина была раскритикована, а актерский дуэт Райдер-Гир был номинирован на антинаграду Золотая малина как худшая пара. В том же году вышел фильм ужасов Заблудшие души, снятый еще в 1998 году, где появился ее брат Юрий. Обе картины провалились в прокате.

В 2000 году Райдер получила звезду на Аллее славы в Голливуде.

В 2002 году Райдер снимается в комедии Миллионер поневоле, вновь получив номинацию на Золотую малину. Фильм, тем не менее, собрал более 170 миллионов долларов в мировом прокате. Она также играет эпизодические роли в фантастическом фильме Симона с Аль Пачино и картине итальянского режиссера Азии Ардженто Цыпочки (2004).

После долгого перерыва Райдер появляется в 2006 году в анимационном фильме Ричарда Линклейтера Помутнение по роману Филипа К. Дика и в комедии Премия Дарвина, премьера которой состоялась 27 января 2007 года на кинофестивале Санденс. 10 января на фестивале Санденс состоялась премьера комедии Десять, где партнерами Райдер являются Джессика Альба и Фамке Янссен. Начались съемки Alpha Numeric, в 2008 году ожидается релиз комедии Sex and Death 101.

Фильмография Вайноны Райдер

2007 Alpha Numeric
2007 Sex and Death 101
2007 Десять (The Ten)
2006 Помутнение (A Scanner Darkly)
2006 Премия Дарвина (The Darwin Awards)
2004 Цыпочки (The Heart Is Deceitful Above All Things)
2003 The Day My God Died (голос)
2002 Симона (S1m0ne)
2002 Миллионер поневоле (Mr. Deeds)
2002 Saturday Night Live (Episode #27.20 – эпизод) – шоу
2001 Друзья (Friends) (The One with Rachel’s Big Kiss – эпизод) – сериал
2000 Strangers with Candy (The Last Temptation of Blank – эпизод) – сериал
2000 Заблудшие души (Lost Souls)
2000 Осень в Нью-Йорке (Autumn in New York)
1999 Прерванная жизнь (Girl, Interrupted)
1998 Знаменитость (Celebrity)
1997 Чужой 4: воскрешение (Alien: Resurrection)
1996 Суровое испытание (The Crucible)
1996 Dr. Katz, Professional Therapist (голос) (Monte Carlo – эпизод) – сериал
1996 В поисках Ричарда (Looking for Richard)
1996 Парни (Boys)
1995 Лоскутное одеяло (How to Make an American Quilt)
1994 Маленькие женщины (Little Women)
1994 Симпсоны (The Simpsons) (голос) (Lisa’s Rival – эпизод) – сериал
1994 Реальность кусается (Reality Bites)
1993 Дом духов (The House of the Spirits)
1993 Эпоха невинности (The Age of Innocence)
1992 Дракула (Dracula)
1991 Ночь на Земле (Night on Earth)
1990 Русалки (Mermaids)
1990 Эдвард руки-ножницы (Edward Scissorhands)
1990 С возвращением домой, Рокси Кармайкл (Welcome Home, Roxy Carmichael)
1989 Большие огненные шары (Great Balls of Fire!)
1989 Смертельное увлечение (Heathers)
1988 1969
1988 Битлджус (Beetle Juice)
1987 Кадриль (Square Dance)
1986 Лукас (Lucas)

Источник:
Сутки

И так Сунь У-куну удалось благополучно пролезть в щелочку ворот. Оказавшись по ту сторону, он полетел вглубь, ко вторым воротам, но по пути заметил среди цветов небольшую беседку, в которой сидела женщина-чародейка, а с ней несколько разодетых служанок с причудливо зачесанными волосами. Женщины оживленно беседовали между собой и чему-то радовались. Сунь У-кун незаметно подлетел к ним поближе, пристроился на решетке беседки и, навострив уши, стал внимательно прислушиваться к разговору.

В это время в беседку вошли еще две женщины, тоже с затейливыми прическами, и подали два блюда с яствами, от которых шел ароматный пар. Одна из них сказала:

— Госпожа! Вот горячие пирожки, приготовленные на пару. На одном блюде скоромные, с начинкой из человечьего мяса, а на другом — постные с начинкой «дэнша».

Чародейка улыбнулась и тут же приказала:

— Приведите сюда названого брата Танского императора!

Служанки бросились во внутренние покои и вскоре вывели оттуда несчастного Сюань-цзана. Он весь пожелтел и осунулся, губы его стали мертвенно-бледными, из покрасневших воспаленных глаз катились слезы. Сердце Сунь У-куна сжалось от боли, когда он увидел своего учителя в таком ужасном виде. И он подумал: «Видно, немало страданий перенес наставник!»

Чародейка покинула беседку и пошла навстречу Сюань-цзану. Обнажив кисти рук, она взяла своими нежными пальцами Танского монаха за плечо и обратилась к нему с такими словами:

— О, будь великодушен ко мне, дорогой старший брат мой! Не взыщи, что здесь не так роскошно, как во дворце силянской государыни, нет такого богатого и изящного убранства. Зато тут царят покой и уют. Здесь тебе будет очень удобно молиться Будде и читать священные книги. Я буду во всем твоей верной спутницей и подругой, и мы с тобой проживем сто лет в мире и согласии.

Танский монах безмолвствовал.

Чародейка продолжала обольщать его:

— Перестань же сердиться и огорчаться, — говорила она. — Мне известно, что на пиру у государыни женского царства ты ничего не ел и не пил. Изволь же отведать моего угощения. Здесь два блюда с пирожками скоромными и постными. Выбирай, какие тебе по вкусу.

Танский монах между тем стал размышлять: «Если я буду молчать и не стану ничего есть, то эта ведьма, пожалуй, погубит меня. Это не то, что силянская государыня, та все же была человеком. Что же мне делать? Мои верные спутники не знают, что я попал сюда, и я могу ни за что ни про что погибнуть».

Танский монах терзался сомнениями, но ничего не мог придумать. Наконец он набрался храбрости и спокойным тоном спросил чародейку:

— А из чего сделаны ваши пирожки?

— Скоромные с начинкой из человечьего мяса, — отвечала чародейка, — а постные с начинкой «дэнша».

— Я монах и буду есть постное, — сказал Сюань-цзан.

— Эй, девушки!— позвала чародейка. — Принесите горячего чая и дайте постных пирожков нашему повелителю, хозяину дома!

Одна из служанок поднесла Танскому монаху чашечку с ароматным чаем, а чародейка дала ему пирожок, предварительно разломав его.

Трипитака взял скоромный пирожок и, не разламывая, отдал чародейке.

— Царственный брат мой, почему же ты не разломил мне пирожок? — кокетливо смеясь, спросила она.

Почтительно сложив ладони, Танский монах отвечал:

— Я ведь не мирянин, а монах, потому и не осмелился разломать скоромный пирожок.

— Если ты монах и боишься разломить скоромный пирожок, — сказала чародейка, — то как осмелился ты съесть пирожок «шуйгао» на реке Матери и младенца, а сейчас ешь пирожки с начинкой «дэнша»?

Помышляя о спасении, Танский монах ответил так:

Сунь У-кун внимательно прислушивался к их беседе. За- метив, что разговор становится все более игривым, Сунь У-кун стал опасаться, как бы наставник не зашел слишком далеко и не осквернил себя. Тут он принял свой настоящий облик, занес над головой железный посох и закричал на чародейку:

— Бесстыжая тварь! Совратительница!

Чародейка выдохнула пламя, окутавшее всю беседку, а затем приказала служанкам:

— Уведите Танского монаха.

Затем чародейка вооружилась волшебным трезубцем, выскочила из беседки и крикнула:

— Ах ты, невежественная обезьяна! Как осмелилась ты самовольно проникнуть в мой дом и любоваться мною! Стой, ни с места! Сейчас я тебя угощу!

Однако Сунь У-кун отбил удар своим посохом и стал пятиться от разъярившейся ведьмы. Сражаясь, они не заметили, как очутились за воротами пещеры. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, дожидавшиеся Сунь У-куна за каменным щитом, вдруг услышали шум. Чжу Ба-цзе всполошился и, передавая поводья Ша-сэну, сказал:

— Ты обожди меня здесь, постереги коня и поклажу, а я пойду на подмогу.

Чжу Ба-цзе все же был добрым малым. Подняв свои грабли обеими руками, он выскочил к воротам пещеры и закричал:

— Сунь У-кун! Передохни! Дай мне расправиться с этой чертовкой!

Но чародейка успела заметить Чжу Ба-цзе и прибегла к новому приему. Она пронзительно взвизгнула, из ноздрей у нее метнулось пламя, изо рта повалил густой дым, она встряхнулась всем телом и кинула в Чжу Ба-цзе свой трезубец. В тот же момент у нее появилось несметное количество рук. Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе с двух сторон нападали на нее, а она иступленно кричала:

— Наконец-то ты мне попался Сунь У-кун. Ты меня не знаешь, зато я хорошо знаю тебя. Твой покровитель Будда Татагата, обитающий в храме Раскатов грома, и тот боится меня. Теперь вам от меня не уйти. Подходите, подходите! Каждому из вас достанется!

И тут разыгрался необыкновенный бой. Вот послушайте:

Долго сражались противники, но так и нельзя было сказать, кто из них победит. Вдруг чародейка выбросила вперед руку, и, прибегнув к приему «Ядовитое дерево, способное свалить с ног коня», ударила Сунь У-куна по голове.

— Ой! Больно! — завопил Сунь У-кун и бросился бежать с поля боя. Чжу Ба-цзе, видя, что дело плохо, тоже пустился наутек, волоча за собой свои грабли.

Тут чародейка убрала оружие, празднуя победу.

Между тем Сунь У-кун, обхватив голову руками, стонал:

— Больно! Больно!

— Что случилось, братец? — спросил, подбегая к нему, Чжу Ба-цзе. — В самый удачный момент, когда мы вот-вот должны были выиграть бой, ты вдруг заорал «больно» и удрал!

Обхватив голову руками, Сунь У-кун продолжал стонать:

— Ой, как больно! Ой, как больно! Ой, как больно!

— У тебя голова заболела?— встревоженно спросил Ша-сэн.

При этих словах Сунь У-кун подскочил и заорал:

— Да нет же! Нет! Нет!

— Так скажи, в чем дело? — допытывался Чжу Ба-цзе. — Я не видел, чтобы тебя ранило, а между тем ты кричишь во все горло.

Продолжая охать, Сунь У-кун с трудом стал говорить:

— Когда я с ней дрался, чертовка почувствовала, что ей не устоять, и ударила меня чем-то по голове. С той минуты у меня началась нестерпимая головная боль, и я бросился бежать.

— А ты хвалился, что у тебя голова закаленная, — со смехом сказал Чжу Ба-цзе. — Что же ты такого пустяка не выдержал?

Сунь У-кун обиделся:

— Голова у меня действительно закаленная. Что только с ней не делали! — сказал он. — После того как я вступил на путь Истины и закалил себя в самоусовершенствовании, я учинил буйство в небесных чертогах, похитил яства в Персиковом саду и выпил вино бессмертных небожителей, а также съел пилюли бессмертия, принадлежащие Лао-цзюню. Нефритовый император послал против меня царя духов умерших, обладающего неимоверной силой, и всех духов, обитающих на двадцати восьми созвездиях. Они схватили меня и доставили на лобное место у дворца созвездия Доу-ню. Мою голову пытались огрубить, метали в нее молнии и громы, жгли огнем, но ничего не вышло. Затем Лао-цзюнь поместил меня в свою волшебную печь с триграммами, в ней он плавил меня сорок девять дней — и все напрасно! А эта чародейка каким-то неведомым оружием причинила мне нестерпимую боль.

— Убери руки, — сказал Ша-сэн, — я погляжу, что у тебя с головой. Все цело! Ни единой царапины!

— Конечно, цело! — подтвердил Сунь У-кун.

— А не слетать ли мне в столицу Силянского государства, — предложил Чжу Ба-цзе. — Может быть, я достану там какой- нибудь мази или пластырь?

— Зачем? — удивился Сунь У-кун. — Ведь на голове нет ни шишки, ни царапины. Куда же прикладывать пластырь или мазь?

Чжу Ба-цзе рассмеялся.

— Вот видишь, послеродовой горячки у меня так и не было, а ты болячку в голове приобрел.

Ша-сэн одернул его:

— Брось свои шутки, сейчас уже время позднее, у Сунь У-куна болит голова, что с наставником, жив он или нет, — мы не знаем. Что же делать?

Сунь У-кун со стоном произнес:

— Наставник цел и невредим. Когда я, превратившись в пчелу, проник в пещеру, то увидел его. Эта ведьма сидела в беседке среди цветов. Затем служанки подали на двух блюдах пирожки: одни с начинкой из человечьего мяса — скоромные, другие — с какой-то начинкой «дэнша» — постные. Затем я видел, как две молодые служанки привели наставника в эту беседку, а ведьма стала угощать его пирожками и успокаивать. После этого она стала объясняться в своих чувствах и говорила, что хочет быть спутницей и подругой нашего наставника. Он сперва молчал, не отвечал ей и пирожков не брал, но потом, видимо, поддался ее сладким речам и нежным уговорам. Не знаю, почему он вдруг заговорил с ней и даже согласился съесть пирожок, правда, постный. Ведьма взяла пирожок, разломила его пополам и дала наставнику, а он взял скоромный пирожок и, не разломив, — передал ей. Она спросила: «Почему же ты не разломил пирожок?» — «Я — монах, — отвечал наставник, — и мне не положено разламывать скоромные пирожки». Тогда ведьма сказала: «Зачем же ты пил воду из реки Матери и младенца, а сегодня ешь пирожки с начинкой «дэнша»?» Он, видимо, не понял, что она сказала, и ответил:

Ша-сэн внимательно слушал и от волнения кусал пальцы.

— Интересно, когда эта чертовка стала следить за нами и откуда ей известно, что с нами произошло несколько дней тому назад?

— Неужели, — вскричал Чжу Ба-цзе, — после этого мы будем сидеть сложа руки? Нужно сейчас же, несмотря на поздний час, отправиться к воротам и вызвать ее на бой. Будем кричать и биться всю ночь, чтобы она не знала ни минуты покоя, и помешаем ей завлечь нашего наставника.

— Я никуда не пойду, — простонал Сунь У-кун, — голова у меня разламывается.

— Не надо сейчас никуда ходить, — сказал тут Ша-сэн, — Сунь У-кун заболел и, кроме того, я уверен за нашего учителя. Он настолько чист и непорочен, что никакие женские соблазны не смутят его покой. Давайте расположимся на ночлег где-нибудь здесь, на склоне горы, где нет ветра. За ночь мы наберемся сил, а утром подумаем, что предпринять.

Трое монахов крепко привязали белого коня и, по очереди карауля свою поклажу, стали отдыхать. Здесь мы их пока оставим и вернемся к чародейке.

Чародейка пришла в радостное расположение духа и от недавней неистовой злобы не осталось и следа. Она позвала своих служанок:

— Ступайте и прикажите крепко-накрепко запереть все входы и выходы, — сказала она, а двум караульным велела зорко следить за тем, чтобы Сунь У-кун снова не пробрался в пещеру. — Как только услышите малейший шорох, так сейчас же поднимайте тревогу.

— Девушки! Приберите как следует опочивальню. Зажгите свечи и благовония, а после этого приведите нашего гостя — брата Танского императора. Я хочу провести с ним время в радостном свидании.

И вот из глубины пещеры служанки ввели Танского монаха.

Волшебница с чарующим видом взяла Сюань-цзана за руки.

— Мне часто приходилось слышать, — сказала она вкрад- чивым голосом, — что «не так дорого чистое золото, как дороги радость и покой». Я хочу позабавиться с тобой любовными утехами, словно мы с тобой муж и жена.

Танский монах до боли стиснул зубы и не промолвил ни слова. Ему не хотелось идти за чародейкой, но он опасался, что она загубит его своими чарами, и, дрожа от страха, последовал за ней в ее благоухающие покои.

Он шел в совершенной растерянности, робкими шагами, опустив голову. До того ли ему было, чтобы осмотреть убранство опочивальни, разглядеть ложе и постель, ознакомиться с роскошными нарядами, украшениями, шкатулками и гребешками?!

Он не слышал страстных, любовных речей волшебницы и вел себя как настоящий монах.

И в самом деле:

До самой глубокой ночи препирался Танский монах с чародейкой, не поддаваясь ее обольщениям. Но та не отступала, и всячески старалась завлечь Сюань-цзана. Наконец чародейка не выдержала и разозлилась.

— Служанки! принесите сюда веревки!— приказала она.

И вот бедного монаха, к которому чародейка воспылала любовью, скрутили веревками, словно хищного льва, а затем выволокли под веранду и оставили там. Вскоре огни в серебряных светильниках были погашены и все улеглись спать. О том, как прошла ночь, рассказывать нечего.

Когда петухи пропели в третий раз, Сунь У-кун, расположившийся на склоне горы, потянулся и обрадованно сказал:

— Голова у меня совсем не болит, — нисколечко, а ведь как мучился вчера! Зато теперь она почему-то стала чесаться.

Чжу Ба-цзе рассмеялся.

— Раз чешется, надо попросить чародейку еще разок стукнуть тебя. Что ты на это скажешь?

Сунь У-кун плюнул с досады:

— Отвяжись!

Но Чжу Ба-цзе продолжал смеяться:

— Ты говоришь «отвяжись»! А нашего наставника тем временем чародейка к себе привязала!

Тут Ша-сэн прервал их:

— Да перестаньте вы ссориться, — с сердцем произнес он, — ведь уже совсем рассвело. Идемьте лучше на расправу с этим дьяволом в образе женщины.

— Брат, ты пока побудь здесь, — сказал ему Сунь У-кун, — покарауль коня и никуда не ходи, а Чжу Ба-цзе пусть идет за мной!

Дурень приосанился, подпоясал халат и пошел вслед за Сунь У-куном. У обоих в руках было оружие. Перепрыгнув через гору, они направились к каменному щиту перед воротами пещеры. Тут Сунь У-кун обратился к своему помощнику с такими словами:

— Ты пока постой здесь, а я проберусь и узнаю, не причинила ли эта ведьма вреда нашему наставнику. Если ей удалось обольстить его и он лишился целомудрия, то нам нечего больше делать и придется расставаться, но если он остался непоколебим и проявил твердость характера, не поддавшись никаким соблазнам, то нам надо будет во чтобы то ни стало убить ведьму, выручить учителя из беды и следовать дальше на Запад.

— Ты что, полоумный, что ли? — воскликнул Чжу Ба-цзе. — Не знаешь пословицы: «Сушеная рыба — лучшая подстилка для кошки». И вряд ли ты сможешь против этого возразить.

— Да перестань ты зря болтать! Погоди, я все узнаю.

С этими словами наш Сунь У-кун покинул Чжу Ба-цзе и зашел за каменный щит.

Встряхнувшись, он снова превратился в пчелку и пробрался за ворота. Там он увидел двух молодых привратниц, которые сладко спали, положив под голову сторожевые колотушки.

Сунь У-кун полетел к цветочной беседке. Там тоже крепко спали служанки, несмотря на то что уже настал день. Видимо, все они изрядно устали за ночь. Сунь У-кун полетел дальше и вдруг услышал стон. Оглядевшись, он увидел под верандой Танского монаха, связанного по рукам и ногам. Сунь У-кун тихонько подлетел к нему, уселся на голову и позвал:

— Наставник!

Танский монах сразу же узнал голос Сунь У-куна.

— Это ты, дорогой мой Сунь У-кун! Спаси меня скорей!

— Как прошла ночь? Насладился любовными утехами?

Танский монах заскрежетал зубами от ярости:

— Да я лучше умру, чем позволю себе что-либо подобное! — вымолвил он.

Сунь У-кун, однако, продолжал допытываться.

— Я заметил вчера, — сказал он, — что эта чертовка уж очень явно к тебе благоволит. Каким же образом ты очутился сейчас здесь в таком жалком виде?

Тогда Танский монах стал рассказывать:

— Она не оставляла меня в покое почти до самого утра. Но я не поддался ее уговорам и не лег в постель. Тогда она велела связать меня и бросить сюда. Умоляю, спаси меня, чтобы я мог отправиться за священными книгами.

Пока наставник и его верный ученик переговаривались, чародейка уже проснулась и услышала, как Танский монах сказал: отправиться за священными книгами. И хотя чародейка была очень зла на Сюань-цзана, расставаться с ним ей не хотелось.

Соскочив со своего ложа, она подбежала к нему:

— За какими это еще священными книгами ты собрался? — спросила она гневно. — Эх ты, не сумел даже показать себя, как подобает порядочному мужу!

Сунь У-кун испугался, отпрянул от наставника и, расправив крылья, вылетел через ворота, где принял свой настоящий облик.

— Чжу Ба-цзе! — заорал он.

Чжу Ба-цзе откликнулся на зов и вышел из-за каменного щита.

— Ну, что? Ведь сбылись мои слова? — ехидно спросил он.

— Вовсе нет! — отвечал Сунь У-кун. — Эта чертовка, ничего не добившись, со злости связала нашего наставника и бросила под веранду. Он хотел рассказать мне все, что случилось с ним ночью. Но ведьма проснулась, и я поспешил улизнуть.

— Но хоть что-нибудь он успел тебе рассказать? — спросил Чжу Ба-цзе.

— Он сказал, что не раздевался и в постель не ложился.

Чжу Ба-цзе обрадовался:

— Молодец! Вот это настоящий монах. Теперь давай выручать его из беды!

И, не вступая в дальнейшие разговоры, Чжу Ба-цзе схватил свои грабли и изо всей силы швырнул их в каменные ворота. Раздался страшный грохот и от ворот откололось несколько кусков. Привратницы в страхе проснулись и побежали ко вторым, внутренним, воротам:

— Отворите! — кричали они, не помня себя от страха. — Первые ворота сломаны, их сломали те двое монахов, что были вчера!

Чародейка вышла из своих покоев и к ней тотчас бросилось несколько служанок:

— Госпожа! — кричали они. — Те двое, что приходили вчера, сломали передние ворота.

Тут чародейка стала поспешно отдавать распоряжения:

— Подайте мне горячей воды умыться! Расчешите мне волосы! — кричала она. — А Танского монаха унесите в заднее помещение и спрячьте там, только не развязывайте!

Со словами: «Сейчас я с ними рассчитаюсь», — чародейка вышла из ворот, взмахнула своим трезубцем и начала браниться.

— Эй ты, мерзкая обезьяна! И ты, грязный боров! Дожили до седых волос, а ума не набрались. Как смели вы сломать мои ворота?

— Бессовестная тварь, потаскуха, — заорал Чжу Ба-цзе. — Нас ругаешь, а сама как поступила с нашим наставником! Зачем захватила в свое логово и хотела сделать своим мужем? Выпусти его живей, тогда мы пощадим тебя! Если же ты посмеешь произнести хоть половину слова «нет», клянусь, что я, Чжу Ба-цзе, своими граблями разнесу всю эту гору и обрушу ее на тебя, ведьма проклятая!

Разумеется, чародейка не могла стерпеть такого обращения. Она затряслась всем телом, из носа и изо рта у нее повалил дым, метнулись языки пламени. Она хотела ударить Чжу Ба-цзе трезубцем, но тот успел увильнуть и принялся бить ведьму своими граблями. Сунь У-кун, не теряя времени, выхватил свой посох и стал помогать товарищу. Но чародейка опять прибегла к своему волшебству: у нее вдруг появилось огромное количество рук, с помощью которых она легко отбивала удары, сыпавшиеся на нее со всех сторон. Противники схватывались раз пять. И с каждым разом все ожесточеннее.

Вдруг чародейка чем-то с силой ударила Чжу Ба-цзе в самое рыло. От страшной боли Дурень бросился бежать, одной рукой волоча за собой грабли, а другой держась за ушибленное место. Сунь У-кун, признаться, позавидовал ему и, помахав для вида посохом, тоже бросился бежать. Вернувшись с победой, чародейка велела слугам запереть ворота и завалить камнями пролом. На этом мы пока и расстанемся с ней.

Тем временем Ша-сэн, который пас коня на склоне горы, вдруг услышал хрюканье. Оглянувшись, он увидел Чжу Ба-цзе. Тот бежал к нему, держась за рыло, и отчаянно хрюкал.

— Что с тобой? — участливо спросил Ша-сэн.

— Беда, беда! — простонал Чжу Ба-цзе. — Ой, как больно! До чего же больно!

Тут показался Сунь У-кун, который подбежал к ним и со смехом сказал:

— Ну как, Дурень? Будешь теперь надо мною смеяться? А? Вчера ты что-то болтал про мою голову? Говорил, что у меня там болячка, а сегодня сам подхватил не то язву, не то сап?

— Ой, сил больше нет! — стонал Чжу Ба-цзе. — До чего же больно! Что теперь будет! Вот беда!

Все трое находились в полной растерянности и не знали, что делать. Вдруг показалась старушка, которая несла корзинку, сплетенную из бамбука. Она, видимо, шла с южного склона горы, где собирала лекарственные травы. Ша-сэн увидел ее и обратился к Сунь У-куну:

— Братец! Не спросить ли мне у старушки об этой ведьме? Может, она знает, что у нее за оружие и как она причиняет столь нестерпимую боль?

— Погоди! — отвечал Сунь У-кун, — дай лучше я сам все узнаю.

Сунь У-кун пристально вгляделся в старушку и заметил сияние вокруг ее головы, да и вся она была окутана ароматной дымкой. Сунь У-кун сразу же догадался, кто была эта старушка.

— Братцы мои! — вскричал он. — Скорей становитесь на колени и совершайте земные поклоны! Ведь это сама бодисатва Гуаньинь к нам пожаловала.

Чжу Ба-цзе так переполошился, что, забыв про боль, опустился на колени, а Ша-сэн, держа коня на поводу, изогнулся в низком поклоне. Сунь У-кун, стоя на коленях, молитвенно сложил руки и проговорил:

— Я верю во всемилостивейшую и вселюбящую, спасающую от горестей и бед, всепроницательнейшую и величайшую Гуаньинь.

Старушка поняла, что монахи узнали ее по сиянию, которое она излучала. Ступив ногами на благовещий луч, она вознеслась в небо и приняла свой первоначальный вид. Она явилась в одном из своих тридцати трех изображений, с корзиной для рыб в руках. Сунь У-кун тоже взлетел на воздух и, поклонившись бодисатве, молвил:

— О бодисатва! Прости, что мы не почтили тебя поклоном раньше! Мы старались спасти нашего наставника, попавшего в беду, и не знали, что ты соблаговолишь спуститься в мир. На этот раз нас мучает чародейка, с которой мы никак не можем справиться, и взываем к тебе о помощи. Помоги нам!

Бодисатва ответила:

— Я знаю эту чародейку! Она обладает огромной силой. Ее трезубец — волшебные клешни, а колет она своим хвостом, на конце которого есть крючок. Называется он «ядовитый крючок, от которого добрый конь валится с ног»! В своем первоначальном виде эта чародейка — скорпион. Когда-то в прошлом она слушала, как Будда толковал священные книги в храме Раскатов грома. Будда увидел ее в образе скорпиона и оттолкнул от себя, а она ужалила его в большой палец левой руки. Будде было нестерпимо больно. Он велел своим хранителям схватить ее, но она укрылась здесь. Если вы хотите спасти своего наставника — Танского монаха, то нужно обратиться к кому-нибудь другому, а я тоже не смею приближаться к ней.

Сунь У-кун снова стал кланяться:

— Молю тебя, о бодисатва, укажи, к кому же нам обратиться?

Бодисатва отвечала:

— Отправляйся к Восточным небесным воротам, там есть дворец Лучистого сияния, в котором живет властитель Плеяд. Он один может покорить чародейку.

Тут бодисатва превратилась в сверкающий золотой луч и вернулась в свою обитель на Южном море.

Сунь У-кун, оставаясь в воздухе, прижал книзу край облака и крикнул:

— Братья! Не беспокойтесь! У нашего наставника нашлась звезда-избавительница!

— Что за звезда? — спросил Ша-сэн. — Где она?

— Бодисатва посоветовала мне отправиться за помощью к властителю Плеяд, — отвечал Сунь У-кун. — И я сейчас же отправлюсь к нему!

Чжу Ба-цзе, продолжая держаться за рыло, крикнул Сунь У-куну вдогонку:

— Брат! Попроси у властителя этой звезды какого-нибудь снадобья!

Сунь У-кун, смеясь, отвечал:

— Никакого снадобья не надо. Потерпи, как я, всю ночь, утром все как рукой снимет.

— Не теряй времени, — сказал Ша-сэн, — иди и быстрее возвращайся.

И вот наш герой, оседлав облако, вмиг долетел до Восточных небесных ворот. Тут он увидел перед собой небесного стража, который окликнул его:

— Куда путь держишь, Великий Мудрец?

— Я сопровождаю Танского монаха на Запад за священными книгами, — стал объяснять ему Сунь У-кун. — И вот по дороге нам попалась ведьма, с которой мы никак не можем справиться. Хочу просить властителя Плеяд, обитающего во дворце Лучистого сияния помочь мне.

Тут неожиданно появились еще четыре небесных полководца: Тао, Чжан, Синь и Дэн. Они тоже спросили Сунь У-куна, зачем он явился и куда направляется.

— Мне надо увидеться с властителем Плеяд, — отвечал Сунь У-кун, — только он один способен справиться с чародейкой и спасти моего наставника.

— Сегодня утром властитель Плеяд получил повеление Нефритового императора отправиться в башню Созерцания звезд и проверить, как духи выполняют распоряжение Нефритового императора, — в один голос молвили все четыре полководца.

— А вы не врете? — усомнился Сунь У-кун.

— Разве посмели бы мы обманывать тебя? — отвечал полководец Синь. — Я сам проводил его из дворца Доу-ню.

Тут в разговор вмешался полководец Тао:

— Прошло довольно много времени. Может быть, он уже вер- нулся? Ты все же наведайся во дворец Лучистого сияния. Если его там нет, отправляйся в башню Созерцания звезд и там найдешь его!

Великий Мудрец обрадовался и распрощался с полководцами. Подойдя к парадному входу, ведущему во дворец Лучистого сияния, Сунь У-кун убедился, что там никого нет. Он собрался было вернуться, но вдруг заметил, что с другой стороны дворца выстроились в ряд воины, а вслед за ними показался и властитель Плеяд. На нем была парадная одежда и он весь сверкал золотом.

Один из воинов, шедший впереди, увидел Сунь У-куна, стоящего у входа во дворец Лучистого сияния, и доложил:

— О повелитель! Здесь находится Великий Мудрец Сунь У-кун.

Властитель Плеяд оправил на себе одежды, остановился и разделил свою свиту на две шеренги. Затем он выступил вперед, подошел к Сунь У-куну и совершил поклон.

— Зачем изволил пожаловать сюда, Великий Мудрец? — вежливо спросил он.

— Я пришел потревожить тебя и попросить помочь мне выручить из беды моего наставника.

— А что за беда стряслась с ним? — спросил властитель Плеяд. — И в каком месте вашего пути?

— Это произошло в женском царстве Силян, там, где находится гора Погибель врагам, а в ней пещера Лютни «пипа».

— Какой же злой дух живет в этой пещере? — продолжал расспрашивать властитель Плеяд. — Почему ты именно ко мне обратился?

— Мне явилась бодисатва Гуаньинь и сказала, что в этой пещере живет злой оборотень-скорпион, с которым только ты один можешь справиться. Вот почему я и явился к тебе с покорной просьбой.

— Мне, по правде говоря, надо явиться с докладом к Нефритовому императору, — сказал властитель Плеяд, — но раз ты сам, Великий Мудрец, пожаловал с такой просьбой, да еще по указанию бодисатвы Гуаньинь, я не смею медлить, чтобы не упустить время. Я даже не решаюсь предложить тебе чаю, и готов сейчас же следовать за тобой, чтобы расправиться со злым духом. К Нефритовому императору я явлюсь по возвращении.

Сунь У-кун не заставил себя долго ждать, и они вместе покинули Восточные небесные ворота, а оттуда прямым путем направились в женское царство Силян. Когда до горы Погибель врагам было уже совсем близко, Сунь У-кун протянул руку и сказал:

— Вот эта самая гора и есть!

Властитель Плеяд прижал книзу край облака, сошел с него и вместе с Сунь У-куном направился к тому месту на горе, где стоял каменный щит. Ша-сэн увидел их первым и стал расталкивать Чжу Ба-цзе:

— Вставай, брат, вставай! Явился Сунь У-кун, и привел с собой властителя Плеяд.

Чжу Ба-цзе, продолжая держаться за рыло, обратился к прибывшим с такими словами:

— Простите мне мою грубость и невежество, но я болею и не могу поклониться вам.

— Ведь ты вступил на путь познания Истины, какая же у тебя может быть болезнь? — удивился властитель Плеяд.

— Я вступил в бой с ведьмой, обитающей на этой горе, — простонал Чжу Ба-цзе, — но эта чертовка чем-то ударила меня в самое рыло, и я до сих пор страдаю от невыносимой боли.

— А ну-ка, подойди ко мне поближе! — приказал властитель Плеяд. — Сейчас я тебя вылечу!

Чжу Ба-цзе опустил руку, которой держался за рыло, и прошамкал:

— Умоляю тебя, избавь меня от этой боли! А я уж отблагодарю тебя, как только поправлюсь.

Властитель Плеяд потер рукой ужаленное место, дунул на него, и боль сразу же утихла. Вот уж поистине, как рукой сняло, Чжу Ба-цзе обрадовался, повалился в ноги и стал благодарить:

— Чудо! Настоящее чудо! — повторял он без конца.

Сунь У-кун рассмеялся и затем обратился к властителю Плеяд:

— Не потрете ли вы и мою голову?

— А зачем? —удивился властитель Плеяд, — ведь тебя злой дух не ударил?

— Как не ударил? — возразил Сунь У-кун. — Вчера мне тоже досталось. Но прошла ночь, и боль утихла сама по себе, только теперь голова зудит. Боюсь, не случилось бы чего худого. Прошу тебя, полечи и меня тоже.

Властитель Плеяд потер Сунь У-куну голову, потом дунул, снял весь оставшийся яд, и зуд прошел.

—Теперь, брат, пойдем бить эту чертовку!—проговорил Чжу Ба-цзе.

— Да, да! Пора идти! —сказал также властитель Плеяд. — Вы ступайте первыми и вызовите ее, а уж я сам с ней расправлюсь.

Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе вспрыгнули на вершину горы, подошли к каменному щиту и скрылись за ним. Неистово ругаясь, Чжу Ба-цзе стал крошить каменные ворота своими граблями и проделал в них брешь, в которую и вошел вместе с Сунь У-куном. Дойдя до вторых ворот, Чжу Ба-цзе еще яростнее накинулся на них и раскрошил их вдребезги. Привратницы в страхе бросились докладывать своей госпоже.

— Госпожа ты наша! Те двое монахов опять появились и разломали вторые ворота!

Как раз в это время чародейка освободила Танского монаха от веревок и собиралась сама поить его чаем и кормить разными яствами. Услышав, что вторые ворота разбиты, она выскочила к цветочной беседке, схватила свой трезубец и, вращая им в воздухе, словно колесом, пошла на Чжу Ба-цзе. Тот стал защищаться своими граблями, а Сунь У-кун, находившийся сбоку, принялся наносить удары своим посохом. Чародейка собралась было применить свое волшебство, но Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе, наученные горьким опытом, пустились наутек.

Преследуя их, чертовка очутилась за каменным щитом.

— Властитель Плеяд! Где ты?— закричал тут Сунь У-кун и в следующий же момент увидел его на склоне горы. В один миг властитель Плеяд принял свой настоящий облик. Он оказался большим петухом с двойным гребнем и когда поднял голову, то рост его достиг почти семи чи. Он крикнул что-то чертовке, которая моментально приняла свой первоначальный вид. Она оказалась громадным скорпионом, величиной с музыкальный инструмент «пипа». Петух еще раз что-то прокричал, и скорпион вдруг весь размяк и тотчас сдох у склона горы.

Чжу Ба-цзе шагнул вперед и с яростью наступил на издохшего скорпиона.

— Вот тебе, гадина!— с ненавистью произнес он. —Больше тебе не придется пускать в ход свое жало, которое валит коней с ног.

После этого Чжу Ба-цзе ударил скорпиона граблями и превратил его в бесформенный комок.

Тем временем властитель Плеяд превратился в золотистый луч, скользнул на облако и умчался. А Сунь У-кун вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном обратились лицом к небу и стали отбивать поклоны.

— Премного благодарны тебе за твою помощь, — кричали они хором, — настанет время, и мы обязательно отблагодарим тебя.

После этого они втроем собрали поклажу, привели в порядок коня и отправились в пещеру. Их встретили служанки, которые стояли на коленях по обе стороны от ворот и кланялись им в ноги:

— Благодетели вы наши! — вопили они. — Пожалейте нас, не губите! Ведь мы не оборотни, а простые смертные из государства Силян. Нас в свое время похитила злая чародейка и обратила в своих рабынь. Не беспокойтесь, ваш наставник жив и находится в заднем помещении, в ароматной опочивальне, где безутешно плачет!

Услышав эти слова, Сунь У-кун стал внимательно разглядывать девушек и убедился в том, что они действительно не оборотни. Затем он вошел во внутреннее помещение и позвал:

— Наставник!

Танский монах, увидев своих учеников, пришел в неописуемую радость.

— Сколько хлопот я вам доставил! — повторял он без конца. — А что сталось со здешней хозяйкой?

— Здешняя хозяйка оказалась огромным скорпионом-самкой. К счастью, бодисатва Гуаньинь явилась нам в образе старушки и сказала, кто может покорить эту ведьму. Старший брат Сунь У-кун помчался в небесные чертоги и попросил властителя Плеяд спуститься на землю и помочь нам. А я потом раздавил скорпиона своими граблями, и от него осталось мокрое место! Лишь после этого мы осмелились проникнуть сюда и вот, наконец, нашли тебя, дорогой наш наставник!

Танский монах не переставал благодарить своих учеников за избавление. Затем они нашли в пещере рис и муку, приготовили пищу и плотно закусили. Они отпустили всех служанок, указав им путь в царство Силян, а после этого зажгли факел и спалили все, что было в пещере.

Наконец ученики подвели Танскому монаху коня, попросили его сесть верхом, отыскали дорогу, и все вместе отправились дальше на Запад.

Вот уж поистине:

Неизвестно, сколько лет Танскому монаху пришлось скитаться, прежде чем его причислили к лику святых. О том, что с ним происходило в дальнейшем, вы узнаете из последующих глав.