Blog

Биография

Вайнона Райдер родилась 29 октября 1971 года в округе Олмстед, штат Миннесота. Своим именем она обязана названию соседнего города Вайнона. Среднее имя — Лаура ей дали в честь жены писателя Олдоса Хаксли, с которой был дружен её отец. Родители Вайноны Синди и Майкл Хоровиц — потомки еврейских эмигрантов из России и Румынии — принадлежали движению хиппи. Среди друзей семьи были поклонник ЛСД и «расширения сознания» Тимоти Лири (её крёстный отец) и поэт-битник Аллен Гинзберг.

С семи лет она живет с семьей в поселении-коммуне близ города Эльк, штат Калифорния. В коммуне не было электричества и телевидения, поэтому Вайнона увлеклась чтением. Сценический псевдоним «Райдер», по её словам, произошёл от фамилии певца Митча Райдера, которого любил слушать отец.

Когда Вайноне исполнилось 10 лет, родители переехали в город Петалума, штат Калифорния. В первые школьные дни ее избили подростки, принявшие угловатую Вайнону с короткой стрижкой за мальчика. Родители решили, что дочери в этот год лучше учиться дома, и Вайнона перешла на домашнее обучение. С 13 лет она посещает актерские курсы при American Conservatory Theater близ Сан-Франциско.

Вскоре Райдер была замечена агентами по подбору актеров и 1985 году впервые участвовала в кинопробах на роль дочери персонажа Джона Войта в фильме Цветок пустыни, правда, безуспешно. Однако благодаря агентству Triad artists она привлекла внимание режиссера Дэвида Зельтцера, который в 1986 году пригласил сыграть в своем фильме Лукас. Ее игра в следующем фильме Кадриль (1986) получила положительные оценки. Роб Лоу, игравший ее слабоумного друга, был номинирован на Золотой глобус.

Первой заметной ролью Райдер стало участие в комедии Тима Бертона Битлджюс (1988), где она играет девушку — представительницу субкультуры «готов», способную видеть привидения, которых играли Джина Дэвис, Алек Болдуин и Майкл Китон. В фильме 1969 (1988) она играет юную антивоенную активистку.

В 1989 году Райдер снимается в культовом фильме американских подростков Клан Хэзерс, по сюжету которого школьники Вайнона и Кристиан Слейтер убивают третирующих их одноклассников, маскируя смерти под самоубийства. В том же году вышел фильм Огненные шары о музыканте Джерри Ли Льюисе, который женился на своей 13-летней кузине. За исполнение роли Майры Райдер получила свою первую профессиональную награду Young Artist Awards.

В 1990 году Райдер появилась в трех фильмах. Она получает главную роль в фильме Бертона Эдвард — руки-ножницы. Джонни Депп, партнер по фильму, становится ееебойфрендом. Это был последний фильм, в котором она играла подростков. За роль в фильме Русалки, где играли Шер и Кристина Риччи, она получает номинацию на Золотой глобус. Кроме того, она снялась в драме Добро пожаловать домой, Рокси Кармайкл. Райдер также предложили роль дочери дона Корлеоне в фильме Фрэнсиса Форда Копполы Крестный отец 3. Однако из-за болезни ей пришлось отказаться. Роль в Крестном отце получила дочь режиссера — София Коппола.

После роли водителя такси, мечтающего стать механиком, в первом эпизоде картины Ночь на Земле (1991) независимого режиссера Джима Джармуша Райдер появилась в другом фильме Копполы — Дракула Брэма Стокера в роли Мины Харкер. Затем последовала роль в экранизации романа Изабель Альенде (племянницы Сальвадора Альенде) Дом духов (1993), где играли Мерил Стрип, Джереми Айронс, Гленн Клоуз, Антонио Бандерас.

За роль в фильме Мартина Скорсезе Эпоха невинности (1993) по роману Эдит Уортон Райдер получила премию Золотой глобус и номинацию на Оскар. В 1994 году снялась в фильме экранизации романа американской писательницы Маленькие женщины Луизы Мэй Олкотт. Роль принесла ей номинацию на Оскар. В том же году она снялась в комедии Бена Стиллера Реальность кусается.

#img_right#Неудачным оказался ее следующий фильм Парни (1996). Подписав контракт на участие в картине с рабочим названием The Girl You Want, Райдер обнаружила, что сценарий подвергся значительным изменениям, однако по условиям контракта она не могла отказаться от роли. В результате разногласий фильм вышел с задержкой и ограниченным релизом.

В 1995 году Райдер озвучивала дневник Анны Франк, получив номинацию на премию Грэмми.

В 1996 году Райдер снялась вместе с Дэниелом Дэй-Льюисом в экранизации пьесы Артура Миллера Суровое испытание о судебном процессе над «салемскими ведьмами», играя девушку, которая из чувства мести намеренно оговорила своего бывшего любовника. Райдер играла небольшую роль в режиссерском дебюте Аль Пачино — документальной ленте В поисках Ричарда. В следующем году Райдер сыграла в триллере Чужой 4: Воскрешение (1999) с Сигурни Уивер.

В 1998 году Райдер была членом жюри Каннского кинофестиваля.

В 1999 году она исполнила главную роль в драме Прерванная жизнь, где Райдер выступила исполнительным продюсером. Фильм поставлен по дневнику девушки, которая в 17 лет пыталась покончить жизнь самоубийством и попала в психиатрическую больницу. Картина, где роли второго плана играли Анджелина Джоли, Ванесса Редгрейв, Вупи Голдберг, была благодушно встречена критиками, однако получила скромные кассовые сборы. Анджелина Джоли, игравшая агрессивную пациентку клиники, получила премии Оскар и Золотой глобус.

В 2000 году Райдер снимается в мелодраме Осень в Нью-Йорке с Ричардом Гиром. Картина была раскритикована, а актерский дуэт Райдер-Гир был номинирован на антинаграду Золотая малина как худшая пара. В том же году вышел фильм ужасов Заблудшие души, снятый еще в 1998 году, где появился ее брат Юрий. Обе картины провалились в прокате.

В 2000 году Райдер получила звезду на Аллее славы в Голливуде.

В 2002 году Райдер снимается в комедии Миллионер поневоле, вновь получив номинацию на Золотую малину. Фильм, тем не менее, собрал более 170 миллионов долларов в мировом прокате. Она также играет эпизодические роли в фантастическом фильме Симона с Аль Пачино и картине итальянского режиссера Азии Ардженто Цыпочки (2004).

После долгого перерыва Райдер появляется в 2006 году в анимационном фильме Ричарда Линклейтера Помутнение по роману Филипа К. Дика и в комедии Премия Дарвина, премьера которой состоялась 27 января 2007 года на кинофестивале Санденс. 10 января на фестивале Санденс состоялась премьера комедии Десять, где партнерами Райдер являются Джессика Альба и Фамке Янссен. Начались съемки Alpha Numeric, в 2008 году ожидается релиз комедии Sex and Death 101.

Фильмография Вайноны Райдер

2007 Alpha Numeric
2007 Sex and Death 101
2007 Десять (The Ten)
2006 Помутнение (A Scanner Darkly)
2006 Премия Дарвина (The Darwin Awards)
2004 Цыпочки (The Heart Is Deceitful Above All Things)
2003 The Day My God Died (голос)
2002 Симона (S1m0ne)
2002 Миллионер поневоле (Mr. Deeds)
2002 Saturday Night Live (Episode #27.20 – эпизод) – шоу
2001 Друзья (Friends) (The One with Rachel’s Big Kiss – эпизод) – сериал
2000 Strangers with Candy (The Last Temptation of Blank – эпизод) – сериал
2000 Заблудшие души (Lost Souls)
2000 Осень в Нью-Йорке (Autumn in New York)
1999 Прерванная жизнь (Girl, Interrupted)
1998 Знаменитость (Celebrity)
1997 Чужой 4: воскрешение (Alien: Resurrection)
1996 Суровое испытание (The Crucible)
1996 Dr. Katz, Professional Therapist (голос) (Monte Carlo – эпизод) – сериал
1996 В поисках Ричарда (Looking for Richard)
1996 Парни (Boys)
1995 Лоскутное одеяло (How to Make an American Quilt)
1994 Маленькие женщины (Little Women)
1994 Симпсоны (The Simpsons) (голос) (Lisa’s Rival – эпизод) – сериал
1994 Реальность кусается (Reality Bites)
1993 Дом духов (The House of the Spirits)
1993 Эпоха невинности (The Age of Innocence)
1992 Дракула (Dracula)
1991 Ночь на Земле (Night on Earth)
1990 Русалки (Mermaids)
1990 Эдвард руки-ножницы (Edward Scissorhands)
1990 С возвращением домой, Рокси Кармайкл (Welcome Home, Roxy Carmichael)
1989 Большие огненные шары (Great Balls of Fire!)
1989 Смертельное увлечение (Heathers)
1988 1969
1988 Битлджус (Beetle Juice)
1987 Кадриль (Square Dance)
1986 Лукас (Lucas)

Источник:
Сутки

И так Сунь У-куну удалось благополучно пролезть в щелочку ворот. Оказавшись по ту сторону, он полетел вглубь, ко вторым воротам, но по пути заметил среди цветов небольшую беседку, в которой сидела женщина-чародейка, а с ней несколько разодетых служанок с причудливо зачесанными волосами. Женщины оживленно беседовали между собой и чему-то радовались. Сунь У-кун незаметно подлетел к ним поближе, пристроился на решетке беседки и, навострив уши, стал внимательно прислушиваться к разговору.

В это время в беседку вошли еще две женщины, тоже с затейливыми прическами, и подали два блюда с яствами, от которых шел ароматный пар. Одна из них сказала:

— Госпожа! Вот горячие пирожки, приготовленные на пару. На одном блюде скоромные, с начинкой из человечьего мяса, а на другом — постные с начинкой «дэнша».

Чародейка улыбнулась и тут же приказала:

— Приведите сюда названого брата Танского императора!

Служанки бросились во внутренние покои и вскоре вывели оттуда несчастного Сюань-цзана. Он весь пожелтел и осунулся, губы его стали мертвенно-бледными, из покрасневших воспаленных глаз катились слезы. Сердце Сунь У-куна сжалось от боли, когда он увидел своего учителя в таком ужасном виде. И он подумал: «Видно, немало страданий перенес наставник!»

Чародейка покинула беседку и пошла навстречу Сюань-цзану. Обнажив кисти рук, она взяла своими нежными пальцами Танского монаха за плечо и обратилась к нему с такими словами:

— О, будь великодушен ко мне, дорогой старший брат мой! Не взыщи, что здесь не так роскошно, как во дворце силянской государыни, нет такого богатого и изящного убранства. Зато тут царят покой и уют. Здесь тебе будет очень удобно молиться Будде и читать священные книги. Я буду во всем твоей верной спутницей и подругой, и мы с тобой проживем сто лет в мире и согласии.

Танский монах безмолвствовал.

Чародейка продолжала обольщать его:

— Перестань же сердиться и огорчаться, — говорила она. — Мне известно, что на пиру у государыни женского царства ты ничего не ел и не пил. Изволь же отведать моего угощения. Здесь два блюда с пирожками скоромными и постными. Выбирай, какие тебе по вкусу.

Танский монах между тем стал размышлять: «Если я буду молчать и не стану ничего есть, то эта ведьма, пожалуй, погубит меня. Это не то, что силянская государыня, та все же была человеком. Что же мне делать? Мои верные спутники не знают, что я попал сюда, и я могу ни за что ни про что погибнуть».

Танский монах терзался сомнениями, но ничего не мог придумать. Наконец он набрался храбрости и спокойным тоном спросил чародейку:

— А из чего сделаны ваши пирожки?

— Скоромные с начинкой из человечьего мяса, — отвечала чародейка, — а постные с начинкой «дэнша».

— Я монах и буду есть постное, — сказал Сюань-цзан.

— Эй, девушки!— позвала чародейка. — Принесите горячего чая и дайте постных пирожков нашему повелителю, хозяину дома!

Одна из служанок поднесла Танскому монаху чашечку с ароматным чаем, а чародейка дала ему пирожок, предварительно разломав его.

Трипитака взял скоромный пирожок и, не разламывая, отдал чародейке.

— Царственный брат мой, почему же ты не разломил мне пирожок? — кокетливо смеясь, спросила она.

Почтительно сложив ладони, Танский монах отвечал:

— Я ведь не мирянин, а монах, потому и не осмелился разломать скоромный пирожок.

— Если ты монах и боишься разломить скоромный пирожок, — сказала чародейка, — то как осмелился ты съесть пирожок «шуйгао» на реке Матери и младенца, а сейчас ешь пирожки с начинкой «дэнша»?

Помышляя о спасении, Танский монах ответил так:

Сунь У-кун внимательно прислушивался к их беседе. За- метив, что разговор становится все более игривым, Сунь У-кун стал опасаться, как бы наставник не зашел слишком далеко и не осквернил себя. Тут он принял свой настоящий облик, занес над головой железный посох и закричал на чародейку:

— Бесстыжая тварь! Совратительница!

Чародейка выдохнула пламя, окутавшее всю беседку, а затем приказала служанкам:

— Уведите Танского монаха.

Затем чародейка вооружилась волшебным трезубцем, выскочила из беседки и крикнула:

— Ах ты, невежественная обезьяна! Как осмелилась ты самовольно проникнуть в мой дом и любоваться мною! Стой, ни с места! Сейчас я тебя угощу!

Однако Сунь У-кун отбил удар своим посохом и стал пятиться от разъярившейся ведьмы. Сражаясь, они не заметили, как очутились за воротами пещеры. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, дожидавшиеся Сунь У-куна за каменным щитом, вдруг услышали шум. Чжу Ба-цзе всполошился и, передавая поводья Ша-сэну, сказал:

— Ты обожди меня здесь, постереги коня и поклажу, а я пойду на подмогу.

Чжу Ба-цзе все же был добрым малым. Подняв свои грабли обеими руками, он выскочил к воротам пещеры и закричал:

— Сунь У-кун! Передохни! Дай мне расправиться с этой чертовкой!

Но чародейка успела заметить Чжу Ба-цзе и прибегла к новому приему. Она пронзительно взвизгнула, из ноздрей у нее метнулось пламя, изо рта повалил густой дым, она встряхнулась всем телом и кинула в Чжу Ба-цзе свой трезубец. В тот же момент у нее появилось несметное количество рук. Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе с двух сторон нападали на нее, а она иступленно кричала:

— Наконец-то ты мне попался Сунь У-кун. Ты меня не знаешь, зато я хорошо знаю тебя. Твой покровитель Будда Татагата, обитающий в храме Раскатов грома, и тот боится меня. Теперь вам от меня не уйти. Подходите, подходите! Каждому из вас достанется!

И тут разыгрался необыкновенный бой. Вот послушайте:

Долго сражались противники, но так и нельзя было сказать, кто из них победит. Вдруг чародейка выбросила вперед руку, и, прибегнув к приему «Ядовитое дерево, способное свалить с ног коня», ударила Сунь У-куна по голове.

— Ой! Больно! — завопил Сунь У-кун и бросился бежать с поля боя. Чжу Ба-цзе, видя, что дело плохо, тоже пустился наутек, волоча за собой свои грабли.

Тут чародейка убрала оружие, празднуя победу.

Между тем Сунь У-кун, обхватив голову руками, стонал:

— Больно! Больно!

— Что случилось, братец? — спросил, подбегая к нему, Чжу Ба-цзе. — В самый удачный момент, когда мы вот-вот должны были выиграть бой, ты вдруг заорал «больно» и удрал!

Обхватив голову руками, Сунь У-кун продолжал стонать:

— Ой, как больно! Ой, как больно! Ой, как больно!

— У тебя голова заболела?— встревоженно спросил Ша-сэн.

При этих словах Сунь У-кун подскочил и заорал:

— Да нет же! Нет! Нет!

— Так скажи, в чем дело? — допытывался Чжу Ба-цзе. — Я не видел, чтобы тебя ранило, а между тем ты кричишь во все горло.

Продолжая охать, Сунь У-кун с трудом стал говорить:

— Когда я с ней дрался, чертовка почувствовала, что ей не устоять, и ударила меня чем-то по голове. С той минуты у меня началась нестерпимая головная боль, и я бросился бежать.

— А ты хвалился, что у тебя голова закаленная, — со смехом сказал Чжу Ба-цзе. — Что же ты такого пустяка не выдержал?

Сунь У-кун обиделся:

— Голова у меня действительно закаленная. Что только с ней не делали! — сказал он. — После того как я вступил на путь Истины и закалил себя в самоусовершенствовании, я учинил буйство в небесных чертогах, похитил яства в Персиковом саду и выпил вино бессмертных небожителей, а также съел пилюли бессмертия, принадлежащие Лао-цзюню. Нефритовый император послал против меня царя духов умерших, обладающего неимоверной силой, и всех духов, обитающих на двадцати восьми созвездиях. Они схватили меня и доставили на лобное место у дворца созвездия Доу-ню. Мою голову пытались огрубить, метали в нее молнии и громы, жгли огнем, но ничего не вышло. Затем Лао-цзюнь поместил меня в свою волшебную печь с триграммами, в ней он плавил меня сорок девять дней — и все напрасно! А эта чародейка каким-то неведомым оружием причинила мне нестерпимую боль.

— Убери руки, — сказал Ша-сэн, — я погляжу, что у тебя с головой. Все цело! Ни единой царапины!

— Конечно, цело! — подтвердил Сунь У-кун.

— А не слетать ли мне в столицу Силянского государства, — предложил Чжу Ба-цзе. — Может быть, я достану там какой- нибудь мази или пластырь?

— Зачем? — удивился Сунь У-кун. — Ведь на голове нет ни шишки, ни царапины. Куда же прикладывать пластырь или мазь?

Чжу Ба-цзе рассмеялся.

— Вот видишь, послеродовой горячки у меня так и не было, а ты болячку в голове приобрел.

Ша-сэн одернул его:

— Брось свои шутки, сейчас уже время позднее, у Сунь У-куна болит голова, что с наставником, жив он или нет, — мы не знаем. Что же делать?

Сунь У-кун со стоном произнес:

— Наставник цел и невредим. Когда я, превратившись в пчелу, проник в пещеру, то увидел его. Эта ведьма сидела в беседке среди цветов. Затем служанки подали на двух блюдах пирожки: одни с начинкой из человечьего мяса — скоромные, другие — с какой-то начинкой «дэнша» — постные. Затем я видел, как две молодые служанки привели наставника в эту беседку, а ведьма стала угощать его пирожками и успокаивать. После этого она стала объясняться в своих чувствах и говорила, что хочет быть спутницей и подругой нашего наставника. Он сперва молчал, не отвечал ей и пирожков не брал, но потом, видимо, поддался ее сладким речам и нежным уговорам. Не знаю, почему он вдруг заговорил с ней и даже согласился съесть пирожок, правда, постный. Ведьма взяла пирожок, разломила его пополам и дала наставнику, а он взял скоромный пирожок и, не разломив, — передал ей. Она спросила: «Почему же ты не разломил пирожок?» — «Я — монах, — отвечал наставник, — и мне не положено разламывать скоромные пирожки». Тогда ведьма сказала: «Зачем же ты пил воду из реки Матери и младенца, а сегодня ешь пирожки с начинкой «дэнша»?» Он, видимо, не понял, что она сказала, и ответил:

Ша-сэн внимательно слушал и от волнения кусал пальцы.

— Интересно, когда эта чертовка стала следить за нами и откуда ей известно, что с нами произошло несколько дней тому назад?

— Неужели, — вскричал Чжу Ба-цзе, — после этого мы будем сидеть сложа руки? Нужно сейчас же, несмотря на поздний час, отправиться к воротам и вызвать ее на бой. Будем кричать и биться всю ночь, чтобы она не знала ни минуты покоя, и помешаем ей завлечь нашего наставника.

— Я никуда не пойду, — простонал Сунь У-кун, — голова у меня разламывается.

— Не надо сейчас никуда ходить, — сказал тут Ша-сэн, — Сунь У-кун заболел и, кроме того, я уверен за нашего учителя. Он настолько чист и непорочен, что никакие женские соблазны не смутят его покой. Давайте расположимся на ночлег где-нибудь здесь, на склоне горы, где нет ветра. За ночь мы наберемся сил, а утром подумаем, что предпринять.

Трое монахов крепко привязали белого коня и, по очереди карауля свою поклажу, стали отдыхать. Здесь мы их пока оставим и вернемся к чародейке.

Чародейка пришла в радостное расположение духа и от недавней неистовой злобы не осталось и следа. Она позвала своих служанок:

— Ступайте и прикажите крепко-накрепко запереть все входы и выходы, — сказала она, а двум караульным велела зорко следить за тем, чтобы Сунь У-кун снова не пробрался в пещеру. — Как только услышите малейший шорох, так сейчас же поднимайте тревогу.

— Девушки! Приберите как следует опочивальню. Зажгите свечи и благовония, а после этого приведите нашего гостя — брата Танского императора. Я хочу провести с ним время в радостном свидании.

И вот из глубины пещеры служанки ввели Танского монаха.

Волшебница с чарующим видом взяла Сюань-цзана за руки.

— Мне часто приходилось слышать, — сказала она вкрад- чивым голосом, — что «не так дорого чистое золото, как дороги радость и покой». Я хочу позабавиться с тобой любовными утехами, словно мы с тобой муж и жена.

Танский монах до боли стиснул зубы и не промолвил ни слова. Ему не хотелось идти за чародейкой, но он опасался, что она загубит его своими чарами, и, дрожа от страха, последовал за ней в ее благоухающие покои.

Он шел в совершенной растерянности, робкими шагами, опустив голову. До того ли ему было, чтобы осмотреть убранство опочивальни, разглядеть ложе и постель, ознакомиться с роскошными нарядами, украшениями, шкатулками и гребешками?!

Он не слышал страстных, любовных речей волшебницы и вел себя как настоящий монах.

И в самом деле:

До самой глубокой ночи препирался Танский монах с чародейкой, не поддаваясь ее обольщениям. Но та не отступала, и всячески старалась завлечь Сюань-цзана. Наконец чародейка не выдержала и разозлилась.

— Служанки! принесите сюда веревки!— приказала она.

И вот бедного монаха, к которому чародейка воспылала любовью, скрутили веревками, словно хищного льва, а затем выволокли под веранду и оставили там. Вскоре огни в серебряных светильниках были погашены и все улеглись спать. О том, как прошла ночь, рассказывать нечего.

Когда петухи пропели в третий раз, Сунь У-кун, расположившийся на склоне горы, потянулся и обрадованно сказал:

— Голова у меня совсем не болит, — нисколечко, а ведь как мучился вчера! Зато теперь она почему-то стала чесаться.

Чжу Ба-цзе рассмеялся.

— Раз чешется, надо попросить чародейку еще разок стукнуть тебя. Что ты на это скажешь?

Сунь У-кун плюнул с досады:

— Отвяжись!

Но Чжу Ба-цзе продолжал смеяться:

— Ты говоришь «отвяжись»! А нашего наставника тем временем чародейка к себе привязала!

Тут Ша-сэн прервал их:

— Да перестаньте вы ссориться, — с сердцем произнес он, — ведь уже совсем рассвело. Идемьте лучше на расправу с этим дьяволом в образе женщины.

— Брат, ты пока побудь здесь, — сказал ему Сунь У-кун, — покарауль коня и никуда не ходи, а Чжу Ба-цзе пусть идет за мной!

Дурень приосанился, подпоясал халат и пошел вслед за Сунь У-куном. У обоих в руках было оружие. Перепрыгнув через гору, они направились к каменному щиту перед воротами пещеры. Тут Сунь У-кун обратился к своему помощнику с такими словами:

— Ты пока постой здесь, а я проберусь и узнаю, не причинила ли эта ведьма вреда нашему наставнику. Если ей удалось обольстить его и он лишился целомудрия, то нам нечего больше делать и придется расставаться, но если он остался непоколебим и проявил твердость характера, не поддавшись никаким соблазнам, то нам надо будет во чтобы то ни стало убить ведьму, выручить учителя из беды и следовать дальше на Запад.

— Ты что, полоумный, что ли? — воскликнул Чжу Ба-цзе. — Не знаешь пословицы: «Сушеная рыба — лучшая подстилка для кошки». И вряд ли ты сможешь против этого возразить.

— Да перестань ты зря болтать! Погоди, я все узнаю.

С этими словами наш Сунь У-кун покинул Чжу Ба-цзе и зашел за каменный щит.

Встряхнувшись, он снова превратился в пчелку и пробрался за ворота. Там он увидел двух молодых привратниц, которые сладко спали, положив под голову сторожевые колотушки.

Сунь У-кун полетел к цветочной беседке. Там тоже крепко спали служанки, несмотря на то что уже настал день. Видимо, все они изрядно устали за ночь. Сунь У-кун полетел дальше и вдруг услышал стон. Оглядевшись, он увидел под верандой Танского монаха, связанного по рукам и ногам. Сунь У-кун тихонько подлетел к нему, уселся на голову и позвал:

— Наставник!

Танский монах сразу же узнал голос Сунь У-куна.

— Это ты, дорогой мой Сунь У-кун! Спаси меня скорей!

— Как прошла ночь? Насладился любовными утехами?

Танский монах заскрежетал зубами от ярости:

— Да я лучше умру, чем позволю себе что-либо подобное! — вымолвил он.

Сунь У-кун, однако, продолжал допытываться.

— Я заметил вчера, — сказал он, — что эта чертовка уж очень явно к тебе благоволит. Каким же образом ты очутился сейчас здесь в таком жалком виде?

Тогда Танский монах стал рассказывать:

— Она не оставляла меня в покое почти до самого утра. Но я не поддался ее уговорам и не лег в постель. Тогда она велела связать меня и бросить сюда. Умоляю, спаси меня, чтобы я мог отправиться за священными книгами.

Пока наставник и его верный ученик переговаривались, чародейка уже проснулась и услышала, как Танский монах сказал: отправиться за священными книгами. И хотя чародейка была очень зла на Сюань-цзана, расставаться с ним ей не хотелось.

Соскочив со своего ложа, она подбежала к нему:

— За какими это еще священными книгами ты собрался? — спросила она гневно. — Эх ты, не сумел даже показать себя, как подобает порядочному мужу!

Сунь У-кун испугался, отпрянул от наставника и, расправив крылья, вылетел через ворота, где принял свой настоящий облик.

— Чжу Ба-цзе! — заорал он.

Чжу Ба-цзе откликнулся на зов и вышел из-за каменного щита.

— Ну, что? Ведь сбылись мои слова? — ехидно спросил он.

— Вовсе нет! — отвечал Сунь У-кун. — Эта чертовка, ничего не добившись, со злости связала нашего наставника и бросила под веранду. Он хотел рассказать мне все, что случилось с ним ночью. Но ведьма проснулась, и я поспешил улизнуть.

— Но хоть что-нибудь он успел тебе рассказать? — спросил Чжу Ба-цзе.

— Он сказал, что не раздевался и в постель не ложился.

Чжу Ба-цзе обрадовался:

— Молодец! Вот это настоящий монах. Теперь давай выручать его из беды!

И, не вступая в дальнейшие разговоры, Чжу Ба-цзе схватил свои грабли и изо всей силы швырнул их в каменные ворота. Раздался страшный грохот и от ворот откололось несколько кусков. Привратницы в страхе проснулись и побежали ко вторым, внутренним, воротам:

— Отворите! — кричали они, не помня себя от страха. — Первые ворота сломаны, их сломали те двое монахов, что были вчера!

Чародейка вышла из своих покоев и к ней тотчас бросилось несколько служанок:

— Госпожа! — кричали они. — Те двое, что приходили вчера, сломали передние ворота.

Тут чародейка стала поспешно отдавать распоряжения:

— Подайте мне горячей воды умыться! Расчешите мне волосы! — кричала она. — А Танского монаха унесите в заднее помещение и спрячьте там, только не развязывайте!

Со словами: «Сейчас я с ними рассчитаюсь», — чародейка вышла из ворот, взмахнула своим трезубцем и начала браниться.

— Эй ты, мерзкая обезьяна! И ты, грязный боров! Дожили до седых волос, а ума не набрались. Как смели вы сломать мои ворота?

— Бессовестная тварь, потаскуха, — заорал Чжу Ба-цзе. — Нас ругаешь, а сама как поступила с нашим наставником! Зачем захватила в свое логово и хотела сделать своим мужем? Выпусти его живей, тогда мы пощадим тебя! Если же ты посмеешь произнести хоть половину слова «нет», клянусь, что я, Чжу Ба-цзе, своими граблями разнесу всю эту гору и обрушу ее на тебя, ведьма проклятая!

Разумеется, чародейка не могла стерпеть такого обращения. Она затряслась всем телом, из носа и изо рта у нее повалил дым, метнулись языки пламени. Она хотела ударить Чжу Ба-цзе трезубцем, но тот успел увильнуть и принялся бить ведьму своими граблями. Сунь У-кун, не теряя времени, выхватил свой посох и стал помогать товарищу. Но чародейка опять прибегла к своему волшебству: у нее вдруг появилось огромное количество рук, с помощью которых она легко отбивала удары, сыпавшиеся на нее со всех сторон. Противники схватывались раз пять. И с каждым разом все ожесточеннее.

Вдруг чародейка чем-то с силой ударила Чжу Ба-цзе в самое рыло. От страшной боли Дурень бросился бежать, одной рукой волоча за собой грабли, а другой держась за ушибленное место. Сунь У-кун, признаться, позавидовал ему и, помахав для вида посохом, тоже бросился бежать. Вернувшись с победой, чародейка велела слугам запереть ворота и завалить камнями пролом. На этом мы пока и расстанемся с ней.

Тем временем Ша-сэн, который пас коня на склоне горы, вдруг услышал хрюканье. Оглянувшись, он увидел Чжу Ба-цзе. Тот бежал к нему, держась за рыло, и отчаянно хрюкал.

— Что с тобой? — участливо спросил Ша-сэн.

— Беда, беда! — простонал Чжу Ба-цзе. — Ой, как больно! До чего же больно!

Тут показался Сунь У-кун, который подбежал к ним и со смехом сказал:

— Ну как, Дурень? Будешь теперь надо мною смеяться? А? Вчера ты что-то болтал про мою голову? Говорил, что у меня там болячка, а сегодня сам подхватил не то язву, не то сап?

— Ой, сил больше нет! — стонал Чжу Ба-цзе. — До чего же больно! Что теперь будет! Вот беда!

Все трое находились в полной растерянности и не знали, что делать. Вдруг показалась старушка, которая несла корзинку, сплетенную из бамбука. Она, видимо, шла с южного склона горы, где собирала лекарственные травы. Ша-сэн увидел ее и обратился к Сунь У-куну:

— Братец! Не спросить ли мне у старушки об этой ведьме? Может, она знает, что у нее за оружие и как она причиняет столь нестерпимую боль?

— Погоди! — отвечал Сунь У-кун, — дай лучше я сам все узнаю.

Сунь У-кун пристально вгляделся в старушку и заметил сияние вокруг ее головы, да и вся она была окутана ароматной дымкой. Сунь У-кун сразу же догадался, кто была эта старушка.

— Братцы мои! — вскричал он. — Скорей становитесь на колени и совершайте земные поклоны! Ведь это сама бодисатва Гуаньинь к нам пожаловала.

Чжу Ба-цзе так переполошился, что, забыв про боль, опустился на колени, а Ша-сэн, держа коня на поводу, изогнулся в низком поклоне. Сунь У-кун, стоя на коленях, молитвенно сложил руки и проговорил:

— Я верю во всемилостивейшую и вселюбящую, спасающую от горестей и бед, всепроницательнейшую и величайшую Гуаньинь.

Старушка поняла, что монахи узнали ее по сиянию, которое она излучала. Ступив ногами на благовещий луч, она вознеслась в небо и приняла свой первоначальный вид. Она явилась в одном из своих тридцати трех изображений, с корзиной для рыб в руках. Сунь У-кун тоже взлетел на воздух и, поклонившись бодисатве, молвил:

— О бодисатва! Прости, что мы не почтили тебя поклоном раньше! Мы старались спасти нашего наставника, попавшего в беду, и не знали, что ты соблаговолишь спуститься в мир. На этот раз нас мучает чародейка, с которой мы никак не можем справиться, и взываем к тебе о помощи. Помоги нам!

Бодисатва ответила:

— Я знаю эту чародейку! Она обладает огромной силой. Ее трезубец — волшебные клешни, а колет она своим хвостом, на конце которого есть крючок. Называется он «ядовитый крючок, от которого добрый конь валится с ног»! В своем первоначальном виде эта чародейка — скорпион. Когда-то в прошлом она слушала, как Будда толковал священные книги в храме Раскатов грома. Будда увидел ее в образе скорпиона и оттолкнул от себя, а она ужалила его в большой палец левой руки. Будде было нестерпимо больно. Он велел своим хранителям схватить ее, но она укрылась здесь. Если вы хотите спасти своего наставника — Танского монаха, то нужно обратиться к кому-нибудь другому, а я тоже не смею приближаться к ней.

Сунь У-кун снова стал кланяться:

— Молю тебя, о бодисатва, укажи, к кому же нам обратиться?

Бодисатва отвечала:

— Отправляйся к Восточным небесным воротам, там есть дворец Лучистого сияния, в котором живет властитель Плеяд. Он один может покорить чародейку.

Тут бодисатва превратилась в сверкающий золотой луч и вернулась в свою обитель на Южном море.

Сунь У-кун, оставаясь в воздухе, прижал книзу край облака и крикнул:

— Братья! Не беспокойтесь! У нашего наставника нашлась звезда-избавительница!

— Что за звезда? — спросил Ша-сэн. — Где она?

— Бодисатва посоветовала мне отправиться за помощью к властителю Плеяд, — отвечал Сунь У-кун. — И я сейчас же отправлюсь к нему!

Чжу Ба-цзе, продолжая держаться за рыло, крикнул Сунь У-куну вдогонку:

— Брат! Попроси у властителя этой звезды какого-нибудь снадобья!

Сунь У-кун, смеясь, отвечал:

— Никакого снадобья не надо. Потерпи, как я, всю ночь, утром все как рукой снимет.

— Не теряй времени, — сказал Ша-сэн, — иди и быстрее возвращайся.

И вот наш герой, оседлав облако, вмиг долетел до Восточных небесных ворот. Тут он увидел перед собой небесного стража, который окликнул его:

— Куда путь держишь, Великий Мудрец?

— Я сопровождаю Танского монаха на Запад за священными книгами, — стал объяснять ему Сунь У-кун. — И вот по дороге нам попалась ведьма, с которой мы никак не можем справиться. Хочу просить властителя Плеяд, обитающего во дворце Лучистого сияния помочь мне.

Тут неожиданно появились еще четыре небесных полководца: Тао, Чжан, Синь и Дэн. Они тоже спросили Сунь У-куна, зачем он явился и куда направляется.

— Мне надо увидеться с властителем Плеяд, — отвечал Сунь У-кун, — только он один способен справиться с чародейкой и спасти моего наставника.

— Сегодня утром властитель Плеяд получил повеление Нефритового императора отправиться в башню Созерцания звезд и проверить, как духи выполняют распоряжение Нефритового императора, — в один голос молвили все четыре полководца.

— А вы не врете? — усомнился Сунь У-кун.

— Разве посмели бы мы обманывать тебя? — отвечал полководец Синь. — Я сам проводил его из дворца Доу-ню.

Тут в разговор вмешался полководец Тао:

— Прошло довольно много времени. Может быть, он уже вер- нулся? Ты все же наведайся во дворец Лучистого сияния. Если его там нет, отправляйся в башню Созерцания звезд и там найдешь его!

Великий Мудрец обрадовался и распрощался с полководцами. Подойдя к парадному входу, ведущему во дворец Лучистого сияния, Сунь У-кун убедился, что там никого нет. Он собрался было вернуться, но вдруг заметил, что с другой стороны дворца выстроились в ряд воины, а вслед за ними показался и властитель Плеяд. На нем была парадная одежда и он весь сверкал золотом.

Один из воинов, шедший впереди, увидел Сунь У-куна, стоящего у входа во дворец Лучистого сияния, и доложил:

— О повелитель! Здесь находится Великий Мудрец Сунь У-кун.

Властитель Плеяд оправил на себе одежды, остановился и разделил свою свиту на две шеренги. Затем он выступил вперед, подошел к Сунь У-куну и совершил поклон.

— Зачем изволил пожаловать сюда, Великий Мудрец? — вежливо спросил он.

— Я пришел потревожить тебя и попросить помочь мне выручить из беды моего наставника.

— А что за беда стряслась с ним? — спросил властитель Плеяд. — И в каком месте вашего пути?

— Это произошло в женском царстве Силян, там, где находится гора Погибель врагам, а в ней пещера Лютни «пипа».

— Какой же злой дух живет в этой пещере? — продолжал расспрашивать властитель Плеяд. — Почему ты именно ко мне обратился?

— Мне явилась бодисатва Гуаньинь и сказала, что в этой пещере живет злой оборотень-скорпион, с которым только ты один можешь справиться. Вот почему я и явился к тебе с покорной просьбой.

— Мне, по правде говоря, надо явиться с докладом к Нефритовому императору, — сказал властитель Плеяд, — но раз ты сам, Великий Мудрец, пожаловал с такой просьбой, да еще по указанию бодисатвы Гуаньинь, я не смею медлить, чтобы не упустить время. Я даже не решаюсь предложить тебе чаю, и готов сейчас же следовать за тобой, чтобы расправиться со злым духом. К Нефритовому императору я явлюсь по возвращении.

Сунь У-кун не заставил себя долго ждать, и они вместе покинули Восточные небесные ворота, а оттуда прямым путем направились в женское царство Силян. Когда до горы Погибель врагам было уже совсем близко, Сунь У-кун протянул руку и сказал:

— Вот эта самая гора и есть!

Властитель Плеяд прижал книзу край облака, сошел с него и вместе с Сунь У-куном направился к тому месту на горе, где стоял каменный щит. Ша-сэн увидел их первым и стал расталкивать Чжу Ба-цзе:

— Вставай, брат, вставай! Явился Сунь У-кун, и привел с собой властителя Плеяд.

Чжу Ба-цзе, продолжая держаться за рыло, обратился к прибывшим с такими словами:

— Простите мне мою грубость и невежество, но я болею и не могу поклониться вам.

— Ведь ты вступил на путь познания Истины, какая же у тебя может быть болезнь? — удивился властитель Плеяд.

— Я вступил в бой с ведьмой, обитающей на этой горе, — простонал Чжу Ба-цзе, — но эта чертовка чем-то ударила меня в самое рыло, и я до сих пор страдаю от невыносимой боли.

— А ну-ка, подойди ко мне поближе! — приказал властитель Плеяд. — Сейчас я тебя вылечу!

Чжу Ба-цзе опустил руку, которой держался за рыло, и прошамкал:

— Умоляю тебя, избавь меня от этой боли! А я уж отблагодарю тебя, как только поправлюсь.

Властитель Плеяд потер рукой ужаленное место, дунул на него, и боль сразу же утихла. Вот уж поистине, как рукой сняло, Чжу Ба-цзе обрадовался, повалился в ноги и стал благодарить:

— Чудо! Настоящее чудо! — повторял он без конца.

Сунь У-кун рассмеялся и затем обратился к властителю Плеяд:

— Не потрете ли вы и мою голову?

— А зачем? —удивился властитель Плеяд, — ведь тебя злой дух не ударил?

— Как не ударил? — возразил Сунь У-кун. — Вчера мне тоже досталось. Но прошла ночь, и боль утихла сама по себе, только теперь голова зудит. Боюсь, не случилось бы чего худого. Прошу тебя, полечи и меня тоже.

Властитель Плеяд потер Сунь У-куну голову, потом дунул, снял весь оставшийся яд, и зуд прошел.

—Теперь, брат, пойдем бить эту чертовку!—проговорил Чжу Ба-цзе.

— Да, да! Пора идти! —сказал также властитель Плеяд. — Вы ступайте первыми и вызовите ее, а уж я сам с ней расправлюсь.

Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе вспрыгнули на вершину горы, подошли к каменному щиту и скрылись за ним. Неистово ругаясь, Чжу Ба-цзе стал крошить каменные ворота своими граблями и проделал в них брешь, в которую и вошел вместе с Сунь У-куном. Дойдя до вторых ворот, Чжу Ба-цзе еще яростнее накинулся на них и раскрошил их вдребезги. Привратницы в страхе бросились докладывать своей госпоже.

— Госпожа ты наша! Те двое монахов опять появились и разломали вторые ворота!

Как раз в это время чародейка освободила Танского монаха от веревок и собиралась сама поить его чаем и кормить разными яствами. Услышав, что вторые ворота разбиты, она выскочила к цветочной беседке, схватила свой трезубец и, вращая им в воздухе, словно колесом, пошла на Чжу Ба-цзе. Тот стал защищаться своими граблями, а Сунь У-кун, находившийся сбоку, принялся наносить удары своим посохом. Чародейка собралась было применить свое волшебство, но Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе, наученные горьким опытом, пустились наутек.

Преследуя их, чертовка очутилась за каменным щитом.

— Властитель Плеяд! Где ты?— закричал тут Сунь У-кун и в следующий же момент увидел его на склоне горы. В один миг властитель Плеяд принял свой настоящий облик. Он оказался большим петухом с двойным гребнем и когда поднял голову, то рост его достиг почти семи чи. Он крикнул что-то чертовке, которая моментально приняла свой первоначальный вид. Она оказалась громадным скорпионом, величиной с музыкальный инструмент «пипа». Петух еще раз что-то прокричал, и скорпион вдруг весь размяк и тотчас сдох у склона горы.

Чжу Ба-цзе шагнул вперед и с яростью наступил на издохшего скорпиона.

— Вот тебе, гадина!— с ненавистью произнес он. —Больше тебе не придется пускать в ход свое жало, которое валит коней с ног.

После этого Чжу Ба-цзе ударил скорпиона граблями и превратил его в бесформенный комок.

Тем временем властитель Плеяд превратился в золотистый луч, скользнул на облако и умчался. А Сунь У-кун вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном обратились лицом к небу и стали отбивать поклоны.

— Премного благодарны тебе за твою помощь, — кричали они хором, — настанет время, и мы обязательно отблагодарим тебя.

После этого они втроем собрали поклажу, привели в порядок коня и отправились в пещеру. Их встретили служанки, которые стояли на коленях по обе стороны от ворот и кланялись им в ноги:

— Благодетели вы наши! — вопили они. — Пожалейте нас, не губите! Ведь мы не оборотни, а простые смертные из государства Силян. Нас в свое время похитила злая чародейка и обратила в своих рабынь. Не беспокойтесь, ваш наставник жив и находится в заднем помещении, в ароматной опочивальне, где безутешно плачет!

Услышав эти слова, Сунь У-кун стал внимательно разглядывать девушек и убедился в том, что они действительно не оборотни. Затем он вошел во внутреннее помещение и позвал:

— Наставник!

Танский монах, увидев своих учеников, пришел в неописуемую радость.

— Сколько хлопот я вам доставил! — повторял он без конца. — А что сталось со здешней хозяйкой?

— Здешняя хозяйка оказалась огромным скорпионом-самкой. К счастью, бодисатва Гуаньинь явилась нам в образе старушки и сказала, кто может покорить эту ведьму. Старший брат Сунь У-кун помчался в небесные чертоги и попросил властителя Плеяд спуститься на землю и помочь нам. А я потом раздавил скорпиона своими граблями, и от него осталось мокрое место! Лишь после этого мы осмелились проникнуть сюда и вот, наконец, нашли тебя, дорогой наш наставник!

Танский монах не переставал благодарить своих учеников за избавление. Затем они нашли в пещере рис и муку, приготовили пищу и плотно закусили. Они отпустили всех служанок, указав им путь в царство Силян, а после этого зажгли факел и спалили все, что было в пещере.

Наконец ученики подвели Танскому монаху коня, попросили его сесть верхом, отыскали дорогу, и все вместе отправились дальше на Запад.

Вот уж поистине:

Неизвестно, сколько лет Танскому монаху пришлось скитаться, прежде чем его причислили к лику святых. О том, что с ним происходило в дальнейшем, вы узнаете из последующих глав.

Итак, мы рассказали о том, как Танский монах проявил железное упорство и стальную выдержку и готов был ценою жизни сохранить свое целомудрие и благочестие. Благодаря Сунь У-куну он был спасен.

О том, как путники продолжали идти на Запад, мы рассказывать не будем. Стояла середина лета:

Наступил праздник лета. Танский монах и его спутники любовались прекрасным летним пейзажем и печалились, что ничем не могут отметить наступивший праздник. Вдруг они увидели впереди высокую гору, преграждавшую им путь. Сюань-цзан придержал коня и, обернувшись, сказал:

— Видишь, Сунь У-кун? Впереди — гора. Боюсь, что там тоже обитают злые духи и оборотни. Нужно быть настороже.

— Не бойся, наставник! — хором отвечали ему ученики. — Ведь мы отдали себя на волю Будды, чего же нам бояться злых духов!

Танский монах успокоился, подстегнул коня и натянул поводья, чтобы скорей добраться до горы. Вскоре путники поднялись на отроги горы, откуда им открылась чудесная картина. Вот послушайте, что об этом написано в стихах:

Наши путники, углубившись в горы, очень медленно продвигались вперед и, достигнув вершины, стали спускаться вниз по западному склону, совершенно гладкому и озаренному солнцем. Чжу Ба-цзе решил передохнуть и передал ношу Ша-сэну, а сам взял свои грабли и, размахивая ими, понукал коня. Но тот ничуть не боялся Чжу Ба-цзе и несмотря на все понукания еле плелся.

— Брат! Ты зачем коня погоняешь? — спросил Сунь У-кун. — Пусть идет, как ему удобно.

— Становится поздно, — отвечал Чжу Ба-цзе. — Целый день мы идем без отдыха. У меня уже живот подвело. Нужно поторапливаться! Может быть, нам удастся отыскать какое-нибудь жилье и выпросить подаяние!

— Давайте тогда я попробую. Может быть, мне удастся заставить коня идти быстрее.

С этими словами Сунь У-кун стал размахивать своим посохом и прикрикнул на коня, который вырвал поводья из рук Сюань-цзана и стрелой помчался вперед. А известно ли вам, читатель, почему конь, ничуть не боявшийся Чжу Ба-цзе, испугался Сунь У-куна? Дело в том, что пятьсот лет назад Нефритовый император пожаловал Сунь У-куну звание смотрителя конюшен и поручил ему смотреть за лошадьми. Тогда же ему было присвоено чиновничье звание бимавэнь — избавитель от конской болезни. С того времени все лошади боятся обезьян.

Напрасно пытался Танский монах удержать коня поводьями, это ему не удалось. Тогда он крепко ухватился за седло и дал коню полную волю. Конь отмахал без передышки двадцать ли и стал сбавлять бег, лишь когда очутился на полевой дорожке.

Вдруг где-то вблизи ударили в гонг, и сразу же с двух сторон появилось более тридцати молодчиков, вооруженных копьями, мечами и дубинами. Преградив путникам дорогу, они закричали:

— Эй ты, монах! Куда едешь?

Танский монах задрожал от страха, как в лихорадке, не удержался в седле и свалился с коня. Он быстро отполз к стогу сена у дороги и громким голосом молил:

— О всемогущие повелители! Пощадите меня, пощадите!

Два здоровенных детины, видимо главари разбойников, крикнули ему:

— Отдавай деньги, и мы тебя не тронем!

Тут только Танский монах понял, что имеет дело с грабителями. Он приподнялся с земли и стал их разглядывать:

Внимательно разглядев обоих главарей, Танский монах убедился в том, что один свирепее другого. Он подошел к ним, молитвенно сложил руки, прижал их к груди и сказал:

— О всемогущие повелители! Я бедный монах, иду из далеких восточных земель на Запад за священными книгами. Меня послал Танский император. С того дня, как я покинул Чанъ-ань — столицу моего государства, прошло много дней и лет. Если у меня и были кое-какие деньги на дорожные расходы, то они давно уже израсходованы. Мы, монахи, отрешившиеся от мирских сует, живем одними подаяниями. Откуда же у нас богатства?! Умоляю вас, повелители, будьте снисходительны и позвольте мне продолжить мой путь!

Тогда оба главаря вывели вперед всю шайку, и один из них сказал:

— Мы здесь, словно тигры, задерживаем путников. Дорога в наших руках и нам нужен выкуп за нее, ничего больше. Какие еще могут быть снисхождения?! Если у тебя и в самом деле нет ничего, живей снимай с себя свою рясу и оставь нам белого коня. Тогда мы пропустим тебя!

— О великий Будда! — воскликнул Танский монах. — Да на что вам мое рубище? Оно все в заплатах: вот одна, вот другая. Все это собрано из одних лоскутков. Если вы отнимете мое рубище, то тем самым погубите меня. И хотя сейчас вы добрые молодцы, в последующем перерождении вы станете скотами!

Услышав такие речи, разбойники пришли в ярость и, подняв свое оружие, накинулись на Танского монаха. Тот ничего не стал им больше говорить, но в душе подумал: «Эх вы, несчастные! Зря хвалитесь своими дубинами! Вам, видно, неизвестно какой есть посох у моего ученика».

Разбойники так расходились, что остановить их было уже невозможно. Не помня себя от ярости, они принялись колотить Танского монаха. И он, за всю жизнь ни разу не солгавший, на этот раз в отчаянии решился пойти на ложь.

— Почтенные господа, — взмолился он. — Не бейте меня. Со мною вместе идут мои ученики, они немного отстали. Вот у них есть при себе несколько лянов серебра. Заранее обещаю вам его.

— От этого монаха мы в убытке не останемся, — вскричали разбойники. — Ну-ка, ребята, свяжите его!

Все как один навалились на Танского монаха, скрутили его веревками, а затем подвесили высоко на сук дерева.

Тем временем трое злосчастных спутников гнались пешком за своим наставником. Чжу Ба-цзе балагурил и громко хохотал:

— Интересно знать, где сейчас наш учитель, куда умчал его конь?

И вдруг они заметили своего наставника на высоком суку придорожного дерева.

Чжу Ба-цзе продолжал шутить:

— Глядите, братцы! — сказал он. — Наш учитель заждался нас и от скуки полез на дерево, да еще качается на суку, словно на качелях!

Сунь У-кун сразу же понял, в чем дело, и прикрикнул на Чжу Ба-цзе.

— Замолчи ты, Дурень! Он не сам полез, кто-то подвесил его на сук. Вы идите помедленнее, а я слетаю вперед и узнаю, что случилось.

О, волшебный Сунь У-кун! Быстро взбежав на пригорок, он стал пристально вглядываться вдаль и увидел шайку разбойников. Это обрадовало его. «Вот удача, — подумал он, — на ловца и зверь бежит».

Сунь У-кун тотчас же встряхнулся и мигом превратился в чистенького, благообразного послушника лет шестнадцати, одетого в черную рясу. За спиной у него висел синий холщовый мешок. Семеня ногами, послушник подбежал к дереву, на котором висел Танский монах, и окликнул его:

— Наставник! Что с вами случилось? И откуда взялись эти злодеи?

— Брат мой!—отвечал Танский монах. — Зачем спрашивать? Ты бы лучше помог мне…

Но Сунь У-кун не унимался:

— Чем занимаются эти люди? Кто они такие?

— Эти люди преградили мне путь, — отвечал Танский монах. — Они задержали меня и потребовали денег за проход. Но денег у меня, как тебе известно, нет. Вот они и подвязали меня сюда и ждут твоего прихода, чтобы ты им уплатил. Иначе придется отдать им нашего белого коня.

Эти слова рассмешили Сунь У-куна, и он сказал:

— Наставник мой, ты неисправим! Я видел много монахов, но такого мягкотелого, как ты, не встречал. Ты — посланец самого Танского императора и идешь на Запад к Будде, как же ты можешь отдать своего коня-дракона?

Но Танский монах возразил ему:

— Брат мой! Что поделаешь? Гляди, как меня избили, а потом еще подвесили на этот сук.

— Что же ты им сказал? — спросил Сунь У-кун.

— Когда они принялись меня бить, — отвечал Сюань-цзан, — я не знал, что делать, и сослался на тебя.

— Что же ты сказал им, сославшись на меня? — снова спросил Сунь У-кун.

— Я сказал им, — продолжал Сюань-цзан, — что у тебя есть деньги на дорожные расходы и обещал им, как сделал бы всякий, попавший в беду, отдать их, лишь бы они перестали истязать меня.

— Вот хорошо! — обрадовано произнес Сунь У-кун. — Просто замечательно! Благодарю за то, что ты меня так высоко ценишь. Ну что ж! Раз уж сослался на меня, пусть так и будет. Если в течение месяца будешь ссылаться на меня раз семьдесят, а то и восемьдесят, у меня, старого Сунь У-куна, пожалуй, будет работенка.

Заметив, что Сунь У-кун переговаривается со своим наставником, разбойники окружили Сунь У-куна и, подступив к нему, закричали:

— Эй ты, молодой монах! Твой наставник сказал нам, что у тебя за пазухой есть деньги на путевые расходы. Выкладывай их сюда, только живо! Если же посмеешь сказать «нет», то сразу же расстанешься со своей паскудной жизнью.

Положив узел на землю, Сунь У-кун спокойно произнес:

— Уважаемые начальники! Не кричите на меня! Здесь в узле есть кое-какие сбережения на дорожные расходы, но немного. Золота слитков двадцать, серебра слитков тридцать, да еще немного мелочи на разные расходы, не знаю сколько, не считал. Если вам нужны эти деньги, забирайте их вместе с узлом, только оставьте в покое моего наставника и не бейте его. Помните, что сказано в древней книге: «Основой всего является добродетель, а богатство — дело второстепенное». Поэтому деньги для меня ничего не стоят. Мы — монахи, отрешившиеся от мира, всегда найдем себе подаяние. Стоит нам встретить доброго человека, как у нас появятся и деньги и одежда. А много ли нам нужно? Вы только отпустите моего наставника, а я отдам вам все, что имею.

Разбойники обрадовались.

— Старый монах — скряга, зато этот молодой, видно, щедрый малый.

Сразу же раздался приказ:

— Освободить монаха!

И на этот раз Танский монах был спасен. Не помня себя от радости, он вскочил на коня и, забыв о Сунь У-куне, поскакал обратно. Видно было лишь, как он стегал коня, чтобы скорее скрыться.

— Наставник! — крикнул ему вслед Сунь У-кун. — Ты не по той дороге поехал!

Подхватив узел, он хотел было бежать вдогонку, но разбойники преградили ему дорогу:

— Ты куда? Отдавай деньги, не то мы разделаемся с тобой!

Сунь У-кун рассмеялся.

— Уж если говорить о деньгах, то третью часть следовало бы отдать мне.

— Ишь ты, какой шустрый, — сказал один из разбойничьих главарей. — Хочешь провести своего наставника и взять себе часть денег. Ну ладно, выкладывай сколько у тебя есть. Если много, то мы и тебе часть выделим, чтобы ты купил себе фруктов и тайком полакомился.

— Уважаемый брат мой! — отвечал на это Сунь У-кун самым серьезным тоном. — Ты не понял меня. Откуда я возьму деньги? Я хотел получить долю из тех денег, которые вы отняли у других людей.

Тут разбойники пришли в неописуемую ярость и стали на чем свет стоит бранить Сунь У-куна:

— Этот мальчишка играет с огнем, он, видно, не знает, что мы с ним сделаем! Мало того, что он не желает отдавать своих денег, он еще осмеливается посягать на наше добро. Вот тебе за это!

И с этими словами один из главарей принялся хлестать Сунь У-куна по его гладко выбритой голове. Он нанес ему несколько ударов, но тот, как ни в чем не бывало, продолжал говорить, расплывшись в улыбке.

— Уважаемый брат мой! Ты можешь бить меня до весны будущего года, все равно я ничего не почувствую.

Разбойник призадумался:

— Ну и крепкая у тебя башка! — сказал он удивленно.

— Что ты! Что ты! — засмеялся Сунь У-кун. — Я не заслужил такой похвалы. Голова у меня самая обыкновенная, но для меня и такая хороша.

Разбойники, конечно, не могли вынести такого позора и принялись бить Сунь У-куна вдвоем, а потом втроем.

Наконец Сунь У-кун не выдержал и сказал им:

— Уважаемые господа! Смирите свой гнев. Сейчас я достану вам деньги!

И вот наш шутник потер себе ухо и вытащил оттуда иглу.

— Уважаемые господа! Я монах, покинувший мир суеты, — сказал он, — и денег не имею. Вот возьмите, если хотите, эту иглу. Больше мне нечего дать вам.

— Проклятье! — выругался один из разбойников. — Богатого монаха упустили, а вместо него поймали этого лысого осла! Может быть, ты хороший портной, не знаю, — сказал разбойник, обратившись к Сунь У-куну, — но нам на что твоя игла?

Тогда Сунь У-кун несколько раз подбросил иглу на ладони, потом помахал ею, и вдруг на глазах у всех она превратилась в огромный посох толщиной с плошку. Разбойники испугались.

— Глядите-ка! Этот монах хоть и мал, а владеет тайнами волшебства.

Сунь У-кун воткнул посох в землю и сказал:

— Вот, милостивые государи, дарю вам этот посох, если только вы сможете вытащить его из земли.

Оба главаря вышли вперед и, отталкивая друг друга, схватились за посох. Но, увы, их усилия были так же ничтожны, как усилия стрекозы, если бы она вздумала сдвинуть с места каменный столб! Посох даже на волосок не шевельнулся. Вы уже, конечно, догадались, читатель, что этот посох был тем самым посохом с золотыми обручами, о котором мы уже много раз рассказывали. Его взвешивали на небесных весах, и оказалось, что он весит ровно тринадцать тысяч пятьсот цзиней. Но откуда могли знать об этом невежественные разбойники?!

Сунь У-кун, глядя на их бесплодные усилия, подошел к посоху и свободно выдернул его из земли, совершив при этом фехтовальный прием. Затем он нацелился на разбойников и крикнул:

— Эй вы! Несчастные! Довелось вам встретить на свою погибель Сунь У-куна!

Но разбойники не сдавались. Один из них накинулся на Сунь У-куна и нанес ему по крайней мере полсотни, а то и больше ударов. Но тот лишь смеялся.

— Ты уже устал, — сказал он разбойнику. — Дай-ка я теперь ударю разок, но берегись!

С этими словами Сунь У-кун помахал в воздухе своим волшебным посохом, который сразу же стал толщиной с колодезный сруб, а длиною в восемь чжан, и нацелился. От первого же удара один из главарей повалился наземь, не издав ни единого звука.

Второй разбойник стал ругаться:

— Ах ты, негодяй лысый! Мало того, что ты не дал нам денег, так ты еще убил нашего начальника!

— Погоди! Погоди!— отвечал ему сквозь смех Сунь У-кун. — Сейчас я всех вас переколочу. Вот, смотри!

Сунь У-кун снова взмахнул своим посохом, и второй главарь повалился, сраженный насмерть. Все остальные разбойники так перепугались, что побросали свое оружие и разбежались.

А Танский монах тем временем скакал на восток. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн остановили его и пустились в расспросы:

— Наставник! Куда же ты направляешься? Ты ведь сбился с пути.

Сдержав коня, Танский монах крикнул:

— Братья! Спешите к Сунь У-куну и скажите, чтобы он осторожнее действовал своим посохом, не то убьет еще кого-нибудь и загубит свою душу!

— Я мигом слетаю, — отвечал Чжу Ба-цзе, — а вы ждите меня здесь!

С этими словами Дурень помчался вперед и заорал во все горло:

— Сунь У-кун! Наставник приказал тебе никого не убивать!

— А разве я когда-нибудь убивал, — отвечал Сунь У-кун.

— Куда же в таком случае делись разбойники?— спросил Чжу Ба-цзе, подходя ближе.

— Они разбежались, — отвечал Сунь У-кун, — а их главари спят здесь.

Чжу Ба-цзе засмеялся:

— Эй вы! Поганцы! Видимо, всю ночь так колобродили, что свалились замертво. Какого же черта вы здесь разлеглись? Другого места не нашли?

С этими словами Чжу Ба-цзе подошел поближе и стал их рассматривать.

— Спят так же крепко, как и я, да еще с разинутым ртом, а у одного даже слюни потекли!

Тут Сунь У-кун не выдержал:

— Это не слюни, — сказал он. — Я ему так дал посохом по голове, что у него изо рта бобовый сыр брызнул.

— А разве бывает в голове бобовый сыр?— удивился Чжу Ба-цзе.

— Ну, не сыр, а мозги! — отвечал Сунь У-кун.

Услышав это, Чжу Ба-цзе поспешно побежал обратно.

— Наставник! — сказал он. — Разбойники разбежались!

— Вот и прекрасно! — обрадовался Сюань-цзан. — Отлично! Куда же они скрылись?

— А я почем знаю? Когда бьют, то бегут куда глаза глядят.

— Как же это ты узнал, что разбойники разбежались? — удивился Танский монах.

— Очень просто, если их главарей побили, то куда им было деваться?

— Как побили?

— Очень просто, — отвечал Чжу Ба-цзе, — проделали у каждого в голове по две больших дырки!

— Поскорее развяжи узел, — приказал Танский монах, — достань несколько монет и сбегай купи где-нибудь пластырь и мазь.

Чжу Ба-цзе стал смеяться.

— До чего же ты наивен! Пластырь и мазь помогают только живым, а мертвых разве вылечишь?

— Неужто он успел убить их? — испугался Сюань-цзан.

Он сразу же разволновался, что-то долго бормотал про себя, на все лады поносил обезьяну, а затем повернул коня и направился вместе с Чжу Ба-цзе и Ша-сэном к убитым разбойникам. Они лежали в луже крови под пригорком. Это зрелище было невыносимым для Танского монаха, и он приказал Чжу Ба-цзе:

— Ну-ка, живей вырой яму своими граблями и закопай их, а я прочту над ними заупокойную молитву.

— Наставник! Это несправедливо, — обиделся Чжу Ба-цзе. — Сунь У-кун убил, Сунь У-кун пусть и хоронит, а я тут причем? С какой стати я должен копать могилу?

Сунь У-кун, раздосадованный тем, что Танский монах обругал его, запальчиво прикрикнул на Чжу Ба-цзе:

— Негодяй ты этакий! Ленивая тварь! Ну-ка, живей принимайся за дело! Не то я проедусь по тебе этим посохом!

Дурень испугался и поспешно стал рыть яму под пригорком.

Но оказалось, что на глубине трех чи залегал камень, и грабли со звоном отскакивали от него. Чжу Ба-цзе отбросил грабли и пустил в ход собственное рыло. Вскоре он докопался до рыхлой земли. Раз подденет рылом — два с половиной чи, другой раз – пять чи. Вскоре он закопал обоих мертвецов и насыпал холмик.

— Сунь У-кун! — позвал Танский монах. — Отправляйся за свечами, чтобы я мог прочитать заупокойную молитву.

Сунь У-кун надулся:

— Еще чего недоставало?! В этих горах нет ни деревушки, ни лавчонки! Откуда я возьму жертвенные свечи? Здесь ни за какие деньги их не купишь!

— Убирайся вон! — не на шутку рассердился Танский монах. — Негодная обезьяна! Я и без тебя обойдусь. Да послужит мне горсть пыли священным ладаном при молении!

Эти слова он произнес уже спешившись и загребая пыль руками перед свежим могильным холмом. Танский монах был мастером читать отходные молитвы. Вот послушайте:

— Кланяюсь вам, отважные молодцы, и прошу выслушать меня. Я иду из восточных земель, из государства Тан. Мой император Тай-цзун повелел мне отправиться на Запад и достать там священные книги. Дорога привела меня в ваши края. Не знаю, из какой области, из какого округа и уезда вы пришли сюда и собрались здесь в шайку. Я добрыми словами увещевал вас и молил, но вы не послушались меня и, отвратившись от добра, задумали совершить зло. Однако Сунь У-кун поразил вас своим посохом. Тревожась, что тела ваши останутся непогребенными, я велел похоронить вас и насыпать над вами могильный холм. Вместо жертвенных свечей я ставлю перед вами ветви бамбука, и хотя они не дают огня, его заменит мое стремление услужить вам. Пусть эти камни заменят жертвы, которые мы должны были принести вам: в них нет вкуса, но они служат символом моей искренности и честности. Когда вы явитесь во дворец владыки подземного царства, принесете ему жалобу и он будет допытываться, кто виновник вашей смерти, знайте, что его зовут Сунь, а меня Чэнь. Мы с ним из разных мест и не связаны родством. Всякая обида имеет свой повод, всякий должник имеет своего заимодавца. Умоляю вас не обвинять в вашей смерти меня, бедного монаха, паломника за священными книгами!

— Ну, наш наставник вышел сухим из воды, — засмеялся Чжу Ба-цзе. — Но ведь меня и Ша-сэна не было, когда Сунь У-кун расправился с разбойниками.

Услышав это, Танский монах снова взял щепоть земли и продолжал:

— Добрые молодцы! Когда будете жаловаться, жалуйтесь на одного Суня, спутника моего. Да будут непричастны к этому злодейству ни Чжу Ба-цзе, ни монах Ша-сэн!

Великий Мудрец внимательно слушал молитву своего наставника, но под конец не удержался и стал хохотать:

— Дорогой мой наставник! — сказал он, наконец, сквозь смех, — в тебе нет ни благодарности, ни справедливости! Вспомни сколько трудов я положил, сколько мучений перенес, и все ради того, чтобы ты мог спокойно следовать на Запад за священными книгами. А сейчас, только лишь потому, что я убил этих двух негодяев, ты подстрекаешь их души жаловаться на меня, старого Сунь У-куна! Да, я их убил, но ведь я сделал это ради твоего спасения! Сам посуди, я никогда не попал бы в эти края и не убил этих негодяев, если бы ты не отправился за священными книгами, а я не стал бы твоим верным учеником. Так давай лучше я сам прочту над ними молитву!

Он решительными шагами подошел к могиле, трижды ударил по ней своим посохом и закричал:

— Слушайте меня, проклятые грабители! Вы изо всей силы били меня по голове. Первый раз вы нанесли мне восемь ударов, второй раз столько же. Боли я не почувствовал, зато рассердили вы меня не на шутку. Поэтому я и убил вас. Можете жаловаться на меня кому угодно. Я ничуть не боюсь. Это истинная правда. Меня знает сам Нефритовый император, небесный князь слушает мои советы, небесные духи, обитающие на двадцати восьми созвездиях, страшатся меня. При моем появлении трепещут властители девяти небесных светил. Передо мною становятся на колени духи — покровители городов. Великий дух — властитель священной Восточной горы1 и тот боится меня! Судьи смерти находились у меня в услужении. Моими учениками были духи Чаншэнь. Со мной ведут дружбу духи трех сфер, пяти чистилищ ада и десяти стран света. Идите, жалуйтесь кому угодно и куда угодно!

Танский монах от этих слов сильно встревожился.

— Брат мой! — взволнованно произнес он. — Я читал свою молитву лишь потому, что хотел образумить тебя, пробудить в тебе любовь к живым существам и направить по пути добродетели. Как же это ты принял ее всерьез, а?

— О мой наставник! — огорченно отвечал Сунь У-кун, — так шутить нельзя! Ну, а теперь нам надо поскорее найти пристанище на ночь.

Танский монах, досадуя в душе, взобрался на коня, и путники двинулись дальше.

Всю дорогу Великий Мудрец был в плохом настроении. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн тоже испытывали досаду. Однако они продолжали свой путь, стараясь делать вид, что ничего не произошло. Дорога, по которой они шли, вела на Запад. Вдруг они заметили в стороне от дороги какую-то усадьбу, огороженную высоким забором. Указывая на нее плетью, Танский монах предложил своим спутникам:

— Давайте попросимся здесь переночевать.

— Вот это дело!— отозвался Чжу Ба-цзе.

Подъехав поближе, Танский монах слез с коня и стал осматриваться. Ему очень понравилась усадьба и ее окрестности.

Танский монах направился к усадьбе и увидел старца, который выходил из ворот. Они обменялись приветствиями и принялись задавать вопросы друг другу.

— Откуда изволил пожаловать, благочестивый отец? — спросил старец.

— Я, бедный монах, следую из восточных земель по повелению Танского государя, который послал меня на Запад за священными книгами. Путь мой как раз пролегает мимо вашей усадьбы, а так как время позднее, я и осмелился просить разрешения переночевать здесь.

— Ваши земли от этой усадьбы отделяет огромное расстояние, — заметил старец, — как же это ты отважился пуститься в столь дальний путь один, переправляться через глубокие реки и переходить через высокие горы?

— Я не один, — отвечал Танский монах: — меня сопровождают три моих ученика.

— Где же они, твои уважаемые ученики?

Танский монах указал на край дороги:

— Вот они!

Старец посмотрел в указанном направлении, увидел Сунь У-куна, Чжу Ба-цзе и Ша-сэна и, напуганный их безобразным видом, бросился к воротам. Но Сюань-цзан удержал его:

— Благодетель ты мой!— воскликнул он. — Умоляю тебя, прояви милосердие и пусти нас переночевать.

От страха у старца зуб на зуб не попадал, он не мог вымолвить ни слова и только мотал головой и отмахивался.

— Не… не… Они не похожи на людей!— запинаясь выговорил он наконец. — Э-э-это же оборотни-чудовища!

Танский монах стал его успокаивать:

— Благодетель ты мой! Не бойся! Мои ученики хоть и не блещут красотой, но в действительности вовсе не злые духи и не оборотни.

— О небо!— не переставал изумляться старец, — один твой ученик точь-в-точь злой дух — якша, у другого лошадиная морда, а третьего не отличишь от бога Грома.

До ушей Сунь У-куна донеслись последние слова старца, и он крикнул что было мочи:

— Бог Грома мой внук, злой дух — якша — правнук, а дух с лошадиной мордой — праправнук.

От этих слов у старца душа ушла в пятки. Он побледнел и порывался войти в ворота, но Танский монах не отпускал его. Он пошел вместе со старцем, все время его успокаивая:

— Благодетель ты наш, не бойся! Они просто невежи и не умеют разговаривать с людьми, как полагается.

Пока Танский монах уговаривал старца, из усадьбы вышла женщина, ведя за руку ребенка лет пяти. Обращаясь к старцу, она спросила:

— Что это у тебя такой испуганный вид, дедушка?

— Принеси нам чайку, — попросил старец, не отвечая на ее вопрос.

Женщина оставила ребенка, вошла в дом и вскоре вынесла две чашечки чая.

Осушив чашечку, Танский монах повернулся к женщине, совершил поклон и произнес:

— Я, бедный монах, по повелению Танского императора следую из восточных земель на Запад за священными книгами. И вот сейчас попал в ваши уважаемые края. Покорнейше прошу достопочтенного хозяина позволить переночевать у вас. Мои спутники — ученики с виду очень безобразны, вот они и напугали хозяина…

— Неужели безобразный вид может так напугать? — насмешливо спросила женщина. — Ну, а если доведется увидеть тигра или барса, что тогда будет?

— То, что у них лица безобразны, — это бы еще ничего, — отвечал старец. — Страшно, когда они начинают говорить. Не успел я сказать, что один из них походит на злого духа якшу, второй, на духа с лошадиной мордой, а третий, на бога Грома, как старший закричал: «Бог Грома мой внук, злой дух — якша — правнук, а тот, что с лошадиной мордой — мой праправнук!» Я так и обомлел от страха.

— Что ты? Ведь это неправда!— вмешался Танский монах. — Тот, что походит на бога Грома — мой старший ученик и последователь по имени Сунь У-кун. Похожий на духа с лошадиной мордой — второй ученик по имени Чжу У-нэн, а похожий на злого духа якшу — третий ученик по имени Ша У-цзин. Они хоть и безобразны, но являются верными последователями учения Будды и буддийскими монахами шраманами. Они вовсе не злые дьяволы и не оборотни, чего же их бояться?!

Старец и женщина, услышав о том, что они имеют дело с настоящими буддийскими монахами, носящими соответствующие имена и сан шраманов, пришли в себя и совершенно успокоились.

— Зовите их сюда! Зовите! — обратились они к Танскому монаху.

Сюань-цзан вышел за ворота, позвал своих учеников и дал им такое наставление:

— Вы до смерти напугали старика хозяина. И сейчас, когда предстанете перед ним, не смейте ему грубить. Пусть каждый из вас выкажет ему должное уважение.

Чжу Ба-цзе сразу же надулся:

— Я ничуть не уступаю Сунь У-куну в образовании и воспитанности.

— Если бы не твое рыло, огромные уши и безобразная морда, — засмеялся Сунь У-кун, — был бы ты герой хоть куда!

— Да перестаньте же вы спорить, — сказал Ша-сэн. — Здесь не место хвалиться, а тем более ссориться. Давайте лучше войдем в усадьбу.

С этими словами все трое с поклажей и конем вошли в ворота и подошли к хижине, где их ожидали хозяева. После приветствий, их усадили. Хозяйка оказалась очень расторопной. Она увела с собой ребенка и велела приготовить горячую пищу. Вскоре подали монашескую трапезу. Наставник и его ученики с аппетитом поели. Стемнело. В хижине зажгли фонари и при свете их гости вели беседу.

— Благодетель мой!— обратился к хозяину Танский монах. — Какую ты носишь фамилию?

— Фамилия моя Ян,— отвечал старец.

Затем Сюань-цзан спросил, сколько ему лет.

— Мне исполнилось семьдесят четыре года, — сказал старик.

— Сколько же у тебя сыновей? — заинтересовался Сюань-цзан. — Всего один, — со вздохом отвечал старик,— а ребеночек, которого вы видели, — мой внучек.

— Нельзя ли пригласить сюда твоего сына, — спросил Танский монах, — я хочу приветствовать его!

— Этот негодяй недостоин того, чтобы его приветствовали,— гневно произнес старик. — Тяжелая мне выпала доля, не слушает он меня. Вот до сей поры его все нет дома.

— Где же он изволит заниматься делами?— спросил Сюань-цзан.

Старик покачал головой и тяжело вздохнул:

— Беда мне с ним! Если бы он занимался делами, это было бы счастье для меня! Но у этого мерзавца на уме одни лишь злодейства. Он забыл о семье, ведет беспутный образ жизни, затевает драки, грабит прохожих, занимается убийствами и поджогами, водит дружбу со всякими проходимцами. Вот и теперь ушел из дому пять дней тому назад и до сих пор не возвратился.

От этих слов у Танского монаха перехватило дыхание и отнялся язык. Он подумал:

«Уж не был ли его сынок одним из тех разбойников, которых убил Сунь У-кун?» Ему стало не по себе, он приподнялся и произнес:

— Я думаю, что ваш сын — прекрасный человек; разве мог у столь достопочтенных родителей вырасти непутевый и непокорный сын!

Сунь У-кун поднялся с места и подошел к старику:

— Уважаемый! — сказал он. — Зачем тебе такой недостойный сын? Ведь он причиняет тебе и матери на старости лет столько огорчений, предается грабежам и распутству? Позволь мне разыскать его, привести сюда и забить до смерти.

— Да я и сам хотел было передать его властям, — отвечал старик, — но что поделаешь? У меня он ведь единственный! И хоть непутевый, пусть все же остается при мне, будет кому похоронить меня.

— Брат, — сказали тут Ша-сэн и Чжу Ба цзе. — Не суйся, куда не следует! Не нам судить. Зачем вмешиваться в их семейные дела? Лучше попросим у нашего благодетеля немного сена, устроим себе постель вон в том помещении и ляжем спать, а завтра пораньше снова отправимся в путь.

Старик велел Ша-сэну пройти на задний двор, взять вязанки две рисовой соломы и устроить постель.

За Ша-сэном пошли Сунь У-кун с конем, Чжу Ба-цзе с покла жей и Танский монах. Вскоре они улеглись спать, и мы пока оставим их.

Среди разбойников, о которых уже шла речь выше, действительно был сын старика Яна. Утром того дня, когда Сунь У-кун у пригорка убил обоих главарей, вся шайка разбежалась и лишь ночью, ко времени четвертой стражи, разбойники снова собрались вместе и стали стучаться в ворота усадьбы.

Старик поспешно облачился и сказал своей старухе:

— Жена! Опять эти негодяи явились!

— Ну что же? Ступай, отворяй ворота! — сказала женщина. — Пускай идут в дом.

Не успел старик открыть ворота, как вся шайка ворвалась с криками: «Мы голодны, мы есть хотим!»

Сын старика поспешил к себе, разбудил жену и велел ей варить рис и готовить еду; затем он направился в кухню и, заметив, что возле очага нет хвороста, побежал на задний двор.

Вернувшись на кухню, он спросил жену:

— Чей это белый конь стоит у нас на дворе?

— Тут к нам забрел какой-то монах из восточных земель, который идет за священными книгами. Вчера вечером он попросился на ночлег. Свекор-батюшка и свекровь-матушка накормили его постной пищей и уложили спать в хижине…

Выслушав жену, разбойник вышел из дома, стал хлопать в ладоши и смеяться.

— Ребята! — сквозь смех крикнул он. — Вот удача так удача! Ведь обидчик-то, оказывается, ночует у нас в доме!

— Какой обидчик? Что за обидчик? — загалдели разбойники.

— Да тот самый монах, который убил наших главарей. Он попросился переночевать у нас и сейчас как ни в чем не бывало спит в хижине.

— Вот хорошо!— обрадовались негодяи. — Сейчас схватим этих лысых ослов и изрежем на мелкие кусочки; во-первых, нам достанется их поклажа и белый конь, а во-вторых, мы отомстим за смерть наших главарей!

— Не торопитесь, — остановил их сын старика, — ступайте пока точить ножи, а я наварю вам каши. Поедим сперва досыта, а затем разделаемся с ними.

Разбойники принялись точить свое оружие. Одни точили ножи, другие — копья.

Старик Ян слышал, о чем говорил его сын с разбойниками; он крадучись отправился на задний двор и разбудил Танского монаха и его спутников:

— Мой сын-негодяй привел сюда всю свою шайку, — прошептал он. — Они узнали, что вы здесь, и собираются погубить вас. Я не могу допустить, чтобы вы, далекие странники, погибли в моем доме от рук злодеев. Живее собирайте свою поклажу и идите за мною. Я выведу вас через заднюю калитку.

Танский монах, трясясь от страха, стал отбивать земные поклоны и благодарить старика, а затем велел Чжу Ба-цзе взять коня, Ша-сэну — нести поклажу, а Сунь У-куну — его посох с золотыми обручами.

Старик открыл калитку, выпустил беглецов, а сам так же тихонько вернулся и лег спать.

Тем временем негодяи наточили ножи и копья и наелись каши до отвала. Наступил час предутренней пятой стражи. Вся шайка устремилась на задний двор, но никого там не обнаружила.

Стали искать с фонарями, искали долго, но монахов так и не нашли, а потом увидели, что задняя калитка раскрыта настежь. Тут все стали кричать: «Убежали! Убежали через заднюю калитку!»— и пустились в погоню. Разбойники летели стрелой и, когда восток заалел, заметили вдали Танского монаха. Услышав погоню, Сюань-цзан оглянулся и увидел, что за ними гонятся человек двадцать, а то и тридцать разбойников с копьями и ножами.

— Братья!— крикнул монах своим спутникам. — Нас догоняют разбойники! Что делать? Как быть?

— Успокойся, наставник!— отвечал Сунь У-кун. — Не волнуйся! Сейчас я с ними расправлюсь!

Танский монах придержал коня и строго сказал:

— Смотри, даже ранить никого из них не смей. Попугай их, пусть разбегутся, — и все!

Но Сунь У-кун уже не слушал. Он выхватил свой посох и, обернувшись, пошел навстречу разбойникам:

— Куда изволите спешить, уважаемые господа? — насмешливо спросил он.

— Ах ты, лысый невежа! — кричали разбойники. — Верни к жизни наших славных предводителей!

Они окружили Сунь У-куна плотным кольцом, нанося ему удары копьями и ножами.

Великий Мудрец Сунь У-кун помахал в воздухе своим волшебным посохом, и он стал толщиной с плошку. Затем он принялся колотить разбойников направо и налево. И те, кого касался посох, тут же падали замертво. Трещали кости, летели клочья кожи. Более смышленые удрали, глупцы же все предстали перед владыкой ада Янь-ваном.

Танский монах, сидя верхом на коне, издали наблюдал за этим побоищем. Увидев, как много людей попадало на землю, он испугался и погнал коня на запад. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн не отставали от него ни на шаг и, как говорится, рядом со стременем, с одной стороны и рядом с плетью — с другой, следовали за своим наставником. А Сунь У-кун тем временем стал спрашивать раненых разбойников:

— Кто здесь сын почтенного старика Яна?

Один из раненых, хныча, сказал:

— Вон тот, в желтом, господин наш!

Сунь У-кун подошел к раненому, вырвал у него из рук острый нож и одним ударом отрубил ему голову, затем взял голову за волосы, стряхнул кровь, спрятал посох и очень быстро нагнал Танского монаха.

Поднеся голову убитого своему наставнику, Сунь У-кун сказал:

— Учитель мой! Эта голова принадлежит непокорному сыну уважаемого старика Яна. Я ее взял как доказательство нашей победы.

При виде отрубленной человеческой головы Танский монах изменился в лице и, не в силах усидеть в седле, скатился с коня.

— Мерзкая ты обезьяна, — стал он ругать Сунь У-куна. — Ты меня доведешь до смерти! Убери скорей! Убери эту голову!

Чжу Ба-цзе бросился вперед, пинком ноги отбросил голову на обочину дороги и засыпал ее землей. Ша-сэн опустил коромысло с ношей и стал поднимать Танского монаха.

— Прошу тебя, наставник! Встань! — приговаривал он. Успокоившись немного, Танский монах стал читать заклинание о сжатии обруча, от которого Сунь У-куна сразу же бросило в жар: у него покраснели уши и запылали щеки, потом в глазах стало темно, голова закружилась, он катался по земле, крича истошным голосом.

— Не читай! Не читай!

Но Танский монах продолжал читать и уже прочел раз десять, не собираясь останавливаться. Сунь У-кун стал кувыркаться через голову, вставал вверх ногами, корчась от нестерпимой боли и, наконец, взмолился:

— Наставник! Прости меня! Пощади! Брани меня сколько хочешь, только перестань читать!

Наконец Сюань-цзан перестал читать заклинание.

— Мне больше не о чем с тобой говорить! — сказал он. — Я не нуждаюсь в тебе, можешь отправляться, куда хочешь.

Превозмогая боль, Сунь У-кун опустился на колени и начал отбивать земные поклоны.

— Как же так, наставник? Неужели ты прогонишь меня?

— Ты злой и вредный!— гневно произнес Танский монах. — — И не достоин идти за священными книгами. Вчера под пригорком, когда ты убил двоих главарей, я сказал тебе, что это бесчеловечно. На ночь нас приютил почтенный старик — хозяин усадьбы, который накормил нас и дал нам ночлег. Мало того он проявил великодушие, открыл калитку, выпустил нас и этим спас нам жизнь. Пусть у него был непутевый сын, какое нам до этого дело?! Кто дал тебе право казнить его таким ужасным образом? Ты загубил невесть сколько жизней, посеял горе на земле. Я много раз убеждал тебя и отговаривал, но у тебя не появилось ни малейшего стремления к добру. Зачем же ты мне нужен? Что я буду с тобой делать? Уходи скорей! Убирайся! Не то я снова начну читать заклинание!

Сунь У-кун не на шутку перепугался.

— Только не читай! — взмолился он. — Я уйду!

После этого он перекувырнулся, очутился на облаке и бесследно исчез.

Куда же исчез наш Сунь У-кун? Если вы хотите узнать об этом, читатель, прочтите следующую главу.