Blog

Этот стих, который поется на мотив «Линцзянсян», мы привели здесь к тому, чтобы напомнить вам, как Танский монах и его ученики привели в гармонию силы воды и огня, благодаря чему вокруг распространились свежесть и прохлада. При помощи волшебного веера была потушена Огнедышащая гора, и вскоре путники миновали пространство в восемьсот ли, где еще совсем недавно бушевало пламя. Весело и беззаботно наставник и его ученики пустились в дальнейший путь на Запад.

Осень была на исходе, начиналась зима, и путники чувствовали ее приближение.

Вот послушайте:

Путники шли довольно долго и, наконец, в один прекрасный день увидели впереди город. Танский монах придержал коня и обратился к Сунь У-куну:

— Ты только взгляни, какие там высятся строения! — воскликнул он. — Что это за место? Хотелось бы узнать!

Сунь У-кун вытянул шею и стал пристально вглядываться вдаль. Это действительно был город. И выглядел он настолько необычно, что лучше его описать в стихах.

— Наставник! — ответил Сунь У-кун. — Это действительно город и в нем находится дворец правителя царства.

Чжу Ба-цзе рассмеялся:

— С чего это ты взял, что здесь живет правитель?

— У нас в Поднебесной в каждой области и в каждом уезде есть своя столица…

— Да где тебе знать, что резиденция правителя совершенно не то, что областной или уездный город, — едко ответил Сунь У-кун. — Ты погляди, одних ворот здесь более десяти, а в окружности город не менее ста с лишним ли. Смотри, какие высокие здания, а их крыши теряются в облаках. Если бы это не была резиденция, никакой пышности или величия ты бы здесь не увидел.

Тут Ша-сэн не выдержал:

— Братец! — с нарочитой вежливостью, вкрадчиво произнес он. — Ты всегда отличался проницательностью и зоркостью. Не скажешь ли нам, как называется этот город?

— Я не вижу ни надписей, ни стягов, на которых было бы обозначено название города, — нашелся Сунь У-кун. — Откуда мне знать, как он называется? Надо отправиться туда и расспросить у жителей: тогда мы и узнаем, как он называется.

Танский монах, услышав это, подстегнул коня, и вскоре путники достигли городских ворот. Сюань-цзан спешился, прошел по мосту через крепостной ров и вошел в ворота. Его спутники следовали за ним. На улицах города было оживленно, шла бойкая торговля. Чего здесь только не было! По улицам ходили люди в роскошных головных уборах и одеждах, с виду богатые. И вот продвигаясь вперед в этой нарядной толпе, наши путники вдруг увидели человек десять монахов. В рубищах, с колодками на шее, они шли, скованные между собой длинной цепью. Монахи переходили от дома к дому, прося подаяний.

Глядя на этих несчастных, Танский монах стал громко вздыхать:

— Как не пожалеть товарищей в беде, — сокрушенно произнес он и обратился к Сунь У-куну: — Подойди, расспроси, за что их наказали.

Сунь У-кун беспрекословно повиновался.

— Эй, братья-монахи! — крикнул он, подходя к ним. — Из какого вы монастыря и за что вас заковали в колодки?

Монахи разом опустились на колени и, отбивая поклоны, отвечали:

— Господин хороший! Мы невинно пострадавшие бедные монахи из монастыря Золотое сияние…

— А где находится ваш монастырь?

— Здесь, за углом, совсем близко.

Сунь У-кун привел монахов к наставнику, и Танский монах ласковым голосом обратился к ним:

— Братья! Расскажите же мне, за что вас так обидели.

Монахи переглянулись, а один из них сказал:

— Господин! Мы не знаем, кто вы и откуда пришли, но лицо ваше кажется нам знакомым. Здесь говорить опасно, давайте пойдем к нам в монастырь, и мы поделимся с вами нашим горем.

— Ну что же, — отвечал Танский монах. — Ведите нас к себе в монастырь! — Пойдем и узнаем обо всем, — добавил он, обращаясь к своим ученикам.

Вскоре они подошли к воротам монастыря, над которыми висела вывеска с семью золотыми иероглифами: «Возведенный по царскому указу монастырь Золотое сияние».

Наставник и его ученики вошли в ворота монастыря, и глазам их представилась неприглядная картина:

К горлу Танского монаха подступили слезы и неудержимым потоком полились из глаз. Тем временем монахи открыли двери храма, упираясь в них своими колодками, и предложили Танскому монаху поклониться изваянию Будды.

Сюань-цзан вошел в храм, мысленно воскурил фимиам перед Буддой и сразу же вышел во двор. У столбов, поддерживающих крышу храма, он увидел еще нескольких подростков-монахов, тоже скованных цепью. Этого Сюань-цзан уже не мог вынести и направился к настоятелю монастыря. Там уже собрались все монахи и встретили наших путников поклонами и расспросами:

— Почему это у вас разная наружность? — заинтересовался один из монахов. — Уж очень вы не похожи друг на друга. Неужто вы все из великого Танского государства, находящегося в восточных землях?

Сунь У-кун рассмеялся.

— Каким образом ты узнал, что мы из восточных земель? Ты обладаешь волшебным способом угадывания? — сквозь смех спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: — Да! Мы из восточных земель. Но, скажи нам, как ты об этом узнал?

— Господин! — отвечали монахи. — Какие могут быть у нас волшебные способы? Все очень просто: мы незаслуженно обижены и нам некому доказать свою правоту. Целыми днями мы ходим по городу, собирая подаяния и горько жалуясь на свою судьбу. Должно быть, эти жалобы тронули духов, так как вчера ночью мы все видели один и тот же сон. Нам приснилось, что явится Танский праведный монах из восточных земель, который спасет нас, и мы сможем рассказать ему о наших обидах. И вот сегодня, когда ты появился, глядя на твой необычный вид и одеяние, мы поняли, что ты и есть праведный монах из восточных земель.

Эти слова очень обрадовали Танского монаха.

— Скажите мне, что это за край, — спросил Сюань-цзан, — и за что вас здесь обидели?

Монахи опустились на колени и один из них начал жаловаться:

— Господин! Этот город — столица государства Цзисай — один из крупных городов в западных странах. В свое время варвары со всех сторон являлись сюда и приносили дары. С юга приходили послы из государства Юето, с севера — из государства Гаочан, с востока — из Силян, с запада — из Вэньбо. Ежегодно сюда привозили несметное количество самой лучшей яшмы и белого жемчуга, красавиц и резвых коней, причем все эти дары приносились добровольно, из чувства уважения к государству Цзисай, которое никогда ни с кем не воевало и никого не приводило в покорность.

— Видимо, — заметил Танский монах, — правитель этого государства был человеком высокой добродетели, а его граждан ские и военные сановники отличались мудростью и добросердечностью.

— Нельзя сказать, что гражданские сановники были очень мудры, а военные — добросердечны. Да и сам правитель не отличался высокой добродетелью. Дело в том, что священная пагода в нашем монастыре Золотое сияние издавна излучала дивное сияние, которое возносилось высоко в небо и по ночам было видно на расстоянии десятков тысяч ли, а днем окрашивалось в разные цвета радуги и озаряло даже соседние государства. Жители этих государств были уверены, что наш город священный, и все варвары являлись сюда с дарами. Но вот три года тому назад в день новолуния, в самом начале осени, ровно в полночь вдруг хлынул кровавый дождь. Когда рассвело, все жители были в страшном испуге и печали. Сановники доложили правителю государства, что, по их мнению, небесный владыка неизвестно за что прогневался и ниспослал кару. Тотчас же были приглашены все ученые маги-даосы для устройства молений, а буддийским монахам было велено читать сутры, чтобы задобрить духов Неба и Земли. Пагода, излучающая сияние, потускнела и с тех пор вот уже два года никто не привозит даров. Наш правитель хотел было пойти войной на соседей, однако сановники все в один голос отговорили его и оклеветали нас. Они сказали, будто это мы, монахи, украли золото, которым была покрыта пагода, она перестала сиять, а потому соседние страны отказались приносить дары. Неразумный правитель наш, не разобравшись, в чем дело, поверил злым сановникам: нас схватили и всячески пытали, требуя признания. В нашем монастыре было три поколения монахов. Старшие два не выдержали пыток и погибли; теперь принялись за наше поколение: нас допрашивают и держат в колодках. Будь над нами судьей, отец наш! Посуди сам: неужели мы осмелились бы похитить золотую кровлю пагоды? Умоляем тебя, сжалься над нами, прояви свою доброту и сострадание и своей волшебной силой спаси нам жизнь, мы ведь тоже монахи, такие же, как и ты.

Танский монах слушал, участливо кивая головой, а затем со вздохом сказал:

— В этом деле очень трудно разобраться. Я думаю, что ваш правитель отошел от добродетельного образа правления, а вас самих постигла кара за грехи. Но почему вы сразу же, на другой день, не сообщили вашему правителю, что пагода потускнела от кровавого дождя? Вот и навлекли на себя беду.

— Отец наш! Мы ведь простые смертные! Нам и в голову не приходило, что небо, ниспослав этот дождь, изъявило нам свою волю. Даже старые монахи и то не поняли этого. Как же мы, младшие, могли разобраться!

— Который сейчас час, Сунь У-кун? — спросил Танский монах.

— По-моему, около часа «шэнь»,— отвечал тот.

— Мне бы хотелось поспеть на прием к правителю и лично попросить его выдать нам подорожную, только вот не знаю, как быть с этими несчастными монахами. Пока дело не выяснится, нельзя даже слова вымолвить в их защиту. Когда я, отправляясь на Запад, покидал нашу столицу Чанъань, то дал обет в монастыре Преддверие буддийских Истин возжигать во всех буддийских храмах фимиам, поклоняться изваянию Будды во всех буддийских монастырях и наводить чистоту во всех буддийских пагодах, которые мне встретятся на пути. И вот сейчас нам попались несчастные собратья — монахи, которые незаслуженно терпят тяжкие мучения из-за потускневшей пагоды. Раздобудь-ка мне новенький веник, а я пока обмоюсь, а затем пойду чистить пагоду. Надо выяснить, почему она перестала излучать сияние, тогда мне легче будет доложить об этом деле здешнему правителю и избавить несчастных монахов от незаслуженной кары.

Монахи, которые жадно ловили каждое слово Танского монаха, поспешили на кухню и вернулись с большим тесаком, который был передан Чжу Ба-цзе:

— Отец наш! — обратился к нему один из монахов. — Разруби этим тесаком цепь у столба кумирни, к которой прикованы молодые монахи, и освободи их. Тогда они смогут приготовить вам еду и помогут вашему наставнику обмыться. А мы пока сходим на базар и выпросим веник для вашего наставника.

— Да разве трудно расковать цепь? — смеясь, спросил Чжу Ба-цзе. — Никакого тесака не потребуется. Надо только попросить вон того монаха с волосатым лицом. Он — старый мастер открывать замки и расковывать цепи!

Сунь У-кун и в самом деле подошел к тому месту, где были прикованы монахи, и пустил в ход свои чары. Не успел он коснуться рукой цепи, как она сразу же упала. Освободившись, монахи бегом помчались в кухню, вычистили очаг и котел и стали готовить еду и чай.

Когда Сюань-цзан и его ученики поели, уже стало смеркаться. В это время появились монахи с двумя новыми вениками. Сюань-цзан очень обрадовался и только было начал с ними разговаривать, как вбежал послушник, зажег фонарь и попросил Танского монаха пойти обмыться. В это время на небе уже появились звезды и ярко светила луна. На часовой башне ударили в барабаны, отбивая часы ночной стражи.

Вот что рассказывается об этом в стихах:

Закончив омовение, Танский монах надел рубаху с короткими рукавами, подпоясался шнуром, обулся в мягкие туфли, которые носят старцы, вооружился новым веником и обратился ко всей монашеской братии с такими словами:

— Идите спать и спите спокойно; я почищу пагоду и приду к вам.

— А что, если я пойду с вами, наставник? — попросил Сунь У-кун. — Пагода полита кровавым дождем, кроме того, в ней давно не зажигались священные светильники, поэтому могла завестись разная нечисть. К тому же ночь сегодня безоблачная и ветер холодный, одному вам будет тревожно и жутко.

— Вот и отлично! — обрадовался Танский монах, охотно приняв предложение Сунь У-куна.

После этого они оба, неся веники, направились к пагоде. Сперва они вошли в главное здание и зажгли глазурные светильники. Танский монах воскурил фимиам и, совершая поклоны перед изваянием Будды, произнес:

— Я, твой скромный последователь Чэнь Сюань-цзан, получил повеление государя великого Танского государства в восточных землях направиться к священной горе Линшань, предстать перед живым Буддой Татагатой и попросить у него священные книги. Ныне я достиг государства Цзисай и нахожусь в сем монастыре, именуемом Золотое сияние. Здешние монахи рассказали мне, что пагода сия осквернена грязью и ее сияние померкло, а правитель страны заподозрил монахов в том, будто они украли золотую кровлю пагоды, и наложил на них тяжкое наказание. Трудно теперь разобраться, где правда. Я, твой верный ученик, со всей искренностью явился сюда, в эту пагоду, чтобы очистить ее от грязи, и умоляю тебя, великий мой Будда, не откажи мне в прозрении, чтобы я смог узнать причину осквернения пагоды, не допусти того, чтобы простые смертные невинно страдали и мучились.

Закончив эту молитву, Танский монах вместе с Сунь У-куном открыл дверь, ведущую на лестницу, и начал подметать, переходя с нижних ярусов на верхние.

Вот что сказано об этой пагоде в стихах:

Выметая сор, ярус за ярусом, Танский монах ко времени второй ночной стражи добрался до седьмого яруса. Он уже начал испытывать усталость.

— Отдохните, устали ведь! — сказал Сунь У-кун. — Дайте, я немного помету! — Сколько же всего ярусов в этой пагоде? — спросил Танский монах.

— Пожалуй, все тринадцать,— отвечал Сунь У-кун.

Превозмогая усталость, Танский монах твердо заявил:

— Нет, я должен сам все сделать, только так я выполню свой обет!

Он подмел еще три яруса, но тут поясница и ноги у него так заныли, что он вынужден был остановиться и сесть на пол. — Ничего не поделаешь, придется просить тебя подмести остальные три яруса,— сказал он, обращаясь к Сунь У-куну. Сунь У-кун приосанился и полез на одиннадцатый ярус.

Вскоре он уже был на двенадцатом. Он вошел во вкус и ра- ботал, можно сказать, с остервенением. Вдруг с вершины башни до него донеслись голоса. «Странно, очень странно! — подумал он. — Сейчас, должно быть, уже третья стража, кто же в такую пору может разговаривать на крыше пагоды? Не иначе, как снова какая-то нечисть. Пойду погляжу!».

И вот наш прекрасный Сунь У-кун, тихонько ступая и держа под мышкой веник, подобрал полы одежды и, подкравшись к дверям, стал всматриваться через отверстие. Посередине три- надцатого яруса лицом друг к другу сидели два оборотня. Перед ними стояли тарелка с едой, чашка и чайник. Оборотни играли в цайцюань. Проигравший пил штрафную. Сунь У-кун решил воспользоваться своими чарами, чтобы изловить их. Он отбросил веник, в руках у него появился железный посох с золотыми обручами. Держа его наготове, он заслонил выход и крикнул:

— Ну и хороши, черти проклятые. Так вот, оказывается, кто похитил богатства этой пагоды!

Оборотни опешили. Они вскочили на ноги и запустили в Сунь У-куна тарелку, чашку и чайник. Но тот отбил все это своим посохом и пригрозил:

— Если я убью вас здесь, некому будет давать показания на суде! — С этими словами он прижал оборотней концом своего посоха к стене пагоды с такой силой, что они даже пошевельнуться не смогли, будто вросли в нее.

— Пощади, пощади! — едва слышно молили они. — Мы здесь ни при чем, но мы знаем, кто похитил богатство пагоды.

Тут Сунь У-кун прибег к волшебному приему поимки и, одной рукой ухватив обоих оборотней, поволок их на десятый ярус к Танскому монаху.

— Наставник! — доложил он. — Я поймал разбойников, которые ограбили пагоду.

Танский монах только было начал дремать, но, услышав эти слова, сразу очнулся и обрадовался.

— Где же ты их изловил?

Сунь У-кун подвел оборотней ближе и заставил их встать на колени.

— Я их поймал на последнем, тринадцатом, ярусе, — сказал он. — Они там играли в цайцюань на выпивку. Я услышал, как они выкрикивали и шумели, выскочил на самую вершину пагоды и там изловил их без всяких усилий. Я мог убить их одним ударом моего посоха, но побоялся, что некому будет давать показания, а потому поймал их и живыми доставил сюда. Наставник! Вы можете допросить их, узнать, как они попали сюда и где находятся украденные богатства.

Оборотни, стоя на коленях, дрожали от страха и молили: «Пощадите!».

Затем они чистосердечно покаялись:

— Мы присланы сюда караулить пагоду царем драконов Вань-шэном с озера Лазоревые волны, что расположено на горе Каменный хаос. Моего приятеля зовут Бэньборба, а меня — Баборбэнь. Он оборотень сома, а я — угря. У моего повелителя, царя драконов, есть дочь, царевна Вань-шэн. Она прекрасна, как цветок, и свежа, как луна. Обладает всеми людскими талантами в двойной мере. Ей нашелся достойный жених, которого взяли в дом царским зятем. Зовут его Девятиголовым. Он обладает огромной волшебной силой. В позапрошлом году он явился сюда со своим тестем — царем драконов и напустил на весь город кровавый дождь, от которого потускнела пагода. После этого им удалось выкрасть пепел Будды, который здесь хранился. Между тем самой царевне удалось пробраться в высшее небо, где она украла у матери небесного царя чудесное грибовидное растение с девятью отростками, которое выращивает теперь на дне озера в своем дворце. Ныне этот дворец и днем и ночью излучает золотое сияние, которое играет всеми цветами радуги. Совсем недавно прошел слух, что какой-то Сунь У-кун направляется на Запад за священными книгами. Про него рассказывают, будто он владеет великой волшебной силой. На всем пути он следит за тем, где кто провинился, и никому не дает спуску. Вот нас и отрядили сюда следить и разведывать, где он находится, и в случае его появления немедленно сообщить, чтобы можно было принять необходимые меры!

При этих словах Сунь У-кун зло усмехнулся:

— До чего же эти выродки и скоты бесцеремонны! Так вот, оказывается, почему они пригласили Князя с головой быка на пирушку! Они хотели укрепить с ним дружбу, чтобы вместе заниматься своими грязными делишками.

Не успел он договорить, как показался Чжу Ба-цзе и с ним три молодых монаха. Все они поспешно поднялись на башню, неся два фонаря.

— Учитель, — сказал Чжу Ба-цзе, подходя к Танскому монаху. — Что ты тут делаешь? Пагода убрана, и я думаю, что пора отправляться на покой.

— Ты пришел очень кстати, — вмешался Сунь-У-кун, — оказывается, все драгоценности этой пагоды украл царь драконов Вань-шэн. А этих двух оборотней, которых я только что изловил, он выслал сторожить пагоду и разузнать, когда мы здесь появимся.

— Как их зовут? И что это за оборотни? — спросил Чжу Ба-цзе.

— Они все сами рассказали нашему наставнику. Одного зовут Бэньборба, а другого Баборбэнь. Один — оборотень сома, а другой — угря.

Тут Чжу Ба-цзе выхватил свои грабли и бросился на оборотней:

— Раз они оборотни и во всем признались, надо убить их — и все! Чего еще ждать? — крикнул он.

Но Сунь У-кун остановил его:

— Погоди! Ты еще всего не знаешь. Оставь их, пусть живут себе пока. Теперь мы сможем явиться к здешнему правителю и говорить с ним. А оборотни пригодятся нам. Они помогут найти сокровище пагоды.

Тогда Чжу Ба-цзе убрал свои грабли, и все они стали спускаться вниз, таща за шиворот оборотней, которые всю дорогу вопили: «Пощадите! Пощадите!».

— Эх, до чего же хочется поесть сома! — смеялся Чжу Ба-цзе. — А из угря можно бы наварить ухи и накормить всех невинно пострадавших монахов!

Молодые монахи тоже были очень довольны и радостно хихикали. Они вели Танского монаха под руки, освещая ему дорогу фонарем. Один из них побежал вперед сообщить всем остальным радостную весть.

— Все в порядке! Все в порядке! — кричал он. — Теперь для нас опять воссияет солнце. Только что наши спасители изловили чертей, похитивших наше сокровище.

— Несите сюда проволоку,— скомандовал Сунь У-кун. — Мы сейчас проденем ее через ключицы оборотней и привяжем их здесь, а вы их как следует стерегите. Сейчас мы ляжем спать, а завтра решим, как поступить.

Монахи, разумеется, стали сторожить чертей и дали возможность Танскому монаху и его спутникам как следует выспаться. Незаметно наступил рассвет. Танский монах проснулся и сказал:

— Я пойду с Сунь У-куном во дворец, чтобы обменять подорожное свидетельство, и скоро вернусь.

Сюань-цзан облачился в свою парадную рясу, расшитую парчой, надел шапку, приосанился и направился во дворец. Сунь У-кун тоже привел в порядок свое одеяние, набедренную повязку из тигровой шкуры и холщовый халат, достал подорожное свидетельство и отправился вслед за наставником.

— Отчего же вы не берете с собой этих оборотней? — спросил Чжу Ба-цзе.

— Погоди, мы сперва доложим о себе, а за этими двумя пришлют стражников, чтобы доставить их на суд! — отвечал на ходу Сунь У-кун.

Вся дорога до самых дворцовых ворот была застроена величавыми постройками и дворцами, украшенными красными птицами и желтыми драконами.

Дойдя до восточных ворот главного дворца, Танский монах вежливо поклонился начальнику караульной стражи и обратился к нему с такими словами:

— Осмелюсь побеспокоить тебя, господин мой, просьбой. Передай, пожалуйста, правителю, что я хочу его лично повидать и попросить засвидетельствовать мое проходное свидетельство. Я, бедный монах, из великого Танского государства в восточных землях и по повелению моего императора иду за священными книгами.

Начальник стражи отправился докладывать правителю и, приблизившись к трону, сказал:

— У ворот дворца стоят два монаха. Они совершенно непохожи на наших. Говорят, что явились с материка Джамбудвипа, где находится Танское государство, и идут на Запад за священными книгами по велению самого Танского императора. Они хотят лично повидать тебя, мой царь и повелитель, чтобы ты им засвидетельствовал проходное свидетельство.

Правитель выслушал его и велел ввести монахов.

Наставник повел за собой Сунь У-куна ко двору. Все гражданские и военные чины пришли в ужас при виде Сунь У-куна. Одни говорили, что это обезьяна в образе монаха, другие находили, что он точь-в-точь похож на бога Грома. У всех бегали мурашки по спине и никто не осмеливался подолгу рассматривать Сунь У-куна. Сюань-цзан подошел к ступенькам трона и совершил церемонный поклон, а Сунь У-кун отошел в сторону, скрестил руки на груди и даже не пошевельнулся.

Танский монах обратился к правителю царства Цзисай:

— Я, бедный монах,— начал он, — явился сюда с южного материка Джамбудвипа, на котором расположено государ- ство моего повелителя, Танского императора. Он послал меня на Запад в страну Индию, чтобы я предстал перед Буддой в его храме Раскатов грома, поклонился ему и попросил у него священные книги. Путь мой лежит через твое уважаемое государство, но я не смею пройти его самовольно. У меня есть при себе проходное свидетельство, которое прошу тебя засвидетельствовать и разрешить мне продолжить путь.

Правитель с радостью выслушал Танского монаха, велел провести его в парадный зал с золотыми колокольцами и усадил в кресло, расшитое дорогими вышивками. Войдя в зал, Танский монах обеими руками вручил проходное свидетельство правителю, после чего поблагодарил его за милость и лишь теперь решился сесть в присутствии государя.

Правитель ознакомился с проходным свидетельством и очень обрадовался.

— Когда твой правитель, государь великого Танского царства, тяжело заболел, ему посчастливилось найти тебя, высокочтимого монаха, который не испугался трудностей далекого пути и смело отправился на поклон к Будде за священными книгами. А вот у меня здесь монахи — негодяи и разбойники: только и помышляют о том, как бы погубить государство и свалить с трона своего повелителя.

При этих словах Танский монах молитвенно сложил руки и воскликнул:

— Откуда же тебе известно, что у твоих монахов столь преступные помыслы?

— Представь себе, что это так! — отвечал правитель. — Должен тебе сказать, что мое царство раньше занимало первое место среди всех прочих государств в западных землях. Сюда постоянно ездили чужеземцы из разных стран с богатыми дарами. И все наше благополучие зиждилось на монастыре Золотое сияние, вернее, на его замечательной пагоде с золотой кровлей. Она днем и ночью излучала дивное сияние, разноцветными лучами возносившееся к небу. Но вот совсем недавно разбойники-монахи этого монастыря тайком похитили все сокровища пагоды, и уже третий год как пагода потускнела и не излучает дивного сияния. Поэтому чужеземцы перестали являться сюда со своими приношениями. Ух, и зол же я на этих монахов!

Танский монах снова сложил ладони рук и сказал:

— Желаю тебе многих лет царствования! Но позволь мне напомнить тебе мудрое изречение: «Незначительная ошибка может привести к серьезному заблуждению»! Я, бедный монах, вчера поздно вечером прибыл в твою благословенную страну и как только вошел в ворота, увидел целую толпу жалких монахов, их было более десяти человек,— все с колодками на шее. Я спросил их, за что они наказаны, и монахи рассказали мне, что живут в монастыре Золотое сияние и страдают совершенно невинно. Я отправился к ним в монастырь, тщательно все проверил и убедился, что эти бедные монахи действительно ни в чем не повинны. Ночью я занялся уборкой пагоды, и мне удалось изловить тех чертей-разбойников, которые похитили все сокровища пагоды.

Правитель государства очень обрадовался.

— Где же эти разбойники? — живо спросил он.

— Они связаны и находятся в монастыре, — отвечал Танский монах.

Правитель тотчас же велел выдать золотую табличку, на которой был приказ:

«Немедленно повелеваю страже отправиться в монастырь Золотое сияние, взять чертей-разбойников, привязанных проволокой, и доставить сюда для допроса».

Тогда Танский монах снова заговорил:

— Желаю тебе десять тысяч лет царствовать! — начал он. — Прошу тебя послать с ними и моего ученика: так будет более надежно.

— А где твой ученик? — спросил повелитель.

Танский монах указал на Сунь У-куна:

— Вон стоит в стороне, у яшмовой лестницы.

Повелитель взглянул на Сунь У-куна и в сильном испуге произнес:

— Как же это у тебя, благообразного монаха, такой страшный ученик?

Сунь У-кун услышал эти слова и громко ответил:

— Ваше величество! Нельзя судить о человеке по его на ружности, так же как глубину моря нельзя измерить ведрами! Хотел бы я посмотреть, как благообразные, которые вам так нравятся, изловили бы чертей-разбойников?

Тут правитель успокоился и повеселел:

— Ты совершенно прав, — сказал он, — для меня важнее всего изловить похитителей и вернуть драгоценности пагоды, а у кого какой вид — мне безразлично.

После этого он велел подать придворный паланкин, приказал страже усадить туда со всякими почестями ученика Танского монаха и отправиться вместе с ним за разбойниками.

Большой придворный паланкин был подан моментально вместе с огромным желтым зонтом. Начальник стражи отрядил почетную стражу из старших и средних чинов дворцовой охраны; восемь носильщиков подняли паланкин с Сунь У-куном, а восемь сменных носильщиков побежали рядом, прокладывая путь в толпе зевак и разгоняя их грозными окриками. Процессия проследовала прямо в монастырь Золотое сияние. Весь город встревожился, и улицы были запружены народом: всем хотелось поглядеть на диковинного монаха и чертей-разбойников.

Чжу Ба-цзе и Ша-сэн услышали крики охраны, разгонявшей толпу, и решили, что за ними едут гонцы от правителя государства. Они поспешили навстречу, но оказалось, что это прибыл Сунь У-кун, восседая в придворном паланкине. Дурень Чжу Ба-цзе не удержался и прыснул со смеху.

— Братец! — насилу проговорил он, задыхаясь от смеха. — Наконец-то ты в своем настоящем облике.

Сунь У-кун слез с паланкина, опираясь на Чжу Ба-цзе, и строгим тоном спросил его:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну как же? — продолжал смеяться Чжу Ба-цзе. — Тебя несли сюда под желтым зонтом в роскошном паланкине восемь носильщиков. Разве это не царские почести? Вот почему я и сказал, что ты предстал в своем настоящем виде.

— Ну, полно тебе смеяться, — строго осадил его Сунь У-кун.

Затем он отвязал обоих оборотней и передал их страже.

Тут Ша-сэн обратился к Сунь У-куну с просьбой:

— Братец, ты и меня взял бы с собой во дворец! Возьми, а?

— Нет, оставайся лучше здесь и стереги нашу поклажу и коня, — отвечал Сунь У-кун.

Но монахи поддержали Ша-сэна:

— Ступайте все вместе, почтенные монахи! — заговорили они. — Пусть вас облагодетельствует наш повелитель. А мы тут за всем присмотрим и сбережем все в полной сохранности!

— Ну, раз так, — сказал Сунь У-кун, — пойдемте все вместе к повелителю и попросим его освободить вас.

Чжу Ба-цзе схватил за шиворот одного оборотня, Ша-сэн — другого, Великий Мудрец Сунь У-кун сел в паланкин, и эта необычная процессия направилась во дворец.

Вскоре они достигли яшмовых ступеней трона, и Сунь У-кун доложил правителю:

— По вашему повелению разбойники доставлены во дворец. Правитель сошел с трона и в сопровождении Танского монаха, а также своей многочисленной свиты из гражданских и военных чинов вышел поглядеть на оборотней. Один из них был с острой свирепой мордой, черной спиной и острыми клыками, а другой — толстобрюхий, гладкий, с огромным ртом и длинными ушами.

Хотя у них были ноги, и они могли передвигаться на них, но по всему было видно, что это не люди.

— Откуда вы взялись, разбойники? — спросил их повелитель. — Где ваше пристанище? Давно ли занимаетесь грабежом в моем царстве? В каком году похитили сокровища моей пагоды? Сколько вас всех в вашей шайке? Как зовут? Отвечайте на все без утайки!

Оборотни опустились на колени перед повелителем. У каждого из них из шеи сочилась кровь, но они, видимо, не ощущали никакой боли.

— Три года тому назад, — начали рассказывать оборотни, — в первый день седьмого месяца появился недалеко отсюда, примерно в ста десяти ли, царь драконов по прозванию Мудрейший, который поселился в этом государстве, в юго-восточной окраине, со всеми своими многочисленными сородичами. Там есть озеро, которое зовется Лазоревые волны. Оно расположено на горе Каменный хаос. У царя драконов есть дочь необыкновенной красоты, которая пленяет всех. Ей подыскали жениха, и он вошел зятем в дом царя драконов. Зовут его Девятиголовый. Нет равных ему в различных чарах и волшебствах. И вот, узнав про чудеса твоей драгоценной пагоды, он вместе со своим тестем, царем драконов, ограбил ее. Сперва они напустили кровавый дождь, а потом уже выкрали из пагоды пепел Будды. Сокровища пагоды хранятся теперь во дворце царя драконов, а царевне к тому же удалось выкрасть у матери небесного владыки грибовидное растение, которое она выращивает на дне озера. Мы сами — мелкие сошки и состоим на службе у царя драконов. Он послал нас сюда на разведку. Сегодня ночью нас схватили. Вот все, что мы можем показать; и это сущая правда!

— А почему вы скрываете свои имена? — спросил правитель. Один из оборотней отвечал:

— Меня зовут Бэньборба, а его Баборбэнь. Я оборотень сома, а он — угря.

После этого правитель приказал стражникам отвести оборотней в тюрьму и издал указ, в котором говорилось:

«Помиловать монахов монастыря Золотое сияние и снять с них колодки и цепи. Велеть стольничьему приказу устроить пиршество во дворце Цилиня в честь благочестивых монахов, изловивших разбойников. Предлагаю всем обратиться с просьбой к праведным монахам изловить главарей разбойников».

Тотчас по получении этого указа были приготовлены всевозможные постные и скоромные яства. Правитель государства пригласил Танского монаха и его спутников во дворец Цилиня, где вступил с ним в дружескую беседу.

— Как величать вас? — учтиво спросил он Танского монаха.

Тот почтительно сложил руки и ответил:

— Меня, бедного монаха, зовут по фамилии Чэнь. Монашеское имя мое — Сюань-цзан. Мой государь удостоил меня высокой чести носить ту же фамилию, что и его династия. Прозвище мое «Трипитака».

— А как величать твоих уважаемых учеников? — спросил вслед за тем повелитель государства.

— У моих учеников нет еще заслуженных прозвищ, — отвечал Танский монах. — Старшего зовут Сунь У-кун, второго — Чжу У-нэн, а младшего — Ша У-цзин. Эти имена были пожалованы им бодисатвой Гуаньинь, богиней, которая обитает на Южном море. Когда они признали меня своим учителем и изъявили желание быть спутниками-последователями, я стал звать их так: Сунь У-куна — Странником-богомолом, Чжу У-нэна — Чжу Ба-цзе — блюстителем восьми заповедей, а Ша У-цзина — просто монахом.

Правитель выслушал Сюань-цзана, а затем предложил ему занять почетное место на пиру. Сунь У-кун сел слева от наставника, а Чжу Ба-цзе и Ша-сэн — справа. Гостям были поданы исключительно постные блюда и закуски, фрукты и чай. Место выше Сюань-цзана занял правитель, которому были поданы скоромные угощения. Ниже более ста мест были уставлены тоже скоромными блюдами. Там разместились гражданские и военные чины.

Сановники поблагодарили государя за проявленную милость, покаялись в ложном обвинении монахов и затем заняли свои места.

Правитель поднял бокал, но Танский монах не осмелился выпить и распивал слабое вино со своими учениками. Внизу играл оркестр, состоящий из струнных и духовых инструментов. Это был оркестр придворной музыкальной школы.

Посмотрели бы вы, читатель, как вел себя Чжу Ба-цзе! Кажется, он дал полную волю своему неумеренному аппетиту. Он поглощал разные блюда с жадностью голодного волка или тигра. Всю еду и фрукты, которые стояли неподалеку от него, он съел один. Вскоре подали дополнительные блюда, но он опять накинулся на них, словно еще ничего не ел, и очистил все блюда без остатка. Он ни разу не отказывал разносящим вино ни в единой чарке. Веселый пир продолжался весь день почти до самого вечера. Танский монах поблагодарил за богатое угощение. Правитель государства стал упрашивать его остаться.

— Этот пир был устроен в знак благодарности за поимку оборотней-разбойников, — сказал он.

Затем он велел стольничьему приказу:

— Живей приготовьте угощение во дворце Цзяньчжангун. Там мы обратимся к праведному монаху еще с одной просьбой — изловить главарей разбойников и придумать способ, как вернуть драгоценности, похищенные из пагоды.

— Если вы хотите, чтобы мы изловили главарей разбойников, то для этого вовсе не нужно устраивать еще один пир, — сказал Танский монах. — Позвольте нам на этом закончить праздник, поблагодарить за угощение и распрощаться с вами. Мы сейчас же отправимся на поимку главарей!

Но правитель ни за что не соглашался. Он во что бы то ни стало хотел отправиться во дворец Цзяньчжангун и снова сесть за стол с яствами. Пришлось последовать за ним. Поднимая полную чару с вином, он сказал:

— Кто из вас, праведные монахи, возглавит мое войско для покорения и поимки главарей разбойников?

Танский монах подсказал:

— Пусть идет мой старший ученик и последователь Сунь У-кун.

Великий Мудрец сложил руки в знак согласия и вежливо поклонился.

— Сколько же тебе понадобится людей и коней, если ты, уважаемый Сунь У-кун, решил отправиться в этот поход? И когда ты думаешь покинуть город? — спросил правитель.

Тут Чжу Ба-цзе не вытерпел и закричал во весь голос:

— Для чего ему люди и кони и зачем устанавливать определенное время? Разрешите мне с моим старшим братом Сунь У-куном прямо с этого пира, пока мы сыты и пьяны, отправиться за главарями разбойников и приволочь их сюда своими руками!

Танский монах очень обрадовался.

— Ну, Чжу Ба-цзе,— сказал он, — ты за последнее время стал очень старательным!

— Раз на то пошло, — добавил Сунь У-кун, — то пусть Ша-сэн остается здесь и охраняет нашего наставника, а мы вдвоем живо слетаем и мигом явимся обратно.

— Как же так? — удивился правитель государства, — вы не хотите брать с собой ни людей, ни коней! Может, вам пригодится какое-либо оружие?

— Ваше оружие, — засмеялся Чжу Ба-цзе, — нам не пригодится. У нас есть свое.

Правитель государства, услышав это, возликовал, поднял огромный кубок с вином и стал прощаться с обоими монахами.

— Нет, пить больше нельзя! — отказался Сунь У-кун. — Прошу тебя, прикажи стражникам выдать нам обоих чертей. Мы их возьмем с собой в качестве проводников.

Правитель отдал соответствующее распоряжение, и просьба Сунь У-куна была тут же исполнена. Каждый монах схватил по оборотню, и вместе с ними, уцепившись за порыв ветра, монахи исчезли из виду, направившись прямо на юго-восток. О читатель! Вы и представить себе не можете, как были поражены правитель и его свита, когда увидели это чудо, свершившееся перед их глазами. Теперь только они вполне убедились, что имеют дело не с простыми монахами, а с праведным наставником и его учениками.

Если вы хотите знать, удалось ли им поймать главарей разбойников и каким образом, то прочтите следующую главу.

Бес-оборотень выждал некоторое время и, не дождавшись ответа, крикнул еще раз:

— Кто здесь Великий Мудрец, равный небу?

Сунь У-кун провел рукой по золотым обручам своего посоха, погладил его, а затем ответил:

— Великий Мудрец Сунь У-кун это я!

— Ты откуда взялся? — насмешливо спросил бес-оборотень. — Где живешь и как очутился в государстве Цзисай? Почему правитель поручил тебе охранять свою пагоду? По какому праву ты позволил себе схватить и изувечить двух старшин из моего войска и, мало того, посмел явиться сюда, на мою драгоценную гору и угрожать мне?

— Ах ты, разбойник! — выругался Сунь У-кун. — Видно, не узнаешь меня, своего отца, Сунь У-куна?!

— Подойди-ка сюда и послушай, что я тебе скажу. — И Великий Мудрец рассказал в стихах всю историю своей жизни:

Зять царя драконов выслушал Сунь У-куна и с холодной усмешкой произнес:

— Так, так, так! Значит, ты идешь за священными книгами? Зачем же тебе понадобилось соваться в чужие дела без всяких к тому причин! Пусть даже я украл сокровище пагоды, тебе-то что? Ты ведь идешь за священными книгами! Ну и иди!

— Э, да я вижу, этот негодяй и грабитель понятия не имеет о справедливости! По-твоему выходит, что раз я не получал милостей от повелителя той страны и не ел его хлеба, значит, мне не следует помогать ему и оказывать услуги; но можешь ли ты понять, что в течение нескольких лет невинно страдают монахи монастыря Золотое сияние, которые приходятся мне собратьями, и причиной их страданий являетесь вы со своим тестем, так как похитили сокровища их пагоды и осквернили ее. Как же могу я не вступиться за них и не снять с них напраслины?

— Ну, в таком случае нам придется померяться силами. Пословица гласит: «Когда воюют — не остается места для жало- сти», а потому не обижайся, если я буду беспощаден! Смотри, рас- прощаешься с жизнью, и не придется увидеть священных книг!

Эти слова привели Сунь У-куна в ярость, и он осыпал оборотня ругательствами:

— Подлый разбойник, оборотень! — запальчиво воскликнул он. — Какими же ты обладаешь силами, что смеешь так говорить со мной? Подойди поближе и отведай посох твоего отца!

Но оборотень ничуть не испугался, отбил секирой удар, и вот на горе Каменный хаос разгорелся бой. Это было лютое побоище. В память о нем сложены такие стихи:

Более тридцати раз схватывались противники, но так и нельзя было сказать, кто победит. Чжу Ба-цзе стоял у подножья горы и наблюдал за боем. Наконец он решил, что бой в самом разгаре, поднял свои грабли и стал подкрадываться, чтобы нанести оборотню удар в спину. Но, как вы знаете, читатель, у беса было девять голов и девять пар глаз. Заметив, что Чжу Ба-цзе подкрадывается сзади и готовится нанести удар граблями, он сразу же отбил грабли концом секиры, в то же время лезвием отразив удар посоха. Прошло еще не то пять, не то семь ожесточенных схваток, но тут бес почувствовал, что ему не устоять перед двумя противниками. Он перекувырнулся, подскочил и сразу же принял свой настоящий облик, превратившись в страшную гидру с девятью головами.

Увидев такое чудовище, можно было умереть со страху!

Вы только послушайте!

— Брат! — вскричал Чжу Ба-цзе, напуганный страшным видом оборотня в образе летающей гидры, — с тех пор как я принял облик человека, я еще не видывал такого страшилища. От кого могла народиться этакая гадина, не то зверь, не то птица?

— Да, действительно редко встретишь нечто подобное, — отвечал Сунь У-кун. — Очень редко, это верно. Погоди, я все же попробую одолеть его.

Ну и молодец Сунь У-кун! Он поспешно вскочил на благодатное облако и начал колотить посохом по всем девяти головам гидры. Чудовище сразу же проявило свое могущество. Оно расправило крылья, со свистом перевернулось и камнем упало к подножью горы, где стоял Чжу Ба-цзе. Из туловища у него внезапно появилась еще одна голова, раскрылась жуткая пасть, похожая на кровавую чашу, острые зубы ухватили Чжу Ба-цзе за загривок. Чудовище поволокло его к озеру Лазоревые волны и погрузилось с ним на дно. Достигнув ворот дворца царя драконов, чудовище вновь приняло прежний свой облик. Бросив полумертвого Чжу Ба-цзе на землю, Девятиголовый громко крикнул:

— Эй, слуги! Куда это вы запропастились?

На крик со всех сторон кинулись к Девятиголовому оборотни разных рыб и крокодилов. Тут были голавли, белорыбица, карпы и окуни, черепахи с жестким и мягким панцирем, крокодилы и тритоны.

— Мы здесь! — разом отозвались они.

— Возьмите этого монаха, — приказал Девятиголовый, — да покрепче свяжите. Он мне ответит за моих старшин!

Оборотни взялись за Чжу Ба-цзе и общими усилиями, с криком и пыхтением потащили его. В это время старый царь драконов вышел на крики и очень обрадовался, увидев пленника.

— Как же это тебе удалось изловить этакую скотину? — спросил царь, обращаясь к своему зятю. – Ты совершил великий подвиг!

Девятиголовый рассказал, как было дело, о чем мы уже знаем. Царь драконов на радостях велел тотчас же устроить пир, чтобы поздравить зятя с успехом, но мы не будем рассказывать о том, как они распивали вино.

Обратимся к Великому Мудрецу Сунь У-куну. Когда он увидел, как оборотень схватил Чжу Ба-цзе, у него сердце сжалось от страха.

«Ну и лихой же этот дьявол! — подумал Сунь У-кун. — Мне теперь стыдно возвращаться к наставнику, ведь правитель государства Цзисай засмеет меня… А если я вызову оборотня на единоборство, то, пожалуй, не справлюсь с ним. К тому же у меня и сноровки нет воевать в воде. Дай-ка я приму другой вид, проникну во дворец царя драконов и посмотрю, что сталось с Чжу Ба-цзе. Может, мне удастся освободить его, тогда он поможет мне».

Ну и Мудрец! Прищелкнув пальцами и прочитав заклинание, он встряхнулся, превратился в краба и, бултыхнувшись в воду, очутился перед триумфальными воротами дворца. Дорога во дворец была ему хорошо знакома, так как он уже был здесь в тот раз, когда увел черепаху с золотистыми глазами, принадлежавшую Князю с головой быка. Добравшись до входа во дворец, он бочком перелез через порог и увидел старого царя драконов, который весело распивал вино со своим зятем. Однако Сунь У-кун не посмел приблизиться к ним и пополз под восточную галерею, где увидел нескольких оборотней-крабов, игравших в какую-то игру. Сунь У-кун стал прислушиваться к их разговору, а затем, усвоив их язык, спросил:

— Послушайте! Не знаете ли вы, что с тем длиннорылым монахом, которого изловил царский зять? Сдох он?

— Пока еще не сдох! — хором ответили крабы-оборотни. — Не слышишь разве, как он стонет там на привязи, у западной галереи?

Узнав таким образом, где находится Чжу Ба-цзе, Сунь У-кун незаметно перебрался к западной галерее и там действительно увидел Дурня, привязанного к столбу и издававшего протяжные стоны. Сунь У-кун подполз к нему поближе и спросил:

— Узнаешь меня, Чжу Ба-цзе?

Чжу Ба-цзе по голосу узнал Сунь У-куна и стал жаловаться:

— Брат! Как же это я попался в лапы этому негодяю-оборотню, вместо того чтобы самому изловить его!

Сунь У-кун оглянулся вокруг и, убедившись, что поблизости никого нет, быстро перекусил клешнями путы, освободил Чжу Ба-цзе и велел ему бежать.

— А как быть с граблями? — спросил Чжу Ба-цзе, расправляя затекшие руки. — Оборотень отнял их у меня!

— Может, ты знаешь, где они спрятаны?

— Должно быть, во дворце, — отвечал Чжу Ба-цзе.

— Ступай к триумфальным воротам и жди меня снаружи, — приказал Сунь У-кун.

Чжу Ба-цзе, спасая свою жизнь, быстро улизнул, осторожно ступая на цыпочках. Между тем Сунь У-кун снова пополз во дворец и, озираясь по сторонам, заметил слева от себя яркий свет. Это грабли Чжу Ба-цзе излучали сияние. Сунь У-кун превратился в невидимку, выкрал грабли, выполз с ними за ворота и окликнул Чжу Ба-цзе.

— Забирай свое оружие! — сказал он торжествующе.

— Брат! — воскликнул обрадованный Чжу Ба-цзе, — ты уходи отсюда, а я ворвусь во дворец. Если мне удастся одолеть оборотня, я захвачу всех остальных, если же нет — я брошусь бежать, а ты на берегу озера жди меня и выручай!

Сунь У-кун охотно согласился, только велел Чжу Ба-цзе быть осторожней, но Дурень перебил его.

—Я не боюсь! — сказал он. — А как драться в воде, учить меня не надо. Кое-что я смыслю в этом. — Тут они и расстались.

Сунь У-кун выплыл на поверхность воды. И здесь мы пока оставим его.

Тем временем Чжу Ба-цзе подобрал халат, взял грабли обеими руками и ринулся во дворец с воинственными криками. Обитатели озера, как большие, так и малые, в страхе начали метаться в разные стороны, некоторые кинулись во дворец с воплями:

— Беда пришла! Длиннорылый монах освободился от веревок и идет на нас!

Старый дракон, его зять и домочадцы растерялись и даже подпрыгнули от неожиданности. Все бросились прятаться кто куда. Дурень, не щадя своей жизни, ворвался во дворец и начал крошить все, что попадалось ему на пути: двери, столы, стулья, посуду. Об этом даже рассказывается в стихах:

Чжу Ба-цзе до того разошелся, что разбил вдребезги черепаховый щит перед главным входом во дворец, а коралловое дерево вырвал с корнем и швырнул с такой силой, что оно разлетелось на мелкие кусочки.

Между тем Девятиголовый спрятал царевну в тайниках дворца, после чего вооружился своей серповидной секирой с лезвием, подобным серпу луны, и помчался ко входу во дворец.

— Эй, ты! гнусное животное, свинья тупорылая! — кричал он. — Как ты посмел встревожить всех моих родственников?

Чжу Ба-цзе в ответ обрушил на него потоки брани.

— Я тебе покажу, мерзавец этакий! — кричал он. — Скажи на милость! Меня, Чжу Ба-цзе, посмел изловить! Что же, пеняй на себя, ты сам затащил меня к себе, я не напрашивался… Возвращай живей все, что награбил. Я доставлю сокровища правителю государства Цзисай. На этом и покончим, не то я никого из вас не пощажу!

Девятиголовый не мог принять этого условия. Стиснув зубы, он ринулся на Чжу Ба-цзе и скрестил с ним оружие.

Только сейчас старый дракон пришел в себя. Он собрал своих сыновей и внуков, все они вооружились мечами и разом бросились на Чжу Ба-цзе, стремясь схватить его. Чжу Ба-цзе понял, что дело плохо. Он помахал граблями, словно собираясь продолжать бой, а сам отпрянул от своих врагов и бросился наутек. Старый дракон кинулся вдогонку со всей своей сворой. Они мигом погрузились в воду и вскоре, кувыркаясь, показались на поверхности озера.

Обратимся теперь к Сунь У-куну. Он долго стоял на берегу и ждал. Вдруг он увидел водяных оборотней, гнавшихся за Чжу Ба-цзе. Как только они вышли из воды и поднялись на воздух, Сунь У-кун грозно вскричал:

— Стойте! Ни с места!

Одним ударом своего железного посоха он размозжил череп старому дракону.

Воды озера Лазоревые волны окрасились кровью дракона, и бездыханное тело его понеслось по волнам, теряя чешую. Сыновья и внуки дракона с перепугу разбежались в разные стороны, а Девятиголовый забрал тело тестя и отправился с ним обратно во дворец.

Однако Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе не погнались за ним. Они расположились на берегу, и Чжу Ба-цзе принялся рассказывать, что произошло.

— Теперь у этого негодяя спеси поубавится! — сказал Чжу Ба-цзе. — Во дворце я не оставил камня на камне. Все там перевернул вверх дном и на всех нагнал страх. Но как только я вступил в бой с зятем дракона, откуда ни возьмись, появился старый дракон, который накинулся на меня, а затем погнался за мною. Спасибо, что ты его укокошил. Теперь все эти бесы убрались к себе и наверняка будут оплакивать и хоронить своего царя и, конечно, не покажутся больше. К тому же время позднее, и я не знаю, как быть!..

— Что значит время позднее? — насмешливо спросил Сунь У-кун. — Нельзя упускать такого удобного случая. Отправляйся на дно озера и пробейся во дворец. Надо во что бы то ни стало добыть сокровища: без них мы не можем возвратиться.

Однако Дурень медлил, видимо, не желая соглашаться.

Сунь У-кун стал торопить его:

— Брат, брось раздумывать, — сказал он, — чего ты сомневаешься? Ты только вымани его, а уж я с ним разделаюсь.

Пока они судили да рядили, вдруг завыл ветер, кругом все потемнело и показалась мрачная туча, летящая с востока прямо на юг. Сунь У-кун стал пристально вглядываться в нее и увидел премудрого праведника Эрлана с шестью братьями с горы Мэй-шань, которые с острыми клинками в руках и арбалетами за спиной, изогнувшись под тяжестью добычи, состоящей из серн и лосей, а также лисиц и зайцев, радостно возвращались с попутным ветром с охоты с собаками и соколами.

— Чжу Ба-цзе! — воскликнул Сунь У-кун. — Да ведь это мои дорогие братья! Вот бы хорошо задержать их сейчас и попросить помощи, чтобы сразить Девятиголового. Какой прекрасный случай нам представился! Теперь мы сможем добиться успеха в порученном нам деле!

— Раз они приходятся тебе братьями, то, конечно, не откажут в помощи, — отозвался Чжу Ба-цзе.

— Да, но видишь ли в чем дело, — в замешательстве произнес Сунь У-кун, — среди них находится старший брат, которого называют премудрым Эрланом. Когда-то он привел меня в покорность, и мне неудобно обращаться к нему за помощью. Уж лучше ты задержи их облако и обратись к нему с такими словами: «Праведный государь! Задержись немного. Мудрец, равный небу, Сунь У-кун находится здесь и желает поклониться тебе!» Я уверен, что, услышав обо мне, он остановится. Тогда я и явлюсь к нему. Так будет гораздо удобнее.

Чжу Ба-цзе тотчас взлетел на облаке и, поднявшись на вершину горы, преградил путь приближавшейся туче.

— Праведный государь! — закричал он изо всех сил, — задержись немного. Мудрец, равный небу, Сунь У-кун находится здесь и желает поклониться тебе.

Старший из семи братьев услышал эти слова и тотчас велел шестерым младшим остановиться. Совершив церемонию приветствия, положенную при встрече с незнакомцем, Эрлан спросил:

— Скажите, пожалуйста, где же находится Великий Мудрец, равный небу?

— У подножья этой горы, — отвечал Чжу Ба-цзе. — Он ждет, когда вы его позовете.

— Братья мои,— молвил Эрлан, обращаясь к шестерым спутникам, — скорей, пригласите его сюда!

Шестерых братьев звали: Кан, Чжан, Яо, Ли, Го и Чжи. Выступив вперед, они стали громко кричать: «Старший брат Сунь У-кун! Тебя приглашает премудрый Эрлан!».

Сунь У-кун пошел братьям навстречу, вежливо поклонился каждому из них и направился вместе с ними на гору, где расположился Эрлан.

Премудрый Эрлан, завидев Сунь У-куна, поднялся с места, пошел к нему навстречу, взял его за руки и, обняв, сказал:

— Дорогой мой Великий Мудрец! Поздравляю тебя! Сердечно поздравляю! Ты избавился от тяжкой кары, принял учение Будды и стал подвижником-шраманом. В скором времени ты завершишь свой великий подвиг и взойдешь на лотосовый трон.

— Что ты, что ты! — смущенно ответил Сунь У-кун. — В свое время я удостоился от тебя великой милости, и мне совестно, что до сих пор еще не отблагодарил тебя! Я, правда, избавился от тяжкой кары и совершаю путь на Запад, но еще далеко не уверен в благополучном его завершении. Вот и сейчас на нашем пути встретилось государство Цзисай, и мы обещали спасти невинно пострадавших монахов. Поэтому я и нахожусь здесь. Я должен изловить злого оборотня и отнять у него сокровища пагоды, которые он похитил у этих монахов. Заметив тебя с братьями, я осмелился задержать вас немного и просить помочь мне справиться с этим оборотнем. Прости, что сразу изложил тебе свою просьбу, не осведомившись, откуда ты направляешься и сможешь ли проявить ко мне дружеские чувства любви.

Премудрый Эрлан при этих словах любезно улыбнулся.

— Мне нечего делать, и я не знаю, как убить время, — сказал он. — Мы с братьями возвращаемся сейчас с охоты, и я очень рад, что ты задержал меня, вспомнив о нашей старой дружбе. Ты только скажи, какого оборотня надо изловить. Разве мы по- смеем отказаться? Интересно знать, что за разбойник поселился в этих местах.

Тут в разговор вмешались младшие братья Эрлана. Один из них сказал:

— Брат! Неужто ты забыл? Да ведь это гора Каменный хаос. Здесь же находится озеро Лазоревые волны, а в нем — дворец царя драконов, по прозванию Вань-шэн.

— Да разве царь драконов позволит себе заниматься такими делами? — изумился Эрлан. — Неужто это он посмел обворовать священную пагоду?

— Дело в том, что он недавно взял себе в дом зятя по прозванию Девятиголовый, который является оборотнем гидры с девятью головами, — сказал Сунь У-кун.— Грабеж они совершили вместе, а до этого послали на столицу государства Цзисай кровавый дождь. Им удалось похитить из пагоды монастыря Золотое сияние пепел Будды, который хранился в ней. Правитель государства, не разобравшись в этом деле, заподозрил монахов и стал истязать их. Мой наставник пожалел несчастных собратьев и ночью отправился чистить пагоду. Я пошел вместе с ним, и мне удалось на самом верхнем ярусе изловить двух оборотней. Оказалось, что их выслал в дозор царь драконов. Сегодня утром они были доставлены под конвоем во дворец и там чистосердечно во всем признались. Тогда правитель государства Цзисай обратился к моему наставнику с просьбой изловить главного оборотня и привести его в покорность, а наставник велел нам обоим,— он указал на Чжу Ба-цзе,— выполнить это дело. Вот мы и прибыли сюда. В первом же сражении у Девятиголового появилась еще одна голова. Ею-то он утащил моего собрата Чжу Ба-цзе. Тогда я превратился в краба, полез в воду и освободил его. Только что мы снова вступили в бой и мне удалось убить царя драконов. Сопровождавшие его бесы и оборотни уволокли его тело на дно озера и, видимо, оплакивают его там. И вот, когда мы думали, как поступить дальше, мы увидели тебя с твоей свитой.

— Раз старый дракон убит, сейчас очень удобно разделаться с Девятиголовым, — сказал Эрлан. — Бесы, лишившись главаря, растеряются, и нам ничто не помешает разнести все их логово!

— Это, конечно, верно, — отозвался Чжу Ба-цзе, — но ведь уже поздно, как быть?

— В книгах древних стратегов есть такой совет: «Для похода всякое время хорошо!» Чего же бояться? — задорно ответил Эрлан.

Но четыре брата Эрлана: Кан, Яо, Го и Чжи, поддержали Чжу Ба-цзе.

— Брат, — молвили они, обращаясь к Эрлану,— не торопись. Ведь вся эта шайка бесов и оборотней находится здесь в озере, бежать им некуда. Для нас Сунь У-кун — желанный гость, а его брат Чжу, по прозванию Жесткая щетина, уже вступил на истинный путь. Мы взяли с собой вино и еду. Вели слугам развести огонь, и мы тут же устроим пир на славу! Во-первых, мы отпразднуем радостную встречу с двумя уважаемыми монахами, во-вторых, поговорим по душам. Давайте попируем эту ночь. А завтра на рассвете успеем вызвать этого оборотня на смертный бой! Не так ли?

Эрлан не стал возражать.

— Просвещенные братья мои совершенно правы, — весело сказал он и тут же дал распоряжение приготовить угощения.

— Я, конечно, не смею отказываться, — сказал Сунь У -кун, — но с тех пор, как принял монашество, строго соблюдаю пост и считаю, что не должен вкушать скоромного.

— У нас есть фрукты, да и вино тоже не хмельное, — смеясь, сказал Эрлан.

Шестеро братьев при свете луны и звезд быстро разостлали циновки, и вскоре вся компания, то и дело поднимая чарки с вином, стала весело пировать, вспоминая о былых делах. Не зря говорит пословица: «В тоскливом одиночестве долго длятся часы ночной стражи, а в часы веселой пирушки и ночь коротка».

Наши друзья долго веселились и не заметили, как заалел восток.

Наконец Чжу Ба-цзе, который изрядно хватил вина, воскликнул:

— Ну, вот уже и светает! Пора мне лезть в воду и вызывать оборотня на бой.

— Будь осторожен, — предупредил его Эрлан. — Ты только раздразни его и замани сюда, чтобы нам было удобнее всем вместе взяться за него.

— Знаю, знаю! — засмеялся Чжу Ба-цзе.

Посмотрели бы вы, читатель, как ловко он подоткнул одежду, прикрепил грабли и нырнул, рассекая воду. Очутившись на дне озера, он направился прямо к триумфальной арке и, испустив громкий крик, с боем ворвался во дворец.

Тем временем сыновья дракона в траурных одеждах рыдали у тела своего повелителя. Внуки дракона вместе с его зятем в заднем помещении дворца делали гроб.

Наш Чжу Ба-цзе с ругательствами ворвался в палаты и изо всех сил хватил граблями по голове царского сына, проломив ему череп сразу в девяти местах. Жена дракона со всей челядью в страхе забилась во внутренние покои и завопила истошным голосом.

— О небо! Длиннорылый монах только что убил моего сына!

Девятиголовый, услышав эти вопли, тотчас вооружился своею серповидной секирой и вместе с внуками дракона поспешил на помощь. Чжу Ба-цзе встретил противников граблями и, ведя с ними бой, начал пятиться к выходу, а затем выскочил из воды. На берегу озера его встретили Великий Мудрец Сунь У-кун и семь премудрых братьев-праведников. Они все разом набросились на внуков дракона, искромсали их на мелкие куски и превратили в кровавое месиво. Видя, что дело плохо, Девятиголовый перекувырнулся у пригорка и сразу же принял свой первоначальный вид. Расправив крылья, он взлетел на воздух и стал кружить над врагами. Эрлан спокойно достал свой золотой самострел, наложил серебряную стрелу и, натянув лук до отказа, стал стрелять в девятиголовое чудовище. Чудовище, сложив крылья, ринулось вниз, намереваясь укусить Эрлана. У него снова появилась еще одна страшная голова. Но старшая охотничья собака мигом кинулась на нее и разом откусила. Хлынули потоки крови. Превозмогая ужасную боль, чудовище бросилось бежать в сторону Северного моря и погрузилось в волны. Чжу Ба-цзе хотел было помчаться вдогонку, но Сунь У-кун остановил его.

— Не надо, — сказал он. — Ты же знаешь пословицу: «Не преследуй разбойника, доведенного до крайности!» Вряд ли он теперь выживет, раз собака откусила ему голову. Ты лучше проложи мне дорогу в воде, а я приму его облик и проникну во дворец царя драконов, чтобы выманить у царевны похищенные сокровища!

Эрлан и шестеро его премудрых братьев поддержали Сунь У-куна, однако добавили:

— Ну, что же! Не будем преследовать чудовище. Только знайте, что если он выживет, то причинит немало бед грядущим поколениям!

И действительно, по сей день еще существуют кровоточащие девятиголовые гидры. Это и есть потомки того чудовища, о котором мы вам рассказали.

Чжу Ба-цзе послушался Сунь У-куна и стал прокладывать ему дорогу, разрезая воды озера. Превратившись в Девятиголового, Сунь У-кун первым вбежал во дворец, а Чжу Ба-цзе, делая вид, что гонится за ним, с криками бежал сзади. Когда они приблизились ко дворцу, царевна громко воскликнула:

— Дорогой муженек! Что же ты в таком смятении?

— Меня одолел Чжу Ба-цзе, — отвечал Сунь У-кун. — Он гонится за мною по пятам, а я чувствую, что не могу справиться с ним. Надо скорей спрятать сокровища.

Царевна впопыхах даже не разглядела, настоящий ли муж явился к ней. Она поспешно вынесла из заднего помещения золотой ларец и, передавая его Сунь У-куну, сказала:

— Вот пепел Будды!

Затем она вынесла ларец из белой яшмы и сказала:

— А здесь растение Линчжи с девятью листьями. Ты спрячь их, а я пока схвачусь с этим Чжу Ба-цзе и задержу его, — продолжала царевна,— потом ты придешь мне на помощь.

Сунь У-кун забрал оба ларца и, проведя рукой по лицу, принял свой настоящий вид.

— Ну-ка, царевна, погляди на меня! — крикнул он. — Похож я на твоего муженька?

Царевна опешила и хотела вырвать ларцы у Сунь У-куна, но тут подоспел Чжу Ба-цзе и так хватил ее по плечу своими граблями, что она как сноп свалилась на землю.

Оставшаяся в живых царица хотела незаметно улизнуть, но Чжу Ба-цзе замахнулся на нее граблями.

— Стой! — закричал Сунь У-кун. — Не убивай! Пусть остается в живых. Мы ее возьмем с собой, и она расскажет правителю государства Цзисай о наших подвигах.

Чжу Ба-цзе вытащил ее на поверхность озера, а затем из воды показался Сунь У-кун, который в обеих руках нес ларцы с драгоценностями. Обратившись к Эрлану, Сунь У-кун сказал:

— Весьма признателен, дорогой мой брат, за оказанную мне помощь! Лишь благодаря тебе нам удалось одолеть оборотней и вернуть сокровища пагоды.

— Да что ты! В этом нет никакой нашей заслуги, — скромно отвечал Эрлан. — Все произошло, во-первых, из-за того, что правитель государства Цзисай обладает счастьем, равным самому небу, а во-вторых, ты и твой брат обладаете огромной силой.

— Теперь, когда ты одержал победу, — сказали тут шесть братьев Эрлана, — позволь нам распрощаться с тобой.

Сунь У-кун был очень растроган и не переставал благодарить Эрлана и его братьев, уговаривая их отправиться вместе с ним к правителю царства Цзисай. Но они никак не соглашались. Эрлан во главе своего охотничьего отряда направился в свою обитель на горе Гуанькоу.

А Сунь У-кун с ларцами в руках вместе с Чжу Ба-цзе, который тащил за собой на привязи жену царя драконов, переходя с облаков на туманы, быстро добрались до государства Цзисай. Монахи из монастыря Золотое сияние ждали их возвращения за городскими воротами. Когда Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе остановили облако, на котором они примчались к городу, все монахи пали ниц и, отбивая земные поклоны, приветствовали их прибытие, а затем ввели в город.

Как раз в это время правитель государства Цзисай вел беседу с Танским монахом в тронном зале. Часть монахов, опередивших процессию, проникла во дворец, и один из них, набравшись храбрости, приблизился ко входу в тронный зал и доложил:

— Ваше величество! Желаем вам десять тысяч лет царствовать! Почтенные монахи Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе прибыли. Они привели с собой разбойников и несут похищенные сокровища.

Правитель государства при этих словах поспешно спустился с трона и вместе с Танским монахом и Ша-сэном поспешил к выходу, чтобы встретить героев. Он выразил им бесконечную благодарность за огромную заслугу перед всем государством, а затем приказал устроить пиршество в честь праведных монахов и в знак признательности за совершенное благодеяние.

Танский монах, однако, остановил его:

— Пока не нужно никаких благодарственных возлияний. Пусть мои ученики отправятся в монастырь Золотое сияние и водворят возвращенные сокровища на прежнее место. Тогда только можно будет приступить к празднеству.

Затем он обратился к Сунь У-куну:

— Почему вы так долго отсутствовали? Вы ведь еще вчера отправились!

Сунь У-кун рассказал, как ему пришлось сражаться с зятем царя драконов, как он убил самого дракона, затем встретился с Эрланом, нанес поражение гидре, преобразился в нее. и, наконец, как выманил сокровища у царевны—дочери царя драконов. Вы не можете себе представить, в какой неописуемый восторг пришли от этого рассказа не только Танский монах, но и правитель государства Цзисай со всеми своими гражданскими и военными сановниками старших и младших рангов.

Затем правитель государства спросил:

— А скажите, умеет ли супруга царя драконов говорить человечьим голосом?

— Еще бы! — воскликнул Чжу Ба-цзе. — Как может она не уметь, если была женой самого царя драконов и народила ему столько сыновей?

— Раз она знает человеческий язык, то пусть расскажет нам поскорей про грабеж в пагоде все, что ей известно, от начала до конца.

— Я ничего не знаю о похищении пепла Будды, — промолвила пленница. — Все это дело рук моего покойного мужа и повелителя, царя драконов, и его зятя — Девятиголовой гидры. Им стало известно, что твоя пагода излучает дивное сияние оттого, что в ней хранится пепел Будды. Три года назад они напустили на нее кровавый дождь и, воспользовавшись им, ограбили пагоду…

— А как было украдено дивное растение Линчжи? — спросил правитель.

— Моя дочь, по прозванию Всемудрая царевна, проникла в высшее небо и украла это растение у входа во дворец Чудотворного неба, где пребывает небесная царица, мать небесного царя. Благодаря этому дивному растению пепел Будды остается неизменным на протяжении тысячелетий, а сияние от него будет излучаться десятки тысяч лет. Можно даже закопать это сокровище в землю, но стоит после этого только обмести его дивным растением, как от него появится сияние, состоящее из десятков тысяч лучей, подобных утренней или вечерней заре. Сейчас эти сокровища отобраны вами, я лишилась мужа и сына, зять исчез бесследно, дочь погибла, так пощадите хоть меня, старуху.

— Вот тебя-то и не следует щадить! — вскричал Чжу Ба-цзе.

Но Сунь У-кун вступился за нее:

— Не бывает так, чтобы вся семья состояла из одних преступников, — сказал он твердым голосом. — Я, так и быть, пощажу тебя, но при условии, что ты будешь вечно находиться при пагоде и охранять ее.

— Плохая жизнь лучше хорошей смерти, — отвечала жена царя драконов, — и если ты не убьешь меня, я выполню все, что ты пожелаешь.

Вместо ответа Сунь У-кун велел принести железную проволоку, продел ее через ключицу жены царя драконов, а затем приказал Ша-сэну:

— Приглашай правителя государства пожаловать в пагоду и посмотреть, как мы водворим там пепел Будды.

Правителю государства был подан царский выезд, и он, держа за руку Танского монаха, сопровождаемый пышной свитой гражданских и военных чинов, покинул дворец.

Пепел Будды был водворен на тринадцатом ярусе пагоды в драгоценной вазе. К центральному столбу этого яруса привязали жену царя драконов. Затем Сунь У-кун прочитал заклинания и вызвал духа земли государства Цзисай, духа — защитника города и духов — хранителей монастыря, которым поручил каждые три дня доставлять сюда еду и питье для вдовы царя драконов. При этом он пригрозил, что, если кто-либо ослушается или допустит малейшую оплошность, будет тотчас обезглавлен. Все духи изъявили полное послушание. Потом Сунь У-кун обмел дивным растением Линчжи все тринадцать ярусов пагоды, а затем поместил его в вазу с сокровищем Будды. Наконец пагода стала такой, как и прежде, и над ней воссиял яркий свет из десятка тысяч лучей и вознеслись в небо тысячи эфирных струй. Вновь увидели ее лучезарное сияние жители дальних стран и соседних государств.

Когда Сунь У-кун вышел из пагоды, правитель государства выразил ему свою благодарность в следующих словах:

— Если бы ваш наставник и три его ученика не явились сюда, нам никогда не удалось бы раскрыть тайну всего случившегося.

— Ваше величество! — обратился Сунь У-кун к правителю царства Цзисай. — Название пагоды Золотое сияние не совсем удачное. Предметы, которые входят в это название, представляют собой вещества недолговечные: золото — вещество плавкое, а сияние — это светящийся эфир. Я постарался ради тебя восстановить благолепие этой пагоды и предлагаю переименовать этот монастырь в монастырь Ниспровергающий драконов, чтобы он существовал во веки веков.

Правитель тотчас приказал заменить вывеску над воротами монастыря, и вскоре появилась новая, на которой блестели иероглифы, означающие: «Учрежденный по указу государя монастырь Охраняющий государство и ниспровергающий драконов». Пока происходило пиршество, художники нарисовали портреты с монахов в красках. Монахи получились как живые, а в тереме Пяти фениксов к этим портретам написали пышные прозвания. Правителю государства подали выезд с колокольцами, и он лично проводил Танского монаха и его спутников в дальнейший путь. Он хотел одарить их слитками золота и драгоценными яшмами, но наши путники наотрез отказались принять дары.

О том, что произошло в дальнейшем с нашими путниками, вы узнаете, читатель, из следующей главы.