Blog

Итак, продолжим наш рассказ. Сунь У-кун опустился на облаке вниз и поведал своему учителю историю о том, как бодисатва попросила Лао-цзюня отпустить к ней подростков, находившихся у него в услужении, чтобы испытать волю паломников, и как Лао-цзюнь забрал у него свои волшебные талисманы. Трипитака преисполнился чувством глубокой благодарности к бодисатве Гуаньинь и, забыв все иные помыслы, твердо решил во что бы то ни стало, если даже это будет стоить ему жизни, добраться до Индии. Он сел на коня, которого Ша-сэн взял под уздцы, Чжу Ба-цзе взял носилки с вещами, а Сунь У-кун с посохом в руках пошел впереди. Они стали спускаться с горы. И снова им пришлось преодолевать неисчислимые трудности, терпеть голод и холод, спать под открытым небом.

Они долго шли, и вдруг перед ними выросла гора, преградившая путь.

— Ученики мои! — воскликнул Трипитака. — Взгляните! Перед нами опять возвышаются суровые горы. Надо соблюдать осторожность. Как бы снова на нас не напали злые духи!

— Учитель! — сказал на это Сунь У-кун. — Не следует поддаваться напрасному страху. Будьте смелее, сохраняйте спокойствие, и ничего с вами не случится.

— Ученик мой, — отвечал Трипитака. — Почему путь на Запад так труден? Почему до сих пор мы не можем достичь своей цели? Ведь с тех пор как мы покинули Чанъань, уже четыре раза весна сменялась летом, а осень — зимой.

— Еще не наступило время! — со смехом отвечал Сунь У-кун. — Мы еще не вышли за двери!

— Нечего врать, дорогой брат! — вступил тут в разговор Чжу Ба-цзе. — Где это видано, чтобы у людей были такие двери?

— Дорогой мой, да мы все еще крутимся в комнате, — отвечал Сунь У-кун.

— Почтенный брат, — произнес с улыбкой Ша-сэн. — Хватит пугать нас всякими громкими словами. Да разве бывают такие огромные комнаты? Для них и балок нигде не найдешь.

— Брат мой, — отвечал на это Сунь У-кун. — В здании, о котором я говорю, крышу заменяет небесный свод, окна — солнце и луна, балками служат горы, а наша земля образует огромный зал!

— Ладно! Хватит тебе! — перебил его Чжу Ба-цзе. — Мы, видно, крутимся на одном месте. Пошли лучше обратно!

— Ну, будет вам зря болтать! — рассердился Сунь У-кун. — Следуйте за мной!

Взяв наперевес свой посох, Сунь У-кун двинулся вперед. Перед Трипитакой открылись горные пейзажи удивительной красоты:

Когда они были уже далеко в горах, Трипитака от страха занемог и, остановив коня, обратился к Сунь У-куну:

— Вы бы лучше поменьше беспокоились, учитель, — сказал, ехидно улыбаясь, Сунь У-кун. — Нельзя так волноваться. Двигайтесь спокойно вперед — и все. А когда придет время и мне нужно будет проявить свою силу, можете быть уверены, что я сделаю это с успехом.

Любуясь горными пейзажами, наши странники не спеша продолжали свой путь и совсем не заметили, как солнце начало садиться.

Трипитака посмотрел вдаль и вдруг заметил в одной из долин многоярусные пагоды и различные строения.

— Ученики мои! — молвил он. — Уже наступил вечер. Но, к счастью, недалеко отсюда я вижу строения. Это, конечно, какой-нибудь монастырь. Я думаю, что нам нужно попроситься туда на ночлег. А завтра снова двинемся в путь.

— Вы совершенно правы, учитель, — согласился с ним Сунь У-кун. — Однако погодите, сейчас я выясню, что это за строения.

С этими словами Великий Мудрец поднялся в воздух и стал внимательно всматриваться. Действительно он увидел перед собой горный монастырь.

Осмотрев все, Великий Мудрец спустился на облаке вниз.

— Учитель, — сказал он. — Это действительно монастырь, и будет очень хорошо, если мы попросимся туда на ночлег.

Трипитака подстегнул коня, и вскоре наши путники очутились около ворот монастыря.

— Учитель, а что это за монастырь? — поинтересовался Сунь У-кун.

— Какой же ты странный, — сказал на это Трипитака. — Я ведь только что остановил коня и не успел даже вынуть ноги из стремян, а ты спрашиваешь, что это за монастырь.

— Вы ведь с юности монах, — сказал Сунь У-кун, — и прежде чем изучить священное писание, в свое время должны были, конечно, изучать конфуцианские книги. Следовательно, вы человек образованный. Поэтому-то вам и оказал свою милость Танский император, а вы не можете разобрать даже таких крупных иероглифов!

— Ах ты подлая обезьяна! — вышел из себя Трипитака. — Ты сам не знаешь, что говоришь. Я очень спешил, все время подстегивал коня, а так как лицо мое было обращено на Запад, то лучи солнца ослепили меня. Кроме того, эти иероглифы над воротами покрыты пылью и грязью и их почти не видно. Вот почему я не заметил их.

Услышав это, Сунь У-кун сделал магическое движение, сразу стал выше на два с лишним чжана и, стерев рукой пыль с иероглифов, сказал:

— Ну, учитель, теперь читайте.

Над воротами была надпись из пяти иероглифов, которая гласила: «Монастырь драгоценного леса, построенный по высочайшему повелению». Приняв свой обычный вид, Сунь У-кун спросил:

— Учитель, а кто пойдет проситься на ночлег?

— Я пойду, — отвечал Трипитака. — У всех у вас чересчур уж безобразные физиономии, да и разговаривать вы вежливо не умеете. Вдобавок ко всему вы слишком заносчивы и характер у вас прескверный. Обидно будет, если из-за какой-нибудь стычки нас не пустят на ночлег.

— Ну, в таком случае не о чем больше толковать, — сказал Сунь У-кун, — и впрямь будет лучше, если вы сами пойдете.

Трипитака положил свой посох, снял головной убор, поправил на себе одежду и, молитвенно сложив руки, вошел в монастырь. Здесь, за перилами, покрытыми красным лаком, он увидел восседавших на высоком постаменте богов — хранителей ворот. Они были сделаны из глины и имели величественный и грозный вид.

Увидев все это, Трипитака только головой покачивал да тяжело вздыхал.

«Если бы у нас в Китае, — думал он, — лепили из глины таких божеств, возжигали перед ними фимиам и возносили молитвы, мне не пришлось бы идти на Запад».

Не переставая вздыхать и продвигаясь дальше, Трипитака достиг вторых ворот и здесь увидел статуи четырех небесных стражей: Чиго, Довэнь, Цзэнчан и Гуан-му, которые управляли ветром и дождем в четырех странах света — на востоке, севере, западе и юге. Пройдя вторые ворота, Трипитака увидел четыре огромные сосны. Каждая из них своей пышной, зеленой кроной напоминала раскрытый зонт. Впереди виднелся храм Будды. Почтительно сложив ладони рук, Трипитака стал отбивать земные поклоны. Затем он обогнул статую Будды и, пройдя к задним дверям, увидел картину с изображением сидящей к нему спиной бодисатвы Гуаньинь, переправляющейся в Южное море. Вокруг, на стенах, была лепка, сделанная искусными мастерами. Лепка изображала море, легких рыбок, выскакивающих из воды, креветок, крабов, черепах. Пораженный представившейся ему красотой, Трипитака снова стал тяжело вздыхать, приговаривая: «Как обидно! Даже рыбы почитают Будду, почему же люди не стремятся к самоусовершенствованию?»

Его грустные размышления прервал неожиданно появившийся монах. Увидев Трипитаку и решив по его благородной осанке и необычным манерам, что перед ним не простой человек, монах подошел к Трипитаке и, почтительно кланяясь ему, спросил:

— Откуда прибыли, учитель?

— Ваш покорный слуга, — отвечал Трипитака, — прибыл из Китая и по указу Танского императора следует в Индию, чтобы поклониться Будде и получить священные книги. На пути нам попался ваш монастырь, а поскольку время сейчас позднее, мы решили попроситься к вам на ночлег.

— Вы не обижайтесь на меня, учитель, — отвечал на это монах. — Я всего лишь подметальщик и звонарь. Настоятель сейчас у себя. Пойду доложу ему о вас. Если он разрешит, я вернусь и приглашу вас. Если откажет, — не обессудьте.

— Простите, что доставил вам столько хлопот, — стал извиняться Трипитака.

Монах поспешил в келью настоятеля.

— Почтенный отец, — доложил он, — в монастырь пришел какой-то человек.

Услышав это, настоятель быстро оделся, поправил на себе головной убор пилу и, накинув рясу, поспешил навстречу гостю.

— А что за человек пришел, тебе неизвестно?

— Взгляните, он стоит перед главным храмом, — отвечал служитель.

Трипитака стоял, прислонившись к воротам, с непокрытой головой, одетый в буддийскую одежду, сшитую из двадцати пяти полос разной материи. На ногах его были особые, монашеские, туфли, насквозь промокшие и покрытые грязью.

— Мало, видно, били тебя! — разгневался настоятель, обращаясь к монаху. — Ты что же, не понимаешь, что я имею священнический сан и могу встречать только сановных людей, приезжающих сюда возжечь фимиам, Зачем же ты вводишь меня в заблуждение? Ты только взгляни на его физиономию, и сам увидишь, что он не отличается особой честностью. Скорее всего это просто бродячий монах. А сейчас время позднее, вот он и решил напроситься к нам на ночлег. Да разве можем мы пустить его? Сказал бы ему, чтобы пристроился где-нибудь под верандой в передних помещениях, вместо того чтобы беспокоить меня!

С этими словами он повернулся и ушел обратно. Трипитака все это слышал, и глаза его наполнились слезами.

«Ну что я за несчастный человек! Правильно говорят люди: «Покидающие родные места подвергаются презрению», Я с малых лет покинул мир и постригся в монахи. Я никогда не поклонялся кумирам, не ел скоромного, не имел дурных мыслей. При чтении священных книг не таил в душе злобы или дурных побуждений. Я никогда не разрушал кирпича или черепицы на крышах храмов Будды и никогда не повредил позолоты на лицах священных архатов. И, несмотря на все это, я все же очень несчастный человек! Не знаю, в каком перевоплощении я согрешил перед небом и землей и за что небо посылает мне всю жизнь злых людей! Ну ладно! Можно было отказать нам в ночлеге — и дело с концом. Но зачем говорить такие оскорбительные слова и предлагать нам устраиваться где-то под верандой! Хорошо еще, что этого не слышал Сунь У-кун. Попробовал бы ты сказать все это ему, он угостил бы тебя своим посохом, осталось бы от тебя одно мокрое место! Ну, хватит! — сказал он тут. — Недаром говорит пословица: «Для людей прежде всего необходимо знание обрядов и музыки», Пойду попрошу его еще. Посмотрим, что он скажет».

С этими словами Трипитака пошел вслед за настоятелем и, остановившись в дверях кельи, увидел, что тот уже разоблачился и сидит там, шумно дыша; нельзя было понять, что он делает: то ли читает псалмы, то ли переписывает законы. Во всяком случае, стол его был завален всякого рода бумагами. Не смея войти внутрь, Танский монах остановился перед дверью и, почтительно склонившись, громко произнес:

— Почтенный настоятель! Ваш ученик приветствует вас и хочет обратиться к вам.

Монах, нисколько не скрывая, что появление непрошеного гостя не радует его, в ответ на приветствие лишь пробормотал:

— Откуда пришел?

— Ваш покорный слуга по повелению китайского императора Великих Танов следует на Запад, чтобы поклониться Будде и попросить у него священные книги — отвечал Трипитака. — Сейчас уже поздно, и мы очень просим пустить нас переночевать. Завтра с рассветом мы двинемся дальше. Будьте милостивы, господин настоятель, приютите нас.

Выслушав его, настоятель только теперь поднялся со своего места.

— Так вы и есть Танский монах Трипитака? — спросил он.

— Ваш покорный слуга перед вами, — отвечал Трипитака.

— Вы говорите, что идете в Индию за священными книгами, — сказал хозяин, — почему же вы избрали такой странный путь?

— Я совсем не знаю здешних мест, — отвечал Трипитака.

— По прямой дороге на Запад, примерно в пяти ли отсюда, — продолжал настоятель, — есть постоялый двор: там можно остановиться на ночлег и поесть. А здесь у нас нет никаких удобств.

— Уважаемый господин настоятель, — сказал Трипитака, ложив почтительно ладони рук. — В старину говорили: «Буддийские и даосские монастыри — это почтовые станции для монахов. Если увидишь горный храм, то знай, что там для тебя найдется три шэна1 риса». Что же побуждает вас отказать нам в приюте?

— Уж очень ты бойкий на язык, бродячий монах! — выйдя из себя, заорал настоятель.

— Что вы хотите этим сказать? — удивился Трипитака.

— Древние люди говорили, — ответил на это настоятель, — «когда тигр входит в город, все закрывают ворота, хотя, может быть, он никого не укусит, но дурная слава уже давно закрепилась за ним».

— Я что-то не совсем понимаю, — произнес Трипитака.

— Сейчас объясню, — оказал настоятель. — Несколько лет назад к нашему монастырю пришли странствующие монахи, которые также расположились у ворот. Я увидел, что они продрогли; одежонка на них была рваная, ноги — босые, голова — непокрытая. Меня охватила жалость, я пригласил. их в келью, усадил на почетное место, распорядился, чтобы их накормили. Более того, я велел дать каждому из них старую одежду и оставил их пожить здесь на несколько дней. Кто мог подумать, что они, позарившись на привольное житье, проживут у нас несколько лет. Ну, и это еще ничего, жили бы себе и жили, так ведь начали творить всякие непотребные дела.

— Что же именно они делали, позвольте вас спросить? — поинтересовался Трипитака.

— А вот послушай, — сказал монах.

Выслушав все это, Трипитака с горечью подумал: «И монахи, оказывается, бывают беспутными!»

Ему хотелось плакать, но, боясь, как бы над ним не посмеялись, он потихоньку вытер слезы рукавом и, пересилив себя, поспешил покинуть монастырь и вернуться к своим ученикам. Увидев, что учитель едва сдерживает гнев и раздражение, Сунь У-кун спросил:

— Уж не побили ли вас здешние монахи, учитель?

— Нет, не побили, — отвечал Трипитака.

— Определенно побили, — вмешался Чжу Ба-цзе. — Ведь вы вот-вот заплачете.

— Может быть, они бранили вас? — снова спросил Сунь У-кун.

— Не бранили, — отвечал Трипитака.

— Почему же у вас такой расстроенный вид? — продолжал Сунь У-кун. — Уж не соскучились ли вы по родине?

— Ученики мои, — вместо ответа сказал Трипитака, — нам здесь будет неудобно.

— Наверное, здесь живут даосы? — рассмеялся Сунь У-кун.

— Даосы живут в монастырях, именуемых «гуань», — сердито отвечал Трипитака, — а в монастырях под названием «сы» живут только буддийские монахи.

— Вы, наверное, не смогли ничего добиться, — сказал Сунь У-кун. — Ведь буддийские монахи одной с нами веры. Недаром говорится: «В буддийской общине все связаны друг с другом». Вы пока побудьте здесь, а я схожу в монастырь и посмотрю, что там делается.

С этими словами наш прекрасный Сунь У-кун потрогал свой посох с золотыми обручами, подтянул штаны и, держа посох наготове, направился прямо в храм Будды. Здесь, тыча пальцем в изображения трех будд, он громко сказал:

— Ведь вы всего-навсего глиняные фигуры, позолоченные сверху. Как же вы смеете не отвечать на обращенную к вам просьбу? Я — Сунь У-кун — сопровождаю Великого Танского монаха. Он идет на Запад поклониться Будде и попросить у него священные книги. Сейчас время позднее, и мы пришли к вам попроситься на ночлег. Немедленно извольте доложить мне ваши имена. Смотрите! Если вздумаете отказать нам в ночлеге, я одним ударом раздроблю ваши позолоченные тела и превращу вас снова в глину.

В этот момент в храм пришел служитель, чтобы возжечь вечерние благовония. Зажигая курительные свечи, он подошел к статуям и воткнул свечи в курильницу. Но тут до него донеслись угрозы Сунь У-куна. От страха служитель рухнул наземь, затем, поднявшись, взглянул на Сунь У-куна, но в ту же минуту снова упал. После этого он вскочил, мигом выкатился из храма и вбежал в келью настоятеля:

— Почтенный отец! Там пришел какой-то монах!

— Ну и бестолковые вы все! — рассердился настоятель. — Мало вас били! Ведь я сказал, чтобы этих монахов устроили под верандой, чего же ты опять лезешь ко мне? Если еще раз явишься, я велю всыпать тебе двадцать палок!

— Почтенный отец, — продолжал служитель, — это совсем другой монах, не тот, что был у вас. У него очень свирепый вид и нет спинного хребта.

— А каков он из себя? — заинтересовался настоятель.

— У него круглые глаза, острые уши, — сказал служитель. — А лицо его покрыто волосами, он напоминает бога Грома. В руках у него посох; от злости он скрежещет зубами. Сразу видно, что у него руки чешутся и он ищет повода, что-бы подраться.

— Пойду посмотрю, что за монах, — сказал настоятель.

Не успел он открыть дверь, как тотчас же увидел стремительно приближавшегося к нему Сунь У-куна. Он действительно был безобразен. Все лицо его было не то в буграх, не то во впадинах. Огненные глаза сверкали, лоб склонился как бы в поклоне. Безобразные зубы выдавались вперед и напоминали клешни краба, у которого наружу торчат только кости, а мясо находится внутри.

Увидев Сунь У-куна, настоятель быстро захлопнул дверь своей кельи. Однако Сунь У-кун высадил ее одним ударом и заорал:

— Немедленно подмести и приготовить мне помещение в тысячу цзяней. Я буду здесь ночевать!

Укрывшись во внутреннем помещении, настоятель шепнул служителю:

— Откуда только взялся такой урод? Он и ведет себя так заносчиво для того, чтобы как-то прикрыть свое уродство, У нас здесь всех помещений, вместе с кельями, храмами, башней под колоколами и барабанами и обеими террасами будет не больше трехсот цзяней. А ему для спанья, видите ли, необходимо тысячу цзяней. Где же это мы возьмем их?

— Учитель, — сказал тут прислужник. — Я храбростью не отличаюсь. Уж лучше вы сами разговаривайте с ним.

— Почтенный монах, — дрожащим голосом молвил настоятель. — В нашем бедном монастыре вам будет неудобно, и мы не смеем задерживать вас здесь. Вы лучше поищите для себя ночлег где-нибудь в другом месте.

Тем временем Сунь У-кун превратил свой посох в огромный столб, поставил его посреди дворика и сказал:

— Ну, вот что, монах! Если ты считаешь, что здесь неудобно, выметайся отсюда!

— Да мы с малых лет живем в этом монастыре, — отвечал настоятель. — Он переходил по наследству от дедов к отцам, от отцов к сыновьям. От нас он должен перейти к нашим детям и внукам. А этот монах, не имеющий ни о чем понятия, хочет выселить нас отсюда.

— Почтенный отец, — взмолился слуга. — Прошу вас, не сочтите мои слова за грубость, но лучше переселяйтесь отсюда поживей. Он все равно пробьется сюда силой.

— Не говори глупостей! — рассердился настоятель. — Куда это мы пойдем? Ведь нас тут человек пятьсот, Нам просто некуда переселяться.

— Эй, монах! — услышав это, крикнул Сунь У-кун. — Раз вам некуда переселяться, выходите по одному, я угощу вас своим посохом.

— Ну, выходи, — сказал настоятель, — и прими за меня удары.

— Дорогой отец! — в отчаянии воскликнул слуга. — Как можете вы посылать меня под удары такого посоха?

— Не зря говорится, — сказал на это настоятель: — «Содержишь солдат тысячу дней, а используешь их один день». Как же ты можешь отказываться?

— Да этот посох, если упадет на человека, то придавит его.

— Что и говорить, — отвечал настоятель, — но если этот посох будет стоять во дворе, а ночью, забыв о нем, пойдешь куда-нибудь и натолкнешься на него, в голове наверняка дыра будет.

— Учитель, — сказал тогда слуга. — Вы знаете, как тяжел посох, и все же заставляете меня выходить.

С этими словами он резко повернулся и ушел к себе.

«Вот ведь беда какая, не могу я нарушить запрет, — подумал Сунь У-кун. — Если я убью хоть одного из них, учи тель снова обвинит меня в жестокости. Надо найти какой-нибудь предмет и стукнуть его посохом — пусть посмотрят, что из этого получится».

Оглядевшись вокруг, Сунь У-кун вдруг увидел стоявшую перед входом в жилые помещения статую льва. Взмахнув посохом, он с силой опустил его на статую: раздался страшный грохот, и каменный лев разлетелся на мелкие кусочки. Настоятель, видевший это из окна, от страха залез под кровать. Служитель же спрятался в котел, не переставая бормотать:

— Почтенный отец! Ну и тяжел этот посох! Нам не вынести его удара. Помилуй! Помилуй!

— Не бойтесь, монахи! — сказал тогда Сунь У-кун. — Я не буду вас бить. Скажите мне, сколько живет здесь всего монахов?

— Пятьсот человек, — отвечал дрожащим голосом настоятель, — а помещений всего двести восемьдесят пять.

— Ну, так вот, — продолжал Сунь У-кун. — Сейчас же соберите их всех: пусть приведут себя в порядок, наденут парадное платье и выйдут встретить моего учителя — Танского монаха. Если исполните мой приказ, я не стану вас бить.

— Отец наш, — отвечал настоятель. — Тогда мы не только выйдем ему навстречу, но и внесем его сюда на руках.

— Ну, поворачивайтесь живо!— торопил Сунь У-кун.

— Вот что, — сказал тогда настоятель слуге, — если даже у тебя от страха лопнет печень и разорвется сердце, все равно тебе придется пойти собрать всех монахов и подготовить их к встрече почтенного гостя.

Служителю ничего не оставалось делать, как пойти с риском для жизни созывать монахов. Однако он все же не осмелился выйти прямо в дверь, а выбрался через дыру, в которую лазили собаки. Очутившись перед главным храмом, он начал неистово бить в барабан и ударять в колокол. Монахи всполошились и прибежали к главному храму.

— Что случилось? Почему бьют в барабан? — слышались тревожные голоса. — Ведь еще рано!

— Немедленно переодевайтесь! — сказал слуга. — Выстраивайтесь в ряд и во главе с нашим настоятелем пойдете приветствовать прибывшего сюда почтенного отца — Танского монаха.

Монахи тотчас же привели себя в порядок, выстроились в ряд и приготовились к встрече почетного гостя. Одни из них накинули на себя ризы, другие — надели монашеские балахоны, тот, кто не имел и этого, надел простой халат. Самые бедные, у кого не было даже халатов, заменили их двумя куртками, подогнанными друг к другу.

— Ну и нарядились же вы?! — оглядев их, удивленно сказал Сунь У-кун.

— Почтенный отец! Пожалуйста, не бей нас! Дай слово молвить, — взмолились монахи, увидев свирепую обезьяну. — Эту ткань мы получили в качестве подаяния в городе, но так как у нас здесь нет портных, то пришлось нам самим смастерить себе нечто вроде одеяния.

Сунь У-кун лишь ухмыльнулся. Вместе с ним монахи вышли за ворота монастыря и опустились на колени. Настоятель, земно кланяясь Танскому монаху, громко произнес:

— Почтенный отец! Милости просим войти в наше скромное жилище.

— Ну, учитель, — сказал тут наблюдавший всю эту сцену Чжу Ба-цзе, — ничего вы не умеете делать. Вернулись вы оттуда со слезами и даже слюни распустили. Какой же это тайной обладает наш брат, что заставил встречать нас с поклонами?

— Ты, Дурень, — сказал на это Трипитака, — существо невежественное. Ведь недаром говорят, что черт, и тот боится злого человека.

Видя, что монахи стоят перед ним на коленях и отбивают земные поклоны, Трипитака почувствовал себя очень неловко и, поспешно подойдя к ним, сказал:

— Прошу вас, встаньте!

— Мы готовы стоять перед вами на коленях целый месяц, — отвечали монахи, — только заступитесь за нас, скажите вашему ученику, чтобы он оставил в покое свой посох.

— Смотри, не трогай их! — приказал Трипитака Сунь-У-куну.

— А я и не трогал, — отвечал Сунь У-кун. — Иначе от них ничего бы не осталось.

Лишь после этого монахи осмелились подняться с колен.

Одни из них взяли под уздцы коня и повели его во двор, другие — подхватили вещи, третьи — понесли самого Танского монаха. Некоторые несли Чжу Ба-цзе и Ша-сэна. Вся эта процессия двинулась в монастырские ворота. Войдя во внутренние кельи, они расселись по старшинству, и монахи снова стали воздавать почести Трипитаке.

— Почтенный отец, прошу вас встать и больше не кланяться мне, — сказал Трипитака. — Вы просто убиваете этим меня, скромного монаха. Ведь мы все с вами братья по вере.

— Вы, почтенный отец, являетесь посланцем великой страны, — отвечал на это настоятель, — и наша вина в том, что мы вовремя не вышли встретить вас. Мы, жители горного захолустья, своими темными глазами не смогли распознать в вас высокого гостя и воздать вам надлежащие почести. Разрешите спросить вас, почтенный отец, какую вы вкушаете в пути пищу, — постную или скоромную, и чем бы мы могли угостить вас.

— Пищу мы едим только постную, — отвечал Трипитака.

— А ученики ваши, конечно, предпочитают скоромную? — продолжал настоятель.

— Нет, мы с малых лет едим постную пищу, — сказал Сунь У-кун.

— Бог ты мой! — воскликнул настоятель. — Человек с такой свирепой физиономией тоже питается постной пищей!

Тут один из монахов, который был посмелее, подошел и спросил:

— Сколько же вам, господин, надо сварить пшена, чтобы вы насытились?

— Эй ты, бестолочь!— вступил тут в разговор Чжу Ба-цзе. — Что ты все лезешь с вопросами? Накрывай на стол, чтобы было не меньше одного даня на человека.

Эти слова привели монахов в полное замешательство. Они тут же бросились чистить котлы и разводить огонь. Во всех кельях начали расставлять еду и закуски, зажигали фонари, готовясь чествовать Танского монаха.

Когда трапеза была закончена и монахи убрали со стола посуду, Трипитака поблагодарил настоятеля.

— Мы доставили вашему монастырю много хлопот, — сказал он.

— Что вы, что вы, — возразил настоятель. — Уж вы извините нас за скромное угощение.

— Можно мне с моими учениками расположиться здесь на ночь? — спросил Трипитака.

— Не спешите, учитель, — отвечал настоятель. — Мы найдем для вас место поудобнее. Эй, служитель! — позвал он. — Сколько у нас там народу?

Служитель тотчас же отозвался.

— Пошлите двух человек, пусть дадут корму коню, — приказал настоятель. — Да распорядитесь убрать три комнаты, предназначенные для созерцания. Велите приготовить гостям постели. Только поскорее, учитель хочет отдыхать.

Слуги поспешили в точности выполнить полученный наказ и пригласили Трипитаку пройти в отведенное для него помещение. Что касается учеников Трипитаки, то они, выйдя из кельи, тоже отправились отдыхать. Комнаты, где им предстояло провести ночь, были ярко освещены, на полу лежали четыре камышовых циновки.

Сунь У-кун позвал служителя и велел ему принести сена, затем привязал коня и отпустил служителя.

Трипитака уселся посреди комнаты. По обеим сторонам от него двумя рядами выстроились все пятьсот монахов, готовых служить ему.

— Прошу вас, уважаемые, вернуться в свои кельи, — ска зал, кланяясь им, Трипитака. — Мы сами тут как-нибудь управимся.

Однако монахи не решались уйти. Тогда вперед выступил настоятель и сказал:

— Они разойдутся уже после того, как вы, учитель, ляжете отдыхать! Устройте здесь все как следует.

— Да тут все уже устроено, — произнес Трипитака. — Очень прошу вас, идите отдыхайте.

Лишь после этого монахи решились уйти. Затем Трипитака вышел на улицу по малой нужде. Взглянув на луну, заливавшую все вокруг ярким светом, он позвал учеников.

Сунь У-кун, Чжу Ба-цзе и Ша-сэн вышли и встали рядом со своим учителем. Трипитака же, пораженный сиянием луны, которая, словно огромный светильник, заливала бездонный, сверкающий перламутром небосвод и озаряла ярким светом всю вселенную, предался воспоминаниям и не мог удержаться, чтобы не сочинить экспромтом оду на старинный манер.

Стихи гласили:

Когда Трипитака начал читать, Сунь У-кун подошел к нему и сказал:

— Учитель! Блеск луны вызвал у вас воспоминания о родине, но вы совсем не знаете открытых астрономами законов, установленных природой для небесных тел. Когда наступает тридцатый день месяца, блеск луны, являющийся мужским началом, исчезает, и вода, являющаяся женским началом, заливает ее диск. Поэтому луна темнеет, и от нее нет никакого излучения света. Это называется — последний день лунного месяца. В этот момент луна соединяется с солнцем, и в промежутке между последним ее днем и первым днем новолуния она под действием солнечных лучей зачинает. В третий день месяца появляется первое положительное начало. В восьмой день зарождается второе положительное начало. И после этого на небе появляется серп луны. На пятнадцатый день все три положительных начала проявляются в полной мере и луна всплывает на небо в своем полном блеске. На шестнадцатый день зарождается первый признак отрицательного начала, а на двадцать второй день — второе отрицательное начало, и тогда луна снова принимает форму серпа. На тридцатый день все три отрицательных начала собираются вместе, и тогда луна полностью исчезает. Эти изменения луны испокон веков предопределены небом. Если мы сумеем воспитать в себе свои внутренние чувства до такого же совершенства, какое бывает на шестнадцатый день, в полнолуние, тогда мы без труда увидим Будду и свободно вернемся на родину.

Выслушав это, Трипитака сразу как бы прозрел и понял истинный смысл сказанных Сунь У-куном слов. Это доставило ему огромную радость, и он искренне поблагодарил своего ученика.

Вдруг стоявший рядом Ша-сэн произнес:

— Хотя брат мой и прав, однако он сказал лишь о том, что первая фаза луны находится под влиянием положительного начала, а последняя — отрицательного и что это объясняется сочетанием элементов воды и металла. Но он совсем не упомянул о том, что:

Пусть связаны тесно огонь и вода —
Их разные судьбы по жизни вели,
Но пламени сила и сила воды
Зависят от матери общей — земли!
Когда же и тело, и мысль, и душа,
В гармонию слившись, познают покой,
Тогда уж не будут соперничать вновь.
Речная вода и луна над рекой!

Услышав это, Трипитака снова почувствовал себя невежественным человеком. Поистине можно было сказать, что познание одной истины раскрыло перед ним тысячи других и показало неверность утверждения, что человек, еще не родившийся, уже бессмертен.

Но тут к нему подошел Чжу Ба-цзе и, взяв его за руку, сказал:

— Да не слушайте вы, учитель, всю эту ерунду. Вы же не выспитесь. А что касается луны, то:

— Хватит! — прервал Трипитака. — Ученики мои, — сказал он, — нам предстоит тяжелый путь. Вы отдыхайте, а я почитаю псалом.

— Мне кажется, что вам не следовало бы этого делать, учитель, — сказал Сунь У-кун. — С малых лет вы отрешились от мирской суеты и стали монахом. Разве есть какая-нибудь книга из священного писания, которую вы не читали? Танский император велел вам отправиться на Запад, поклониться Будде и попросить у него священные книги учения Большой колесницы. Однако сейчас эту миссию вы еще не выполнили, Будду не видали и священных книг не получили. Какой же из псалмов собираетесь вы читать?

— С тех пор как я покинул Чанъань, — сказал на это Трипитака, — я каждый день вынужден переносить тяготы пути. И я боюсь, что забыл даже те священные псалмы, которые изучал в детстве. К счастью, сегодня у меня свободный вечер, и я хотел бы вспомнить то, что знал раньше.

— Ну, в таком случае мы отправимся спать, — сказал Сунь У-кун.

После этого все трое учеников улеглись на одной циновке и уснули. Трипитака затворил дверь, высоко поднял серебряную лампу, раскрыл священную книгу и стал читать. По истине это было время,

Если вы хотите узнать, как Трипитака покинул монастырь, прочитайте следующую главу.

17 мая относительно указанных лиц возбуждено уголовное дело по факту вымогания средств и права на частное имущество на сумму свыше 2 млн грн по ч.4 ст.189 Уголовного кодекса Украины.

Во время проведённых обысков у задержанных изъято: 4 единицы огнестрельного автоматического оружия, холодное оружие, удостоверения внештатных корреспондентов местных СМИ, значительное количество поддельных штампов и печатей государственных органов (Пенсионного фонда, Министерства финансов Украины, Государственной налоговой администрации, Министерства труда и социальной политики Украины, райгосадминистраций Украины и тому подобное).

Как выяснилось, в 2007-2008 годах эти лица, в частности, вымогали деньги и права на имущество, принадлежавшее двум жителям Сумской области, применяя насилие к пострадавшему и его близким родственникам. Установлено, что в октябре 2007 года два участника этой организованной преступной группы по указанию своего руководителя совершили нападение на жителя Сумской области и нанесли ему около 30 ножевых ранений.

Проверяется причастность членов этой преступной группировки к рейдерским захватам.

В апреле преступная группировка вымогателей была разоблачена сотрудниками УБОП во Львовской области.

За решёткой очутился лидер ОПГ – уроженец Енакиево Донецкой области, ранее трижды судимый Владимир (1956 года рождения), известный в криминальных кругах по кличке "Карась".

Арестован и ближайший помощник "Карася" – местный житель, ранее трижды судимый Андрей (1969 года рождения), известный в преступном мире по кличке "Пушкин".

Итак, Трипитака не пошел спать, а остался в зале и при свете лампы стал поочередно читать то Лянхуай шуйчань, то сутру Павлина. Так он просидел за чтением до третьей ночной стражи. Наконец он спрятал книгу и только было собрался пойти к своей постели, как вдруг услышал за дверью какой-то странный шум, — казалось, воет ветер. Боясь, как бы не погас огонь, Трипитака поспешил заслонить свечу рукавом своей рясы. Пламя то ярко вспыхивало, то угасало. Трипитака почувствовал легкий трепет. Вдруг его охватила глубокая усталость, и, уронив голову на столик, он уснул. Однако разум его оставался совершенно ясным. Трипитака отчетливо слышал, как за окном воет ветер. О, что это был за ветер!

И вот после одного из таких бешеных порывов ветра Трипитаке вдруг послышалось, что кто-то у двери храма тихонько позвал его:

— Учитель!

Трипитака вскочил и, еще не совсем очнувшись от сна, выглянул за дверь. Там стоял человек. С его волос и одежды ручьями текла вода, из глаз лились слезы.

— Учитель, учитель! — непрерывно повторял незнакомец.

— Ты, вероятно, какой-нибудь злой дух, оборотень или черт, явившийся сюда ночью, чтобы подшутить надо мной, — сказал Трипитика. — Так знай же, что я не жаден, не корыстолюбив. Я — умудренный знаниями монах. По велению китайского императора Великих Танов я следую в Индию, чтобы поклониться Будде и попросить у него священные книги. Меня сопровождают три моих ученика, все — доблестные герои. Они умеют усмирять драконов, покорять тигров и уничтожать злых духов. Если ты попадешься им на глаза, они сотрут тебя в порошок. Однако я — человек гуманный и желаю тебе только добра. Уходи-ка отсюда подобру-поздорову и не появляйся больше у дверей храма.

— Учитель! — отвечал незнакомец, прислонившись к стене. — Я вовсе не злой дух, не оборотень и не черт.

— Раз ты не злой дух, не оборотень и не черт, зачем ты появился здесь глубокой ночью?

— А вы всмотритесь в меня повнимательнее, учитель.

Трипитака последовал его совету, и, как вы думаете, кого же он увидел?

От волнения Трипитака даже в лице изменился.

— Вы из какого царствующего дома, ваше величество?! — громко спросил он, поспешив склониться перед пришельцем в почтительном поклоне. — Прошу вас, садитесь!

Он хотел усадить своего гостя, но рука его поймала пустоту. Тогда он отошел и сел, однако, взглянув перед собой, снова увидел незнакомца.

— Ваше величество, — обратился к нему Трипитака. — Где находится ваше царство? Очевидно, в вашей стране не все спокойно, вы подвергаетесь оскорблениям своих коварных сановников и решили ночью бежать, чтобы спасти жизнь. Если вы хотите что-нибудь сказать, говорите, пожалуйста, я вас слушаю.

У незнакомца еще сильнее полились слезы, и он с горечью поведал Трипитаке обо всех своих бедах.

— Учитель, — начал он. — Мой дом находится всего в сорока ли отсюда, прямо на Запад. Там есть город, окруженный стеной и рвом, — это и есть то место, где я основал династию.

— А как это место называется? — спросил Трипитака.

— Мне нечего скрывать от вас, учитель, — отвечал незнакомец, — это и есть государство, которое я основал в свое время и впоследствии переименовал его в Уцзиго.

— Что же вас встревожило, ваше величество, и почему вы прибыли сюда? — спросил Трипитака.

— Учитель, — отвечал незнакомец. — Пять лет назад эти края пострадали от засухи. Посевы погибли. Люди умирали с голоду, и мне было очень тяжело.

— Но, ваше величество, — покачав головой, с улыбкой сказал Трипитака, — еще в старину говорили: «Когда государь справедлив, то и небо посылает ему свои милости». Очевидно вы забыли о том, что надо проявлять гуманность к своим подданным. Коль скоро у вас наступил голод, зачем вы покинули вашу страну? Возвращайтесь обратно, откройте амбары, по могите народу и покайтесь в содеянных вами несправедливых поступках. Начните творить добро, объявите о помиловании всех безвинно осужденных, и небо ниспошлет вам благодатный дождь.

— Наши амбары были пусты, — отвечал незнакомец. — В казне не было ни гроша. Нечем даже было выплачивать жалованье гражданским и военным служащим. Мне самому приходилось довольствоваться постной пищей. Как великий Юй, усмиривший реки, я вместе с народом терпел радости и беды, совершал омовения и соблюдал посты. Ни днем, ни ночью мы не переставали молиться и возжигать фимиам. Так продолжалось ровно три года. Но засуха не кончалась, реки и колодцы высохли. И вот, когда бедствие, казалось, достигло предела, с гор Чжуннаньшань к нам пришел один бессмертный, который обладает способностью вызывать ветер и дождь и превращать камень в золото. Он повидался сначала с моими гражданскими и военными чиновниками, а затем явился ко мне, и я тотчас же попросил его совершить моление о дожде, на что он охотно согласился. Как только в его руках зазвенела пластинка повелений, полил дождь. В тот момент мне казалось, что если осадков выпадет в количестве трех чи, то этого будет вполне достаточно. Однако бессмертный заявил, что, поскольку засуха стоит давно, надо, чтобы осадков было на два цуня больше этого количества. За его доброту я совершил перед ним восемь поклонов и назвал его своим младшим братом.

— Так ведь вам привалило огромное счастье, ваше величество! — сказал, выслушав его, Трипитака.

— Какое там счастье! — возразил незнакомец.

— А как же! Раз этот бессмертный обладает такими способностями, — сказал Трипитака, — он, как только понадобится, может вызвать дождь, а из камня сделать золото. Теперь у вас ни в чем не должно быть недостатка, почему же вы покинули свою страну?

— Целых два года, — продолжал незнакомец, — я спал и ел вместе с этим бессмертным. И вот, когда наступила третья весна, зацвели персики и абрикосы и распустились цветы, и стар, и млад, и простолюдин, и знатный человек, — все вышли насладиться весенним теплом и полюбоваться весенними пейзажами. Чиновники ушли из Ямыня, а жены и наложницы бродили по дворцу. В это время мы с бессмертным, прогуливаясь рука об руку, пришли в императорский сад и как-то незаметно очутились у восьмигранного хрустального колодца. Мой спутник бросил в колодец какую-то вещь, и оттуда появилось золотое сияние. Бессмертный позвал меня, будто взглянуть на драгоценность, брошенную в колодец. На самом же деле он замыслил недоброе и, как только я подошел к колодцу, столкнул меня туда; затем он завалил колодец камнем и землей и посадил банановое дерево. Пожалейте меня, учитель! Три года прошло с тех пор, как я превратился в бесприютного духа, — запричитал незнакомец.

Услышав, что перед ним дух, Трипитака снова испугался и почувствовал слабость в коленях. Однако ему ничего не оставалось делать, как продолжать начатый разговор.

— Вы говорите весьма странные вещи, ваше величество, — сказал он. — Если вы умерли три года назад, то почему вас не разыскивают ваши многочисленные подчиненные, ваши жены и наложницы, которые должны ежедневно являться к вам на прием?

— О учитель! — отвечал незнакомец. — Этот бессмертный обладает редкими способностями. Погубив меня, он тут же в саду встряхнулся и превратился в точную мою копию. С того времени он завладел моей страной, и все мои чиновники, четыреста придворных служащих, жены в трех дворцах, наложницы шести палат подвластны ему.

— Простите, ваше величество, — сказал Трипитака, — но человек вы очень несмелый.

— Почему вы так думаете? — удивился незнакомец.

— Если этот бессмертный, пустив в ход волшебство, сумел принять ваш образ и захватить вашу страну, о чем не знают ни ваши чиновники, ни ваши жены, а знаете вы один, вы должны обратиться с жалобой к владыке ада Янь-вану.

— Его волшебная сила необычайно велика, — сказал незнакомец, — кроме того, он водит дружбу с владыками царства смерти. Бог — покровитель моего города — постоянно с ним пирует, а драконы — цари морей тоже его лучшие друзья. Цитянь — владыка горы Тайшань — его близкий приятель, а десять судей царства смерти — его названые братья. Теперь вы сами видите, что мне некому пожаловаться.

— Раз вам некому пожаловаться, — сказал тогда Трипитака, — зачем вы явились в царство света?

— Учитель, — отвечал незнакомец, — разве осмелился бы я, бесприютный дух, прийти и беспокоить вас! Дело в том, что возле этого монастыря сейчас находятся духи всех небес, охраняющие законы Будды, даосские духи тьмы и света — Людин и Лю-цзя, духи — распространители учения Будды, духи-стражи времени и восемнадцать духов, защищающих буддийскую религию, которые все следуют за вами. Только что я был подхвачен порывом ветра, вызванным ночным духом, и вмиг очутился здесь. Этот дух сказал, что трехлетний срок моих испытаний кончился, велел мне явиться к вам и поклониться. От него мне стало известно, что у вас есть ученик по прозвищу Великий Мудрец, равный небу, который обладает огромной волшебной силой, умеет усмирять злых духов и чертей. Вот я и пришел поклониться вам и нижайше просить отправиться в мою страну, изловить злого волшебника и восстановить спра ведливость. А уж я, как только представится случай, постараюсь отблагодарить вас за эту милость.

— Значит, — сказал Трипитака, — вы пришли просить моего ученика уничтожить поселившегося у вас злого духа?

— Совершенно верно, — подтвердил незнакомец.

— Если бы вы стали уговаривать моего ученика сделать для вас что-нибудь другое, — сказал Трипитака, — то вряд ли он смог бы для вас быть полезным, но усмирять злых духов он любит больше всего на свете. Послать его в вашу страну, конечно, можно, боюсь только, как бы мы не нарушили закона.

— Каким образом? — спросил незнакомец.

— Вы говорили, что дух этот обладает огромной волшебной силой, — сказал Трипитака, — и сумел даже превратиться в точную вашу копию. Теперь все ваши сановники преданы ему, а ваши жены питают к нему чувство привязанности. Поэтому какими бы способностями мой ученик ни обладал, вряд ли он решится пустить в ход оружие. Ваших подчиненных очень много и, если им удастся схватить его, нас могут обвинить в подрыве устоев государства и посадят в тюрьму. Да, все это очень сложно! Не будет ли это равносильно тому, что мы начнем рисовать тигра, а у нас получатся только лебеди!

— Во дворце есть преданный мне человек, — отвечал незнакомец.

— Вот и прекрасно! — обрадовался Трипитака. — Это, очевидно, один из наследных принцев? В какую область вы направили его нести оборону?

— Нет, — отвечал незнакомец, — это мой родной сын — законный наследник престола. Он живет во дворце.

— Но, очевидно, ваш наследник разжалован злым волшебником, — сказал Трипитака.

— Пока еще нет, — сказал незнакомец. — Но он находится либо в зале Золотых колокольчиков, либо в зале Пяти фениксов. А может быть, занимается науками с учеными мужами или же с этим бессмертным сидит на троне. Во всяком случае, последние три года ему запрещено появляться во дворце и даже видеться с матерью.

— Почему же это? — удивился Трипитака.

— Так хочет волшебник, — сказал незнакомец. — Он боится, что если мать с сыном будут встречаться, то в разговоре у них могут возникнуть какие-нибудь подозрения. Поэтому он и не разрешает им видеться, надеясь навсегда остаться на троне.

—| Это небо послало вам испытание. Когда-то мне пришлось пережить нечто подобное. Мой отец был убит речным разбойником, который похитил мою мать. А через три месяца после этого печального события родился я. Меня положили в корзину и пустили в реку. К счастью, я приплыл к монастырю Цзиньшаньсы и попал в руки к его настоятелю, который воспитал меня. Я хорошо знаю, что значит расти без родителей, и потому глубоко сочувствую вашему сыну. Но я не представляю себе, как можем мы встретиться с ним?

— А что же в этом трудного? — спросил незнакомец.

— Ведь он находится под строжайшим надзором волшебника, и не может встречаться даж:е с матерью. Как же я, простой монах, смогу объяснить свое желание повидаться с ним?

— Завтра утром он выедет из дворца, — сказал незнакомец.

— Куда же он отправится? — спросил Трипитака.

— На охоту. Его будет сопровождать отряд в три тысячи человек, с соколами и собаками. И тут, конечно, вы сможете встретиться с ним. Умоляю вас, передайте ему все, что я сказал. Он поверит вам.

— Но ведь он — простой смертный, — возразил Трипитака. — И, как все во дворце, обманут волшебником, к которому он по нескольку раз в день обращается, как к своему отцу. Как же он может поверить мне?

— Ну, тогда я дам вам одну вещь, — сказал незнакомец.

— Какую именно? — поинтересовался Трипитака.

— Эта вещь послужит вам как бы условным знаком. — С этими словами незнакомец положил перед Трипитакой жезл из белого нефрита с золотыми краями.

— Что это за вещь? — спросил Трипитака.

— Когда волшебник принял мой облик, — сказал незнакомец, — ему недоставало только одной этой вещи. После того как он погубил меняй, приняв мой образ, вернулся во дворец, он заявил, что этот жезл у него похитил волшебник. Так все эти три года он и не имеет этой регалии. И если теперь мой сын увидит этот жезл, он все поймет и отомстит за меня.

— Ну, что ж, оставьте этот жезл, — сказал Трипитака. — Я скажу своему ученику, чтобы он помог вам. Но где вы будете ждать его?

— Я не могу ждать, — ответил незнакомец. — Мне надо уходить. Сейчас я попрошу ночного духа, чтобы он вызвал ветер и доставил меня во дворец. Я явлюсь во сне своей супруге и скажу ей, чтобы она с сыном помогли вам и вашим ученикам.

— Хорошо, отправляйтесь, — согласился Трипитака.

После этого дух совершил перед Трипитакой земной поклон и распрощался с ним. Трипитака поднялся было, чтобы проводить его, но неожиданно споткнулся и упал. Тут он окончательно проснулся и понял, что все это был сон. Свеча догорала. Трипитака сидел испуганный и взволнованный.

— Ученики! Ученики! — стал он звать.

— Кто это тут о земле заговорил? — заворчал, проснувшись, Чжу Ба-цзе. — В прежние времена, когда я был еще добрым молодцем, я питался человеческим мясом и бараниной. Вот это была жизнь. Из-за вас я пошел в монахи, вы заставили всех нас сопровождать вас в вашем путешествии. Сначала вы сказали, что мы будем просто монахами, а теперь превратили нас в настоящих рабов. Днем тащи коромысло с вещами и веди коня, ночью — подавай горшки да согревай вас своим телом! И сами не спите и своим ученикам не даете никакого покоя.

Тут снова раздался голос Трипитаки:

— Ученики мои! Я только что видел какой-то странный сон.

— Учитель, — сказал, вскочив на ноги, Сунь У-кун. — Снится всегда то, о чем думаешь. Как только вы попадаете в горы, у вас возникает страх перед духами, либо вы начинаете опасаться, что не доберетесь до монастыря Бога грома. Еще вы часто вспоминаете Чанъань и думаете о том, когда вернетесь на родину. От этих мыслей у вас и бывают разные сны. А вот у меня только одно искреннее желание — добраться до Запада и поклониться Будде. Поэтому мне ничего не снится.

— Ученик мой, — отвечал на это Трипитака. — Сон, который я видел сейчас, вовсе не навеян думами о родине. Я ви- дел ураган, потом неожиданно в дверях появился какой-то человек. В беседе он сообщил мне, что является правителем государства Уцзиго. С него ручьем стекала вода, а из глаз лились слезы.

Трипитака подробно передал Сунь У-куну разговор, который он вел с явившимся ему во сне гостем.

— Ну, теперь мне все ясно, — выслушав его, со смехом сказал Сунь У-кун. — Он приснился вам специально для того, что-бы задать мне работу. Волшебник, о котором вам рассказал ночной гость, видимо решил завладеть царством. Ну, что же, ждите меня здесь, а я пойду расправлюсь с этим волшебником. Стоит мне только появиться там со своим посохом, и победа будет на моей стороне.

— Ученик мой, — сказал Трипитака. — Явившийся мне во сне человек говорил, что этот волшебник обладает огромной силой.

— Очень я боюсь его! — сказал Сунь У-кун. — Да не успеет он услышать о моем появлении, как от страха не будет знать куда деваться.

— Ах, да, — вспомнил Трипитака, — ведь он оставил тут какой-то талисман.

— Ну, что вы туман напускаете, учитель? — вмешался Чжу Ба-цзе. — Видели сон, и ладно. Зачем же зря болтать?

— «Когда человек не способен верить в честность, он все равно должен отвечать любезностью на любезность», — сказал Ша-сэн. — Давайте зажжем фонарь, выйдем и посмотрим, что там делается.

Так они и сделали. И вот при свете звезд и луны они действительно увидели жезл из белого нефрита с золотыми краями. Он лежал прямо на ступеньках. Чжу Ба-цзе подошел, взял его в руки и сказал, обращаясь к Сунь У-куну:

— Взгляни-ка, брат, что это за штука такая?

— Эту штуку государи держат в руке, и называется она скипетром, — сказал Сунь У-кун. — Учитель!.. — обратился он вслед за тем к Трипитаке, — теперь мы убедились в том, что все рассказанное вами не сон, а действительность. Завтра я непременно изловлю этого волшебника. Но для этого мы должны выполнить три условия.

— Ну и дела! — съехидничал Чжу Ба-цзе. — То, что вы видели сон, — это полбеды, но свой сон вы рассказали Сунь У-куну. А ведь он — известный мастер надувать людей, вот теперь он и диктует вам три условия.

— Чего ж ты от меня требуешь? — спросил Трипитака, возвращаясь в помещение.

— Во-первых, завтра вы должны перенести множество испытаний, во-вторых, болезнь и, в третьих, стерпеть унижения и оскорбления.

— Пожалуй, и одно из этих условий невозможно выполнить! — воскликнул со смехом Чжу Ба-цзе. — Не то что три.

Будучи человеком умным и положительным, Танский монах спросил Сунь У-куна:

— Ученик мой, о каких же трех условиях ты говорил?

— Распространяться об этом я не стану, — сказал Сунь У-кун, — а сейчас прежде всего я хочу передать вам две вещи.

С этими словами наш Великий Мудрец вырвал у себя волосок, дунул на него и произнес заклинание:

— Изменись!

В тот же миг волосок превратился в красный лакированный ящичек с золотыми узорами. Сунь У-кун положил в него скипетр и сказал:

— Возьмите эту вещь, учитель, и, когда наступит рассвет, наденьте свою парчовую рясу, расшитую золотом, и пойдите к главному храму читать псалмы. А я побываю в стране, о которой рассказал вам ночной гость, и постараюсь расправиться с волшебником. Это вы должны зачесть мне как заслугу. Если же все это неправда, я не стану поднимать шума.

— Вот и отлично! — обрадовался Трипитака.

— Если принц не отправится на охоту, мы ничего предпринимать не будем, — продолжал Сунь У-кун. — Но, если он дей ствительно выедет из города, я непременно сделаю так, чтобы он встретился с вами.

— Что же я должен делать, когда увижусь с ним? —спросил Трипитака.

— Я сообщу вам, когда он будет приближаться, — сказал Сунь У-кун. — Тогда вы слегка приоткроете ящичек. Я же в этот момент при помощи волшебства уменьшу свое тело до двух цуней, и вы положите меня в этот ящичек. Как только принц подъедет к монастырю, он, несомненно, выразит желание поклониться Будде. Но вы делайте вид, что не замечаете его. Тогда принц рассердится и прикажет схватить вас. Дайте ему возможность делать с вами все, что он захочет. Если он прикажет бить вас, пусть бьют, вязать — пусть вяжут, если даже прикажет казнить, вы не возражайте.

— Как же так? — изумился Трипитака. — Ведь он обладает огромной властью. А что, если он действительно казнит меня?

— Вы ни о чем не беспокойтесь, учитель, и во всем положитесь на меня, — сказал Сунь У-кун. — Если вам будет угрожать опасность, я приду на помощь. Возможно, он спросит, кто вы такой. Скажите, что вы—монах и идете по велению китайского императора в Индию поклониться и поднести дары Будде и попросить у него священные книги. Если он поинтересуется, какие вы везете подарки, покажите ему свою рясу и скажите, что это самый скромный из подарков и что у вас есть еще две более ценных вещи. Он, конечно, станет спрашивать, какие это вещи, скажите ему, что один из этих подарков помогает узнавать все события, случившиеся за последнее тысячелетие, и все то, что произойдет в последующие пятьсот лет. После этого выпустите меня из ящика. И тут я расскажу принцу ваш сон. Если он поверит мне, я захвачу волшебника. Тем самым мы отомстим за смерть правителя Уцзиго и, кроме того, добудем себе славу. Но может случиться, что принц не поверит. Тогда вы покажете ему жезл из белого нефрита. Боюсь только, что по молодости лет он не узнает этого жезла.

Речи Сунь У-куна обрадовали Трипитаку, и он сказал:

— Ученик мой, лучше и не придумаешь! Итак, первый подарок — это парчовая ряса, второй — жезл из белого нефрита, а вот третий, то есть, ты сам, как будешь называться?

— А называйте меня Драгоценность, водворяющая на трон царей, — и все, — сказал Сунь У-кун.

И Трипитака крепко-накрепко запомнил это название. Так ему с его учениками и не пришлось поспать в эту ночь. Они не могли дождаться рассвета, нетерпеливо встряхивали головой, призывали солнце разогнать мрак и рассеять усыпавшие небо звезды.

Через некоторое время восток стал светлеть. Сунь У-кун, перед тем как отправиться в путь, давал последние наставления Чжу Ба-цзе и Ша-сэну.

— Не тревожьте монахов, — говорил он, — не разрешайте им без нужды выходить из монастыря. Ждите, пока я вернусь, и мы вместе продолжим наш путь.

После этого он издал резкий свист и, сделав прыжок, взвился в воздух. Здесь он широко раскрыл глаза и пристально посмотрел на запад. И, действительно, он увидел перед собой какую-то страну. Вас, вероятно, удивит, каким же образом это ему удалось? Но это было совсем нетрудно, так как страна эта, как вам уже известно, находилась всего в сорока ли от монастыря, и с высоты ее хорошо было видно.

Приблизившись к городу и присмотревшись более внимательно, Сунь У-кун увидел, что над страной этой сгустились какие-то странные, зловещие тучи, а злой и сердитый ветер кружит и мечется в воздухе, и он подумал:

«Если бы здесь правил настоящий государь, страну озаряло бы радужное сияние. Но троном завладел волшебник. Вот почему императорский дворец окутан зловещими тучами».

И вот, в то время как Сунь У-кун вздыхал, находясь под впечатлением увиденного, неожиданно раздался сильный грохот, восточные ворота распахнулись и оттуда вылетел отряд всадников. Это были охотники. Все они имели воинственный вид.

Охотники выехали из города и рассыпались по восточному предместью на расстоянии двадцати ли. На одном из холмов был разбит лагерь, в котором обосновался молодой воин. В шлеме и разноцветной кольчуге в восемнадцать слоев, защищавшей его так же, как скорлупа защищает орех, с мечом в руках, он восседал на пегом коне. Сбоку у него висели лук и колчан, наполненный стрелами.

«Ну, теперь мне все ясно, — думал довольный Сунь У-кун. — Нет никаких сомнений в том, что это и есть наследный принц. Попробую-ка я подшутить над ним».

И вот чудесный Великий Мудрец спустился на облаке вниз, ринулся в толпу всадников и, очутившись перед принцем, встряхнулся и превратился в белого зайца. Тут он что было мочи пустился наутек. Увидев зайца, принц обрадовался, быстро выхватил стрелу и, натянув до отказа лук, выстрелил. Стрела попала в цель. Все это Великий Мудрец подстроил умышленно. Стрелу, благодаря своей ловкости и проворности, он успел поймать, а сам бросился бежать дальше.

Увидев, что стрела попала в цель, принц подстегнул коня и ринулся вдогонку за зайцем. Когда конь несся вскачь, Сунь У-кун летел словно ветер, но стоило коню замедлить бег, и Сунь У-кун делал то же самое: он все время старался быть на виду у принца. Они долго бежали, пока наконец Сунь У-кун не заманил своего преследователя к монастырю. Тут он принял свой обычный вид, и в решетке ворот осталась торчать одна только стрела. Вбежав в помещение, Сунь У-кун крикнул:

— Учитель, он здесь!

С этими словами Сунь У-кун превратился в крохотного монаха, величиной в два цуня, и забрался в лакированный ящичек.

Между тем, подскакав к воротам монастыря и увидев только стрелу с оперением, принц от страха даже в лице изменился. «Что за чудеса! — изумленно думал он. — Ведь я совершенно отчетливо видел перед собой зайца. Куда же он девался? Осталась только стрела. Не иначе как этот заяц был уже чересчур стар и превратился в оборотня».

Он поднял стрелу, посмотрел вверх и заметил над воротами надпись из пяти огромных иероглифов: «Монастырь Баолинь, построенный по указу императора».

«А ведь я слышал об этом монастыре, — подумал принц. — Помню, как несколько лет назад мой отец-государь посылал сюда чиновников. Они доставляли деньги в качестве подаяния для монахов, а также для исправления помещения и изображений Будды. И вот сегодня я совершенно неожиданно сам очутился здесь. Не зря говорится: «Проезжая мимо монастыря, непременно послушай проповедь монахов». За всю свою жизнь я хоть на полдня оказался свободным. Войду-ка я в монастырь, поброжу там».

Он спешился и хотел войти в ворота, но в этот момент увидел подоспевшую к нему охрану и отряд охотников в три тысячи человек. Все они с шумом подскакали к воротам монастыря. Переполошившиеся монахи поспешили выйти навстречу и приветствовали их земными поклонами. Затем они провели прибывших в главный храм, где принц должен был поклониться Будде. Осмотрев храм, принц собрался было выйти на террасу, чтобы полюбоваться окрестностями, но вдруг заметил посреди храма монаха.

— Что за грубиян! — гневно спросил принц. — Сегодня утром состоялся мой выезд в горы. Правда, я не приказывал оповещать об этом всех и потому не могу требовать, чтобы меня встречали с должными почестями. Но встать этот монах по крайней мере должен. А он сидит словно истукан. Взять его! — приказал принц.

И не успел он отдать приказания, как стоявшие по обеим сторонам от него воины тотчас же бросились к Трипитаке, схватили его и приготовились вязать. В это время Сунь У-кун, находившийся в ящичке, читал про себя заклинание: «Духи всех небес, охраняющие законы Будды, духи Лю-дин и Лю-цзя. Я собираюсь уничтожить злого волшебника. Но принц не знает этого и поэтому хочет связать учителя, которого вы давно охраняете. Внимательно наблюдайте, как связывают учителя: если веревки причинят ему вред — вы ответите за это!»

Кто мог осмелиться нарушить приказ Великого Мудреца? Теперь Трипитака находился под такой надежной охраной, что до него и пальцем нельзя было дотронуться.

— Кто ты такой, что смеешь оскорблять меня и при помощи волшебства защищать свое тело? — опросил принц.

Тогда Трипитака подошел к принцу и, кланяясь ему, сказал:

— Я совсем не обладаю способом укрытия своего тела. Я — Танский монах, иду из Китая в храм Раскатов грома, чтобы поклониться и поднести дары Будде и испросить у него священные книги.

— Земли в Китае хоть и плодородны, но страна эта нищая, — сказал принц. — А скажи мне, какие ты везешь драгоценные подарки?

— Вот ряса, которую вы видите на мне, — отвечал Трипитака. — Но это — самый скромный из трех подарков. У меня есть более ценные два подарка.

— Как ты смеешь называть драгоценностью рваную одежду, которая не может даже прикрыть твоего тела? — сказал принц. — Да она гроша медного не стоит.

— Может быть, вы и правы, — сказал на это Трипитака, — однако о моей рясе сложены стихи:

— Что за чепуху городит этот негодяй! — гневно закричал принц. — В таких лохмотьях можно быть и поскромнее, заносчивость тебе не к лицу! Ну-ка скажи, чем обидели моего отца?

Трипитака приблизился к принцу и, почтительно сложив руки, молвил:

— Ваше высочество, о каких благодениях человек не должен забывать всю жизнь?

— Человек не должен забывать о четырех благодеяниях, — отвечал принц.

— О каких же именно? — снова спросил Трипитака.

— О благодеянии неба и земли: первое дает нам покров, вторая — носит нас на себе, — отвечал принц, — о благодеянии солнца и луны, которые принесли нам свет, о благодеянии государства и правителя, которые кормят нас, и о благодеянии родителей, родивших и воспитавших нас.

— Вот тут-то вы, ваше высочество, и ошибаетесь, — с улыбкой оказал Трипитака. — Небо и земля дали нам основу и покров, солнце и луна принесли свет, государство и правитель кормят нас. Все это верно. Но откуда взялось благодеяние родителей, выражающееся в рождении и воспитании нас?

— Да ты, видно, смутьян и под видом монаха скитаешься по разным местам и ешь чужой хлеб! — сердито проговорил принц. — Кто же нас воспитывает, если не родители?

— Этого я, ваше высочество, не знаю, — отвечал Трипитака. — Но вот здесь, в красном ящичке, у меня спрятан талисман, который называется Драгоценность, водворяющая на трон царей. Ему известно все, что произошло за последнее тысячелетие, и все, что случится в последующие пятьсот лет. Он знает также, что не существует четвертого благодеяния. Он же сказал, чтобы я ждал вас здесь.

— Ну, что ж, дай я взгляну на твой талисман, — сказал принц.

Тут Трипитака приоткрыл ящичек, и Сунь У-кун очутился на воле. Принц увидел крохотного человечка, который начал метаться во все стороны.

— Да что может знать такой малютка? — удивился принц.

Услышав это, Сунь У-кун пустил в ход волшебство и постепенно начал увеличиваться, пока не стал в три чи и пять цуней ростом. Воины глазам своим не верили.

— Если он не перестанет расти, то через несколько дней, пожалуй, проломит небесный свод, — говорили они между собой.

Однако опасения их были напрасны. Сунь У-кун принял свой обычный вид и больше не увеличивался.

— Драгоценность, водворяющая на трон царей, — сказал тут принц, обращаясь к Сунь У-куну. — Этот монах говорит, будто ты знаешь все, что было в прошлом, и все, что случится в будущем. Ты что же — гадаешь на панцирях черепах или на тысячелистнике? А можешь ты предсказывать судьбу по книгам?

— Ничего этого мне не нужно, — отвечал Сунь У-кун. — Я пользуюсь только собственным языком, которым предсказываю все события.

— Что за чушь! — сказал принц. — С древних времен наиболее сокровенной книгой была «Книга перемен», по которой определялись все счастливые события, а также беды в Поднебесной. Благодаря ей каждый человек знал заранее, как ему поступать в том или ином случае. Простой народ гадал на панцирях черепах или же на тысячелистнике. На чем же основываются твои предсказания? Своими глупыми речами ты только зря тревожишь людей.

— Зачем делать поспешные выводы, ваше высочество? — сказал Сунь У-кун. — Послушайте лучше, что я вам скажу. Ведь вы — наследник престола в государстве Уцзиго. Помните, пять лет назад, когда вашу страну постиг неурожай и народ страдал от голода, ваш отец-государь и его сановники совершали моления о дожде, но дождя все не было. И вот тогда к вам пришел даос с горы Чжуннаньшань. Этот даос умел вызывать ветер и дождь, а также переплавлять камень в золото. Даос пришелся по нраву вашему батюшке, и они даже побратались. Правду я говорю?

— Правду, — подтвердил принц, — продолжай, прошу тебя!

— Ну, а три года назад этот даос исчез, так, спрашивается, кто же остался сиротой?

— Действительно, был такой даос, — стал припоминать принц, — и мой батюшка стал его побратимом. Они, как говорится, и ели и спали вместе. Но вот однажды, когда они гуляли в саду, даос вызвал ветер и, взяв у отца жезл из белого нефрита с золотым ободом, вернулся на гору Чжуннаньшань. Мой отец до сих пор скучает по другу, ничто его не радует, и вот уже три года, как он приказал закрыть сад. Неужели на троне сидит кто-то другой, а не мой отец?

Слушая принца, Сунь У-кун только улыбался. И когда принц повторил свой вопрос, он продолжал молчать.

— Почему ты, мерзавец, не отвечаешь? — возмутился принц. — Что значат твои улыбки?

— Я многое еще должен сказать вам, — молвил Сунь У-кун, — но, к сожалению, мы с вами здесь не одни и я не могу этого сделать.

Принц решил, что Сунь У-кун прав и, махнув рукавом, приказал свите удалиться. Сопровождавшие его командиры тотчас же отдали приказ, и весь отряд в три тысячи человек покинул монастырь и расположился во дворе. Теперь в храме никого не осталось, кроме принца, который сидел на возвышении, Трипитаки и Сунь У-куна. Монахи тоже удалились. Тогда Сунь У-кун с серьезным видом подошел к принцу и сказал:

— Ваше высочество, ветер унес вашего родного отца, а правит страной даос.

— Ерунда все это! — воскликнул принц. — После того как даос ушел от нас, мой отец спокойно правит страной. Нашу землю часто орошают благодатные дожди, народ живет в мире и спокойствии. А ты говоришь, что страной правит не мой отец. Лишь потому, что я молод, я прощаю тебя. Но если бы эти твои слова услыхал мой отец, он немедленно приказал бы схватить тебя и разрубить на мелкие части.

Принц был так рассержен, что. почти выкрикнул эти слова.

— Вот видите, — сказал Сунь У-кун, обращаясь к Трипитаке. — Говорил я вам, что он не поверит! Что же, ничего не поделаешь! Остается лишь одно — передать ему талисман и продолжать наш путь.

Трипитака передал Сунь У-куну красный ящичек. Взяв его, Сунь У-кун встряхнулся, и ящичек тотчас же исчез: волосок, превращенный Сунь У-куном в ящичек, вернулся на свое место. А жезл из белого нефрита Сунь У-кун обеими руками почтительно преподнес наследнику престола.

— Ай да монах! — воскликнул принц, увидев жезл. — Пять лет назад ты появился у нас под видом даоса, и обманом завладел нашим фамильным сокровищем. Теперь же, в образе монаха, ты решил вернуть его нам. Взять его! — крикнул принц.

Трипитака не на шутку испугался и в замешательстве, указывая на Сунь У-куна, сказал:

— И все это ты, проклятый бимавэнь, стараешься накликать беду, да еще впутываешь меня!

Сунь У-кун поспешно подошел к принцу и, взяв его за руку, сказал:

— Не кричите! Не разглашайте тайны! Я вовсе не Драгоценность, водворяющая на трон царей, а у меня другое имя!

— Подойди сюда! — сердито приказал принц. — И говори свое настоящее имя. Я велю судить тебя!

— Я старший ученик этого почтенного монаха и зовут меня Сунь У-кун — странствующий монах. Я сопровождаю учителя в его паломничестве на Запад за священными книгами. Вчера вечером мы подошли к этому монастырю и попросились на ночлег. Мой учитель до третьей ночной стражи читал священное писание и вдруг задремал. Во сне к нему явился ваш отец и сказал, что даос сбросил его в колодец, а сам принял его вид. Никому из сановников это и в голову не могло прийти. А вы по молодости лет тоже не смогли разобраться в этом. Он запретил вам входить во дворец, закрыл сад, видимо опасаясь, как бы его преступление не раскрылось. Так вот, ваш отец явился сегодня ночью как раз для того, чтобы попросить нас усмирить злого волшебника. Вначале я сам не верил этому, но, когда поднялся в воздух и увидел зловещие тучи, сгустившиеся над вашей страной, понял, что все это чистая прав- да. Я уж совсем было собрался отправиться в ваши владения на расправу со злым духом, но тут увидел, что вы едете с отрядом на охоту. Белым зайцем, в которого попала ваша стрела, — был я. Я заманил вас к этому монастырю для того, что-бы вы встретились с моим учителем и узнали всю правду. Вы узнали этот жезл и теперь должны принести нам благодарность и во что бы то ни стало отомстить за отца.

Принц был очень опечален.

«Нельзя не верить тому, что говорят эти люди, — думал он. — Ведь у них есть три доказательства. Но если верить им, то как я теперь встречусь со своим отцом?»

Принц не знал, что делать. Видя, что он колеблется, Сунь У-кун подошел к нему и сказал:

— У вас не должно быть никаких сомнений, ваше высочество! Возвращайтесь сейчас в город, повидайтесь с матерью и узнайте только об одном: не изменились ли у нее за последние три года отношения с отцом. Больше ни о чем не надо спрашивать. Все сразу прояснится.

— Совершенно верно, — согласился наследник. — Сейчас я вернусь в город, а вы ждите меня здесь.

С этими словами он вскочил, схватил жезл и почти бегом бросился к дверям. Но тут Сунь У-кун остановил его.

— Если вы вернетесь в город вместе с вашим отрядом, — сказал он, — наша тайна раскроется, и мне трудно будет добиться успеха. Вам следует возвратиться одному, тайно, без всякого шума. Причем въезжайте не через главные ворота, а через боковые. Когда прибудете во дворец и встретитесь с матерью, ни в коем случае громко не разговаривайте, а то кто-нибудь услышит. Если только волшебник заподозрит что- нибудь, вам и вашей матери будет грозить смертельная опасность.

Принц послушался совета Сунь У-куна и, выйдя из монастыря, приказал своим командирам:

— Вы оставайтесь пока здесь, а я скоро вернусь, мне нужно съездить в город.

Отряду приказав остановиться,
Он на коня вскочил и в город мчится.

Если вам интересно узнать о том, как принц встретился с матерью и какой между ними произошел разговор, прочитайте следующую главу.