#img_left_nostream#«Это был худший голод в истории человечества»
Джаспер Беккер
Слова английского автора, вынесенные в эпиграф, посвящены не украинскому Голодомору, а схожей трагедии — Великому голоду 1959–1961 годов в Китае, унесшему около 30 миллионов жизней. На родине председателя Мао эта тема до сих пор остается табуированной: компартия КНР бережет честь мундира, пишет Михайло Дубинянский, УП.
Катастрофе 1932–1933 замалчивание уже не грозит. Сегодня трагедия украинского села окружена иными проблемами.
Мы живем в больном обществе, где неприязнь к Виктору Ющенко перевешивает сочувствие к невинным жертвам, где идейный пыл заслоняет факты и логику, а конспирология замещает историческую науку.
Голодомор остается полем битвы между двумя Украинами, между Востоком и Западом, между оранжевыми и бело-синими.
Как освободить страшную страницу нашего прошлого от идеологических пут?
Как избавиться от привычных шаблонов и примитивных ярлыков?
Как подняться над местечковыми разборками, оскорбляющими память миллионов людей?
Наверное, стоит осознать, что мы не одиноки, и Голодомор 1932–33 годов имеет близкие аналоги в мировой истории. Обращение к чужой трагедии поможет лучше понять свою собственную.
Фаза I: Скачок
Схожие политико-экономические условия порождают идентичный механизм рукотворного голода. Гуманитарная катастрофа в коммунистическом Китае стала прямым следствием «Большого скачка», провозглашенного в 1958 году.
По приказу Мао Цзэдуна китайские крестьяне были согнаны в «народные коммуны», а в сельскохозяйственную практику внедрялись революционные методы. Подобно Сталину, товарищ Мао не сомневался, что коллективизация приведет к неслыханному росту урожаев. Предполагалось резко увеличить экспорт зерновых, дабы использовать вырученную валюту для наращивания военной мощи.
Однако законы экономики отменить невозможно — что в Стране Советов, что в КНР. В обоих случаях крестьяне были лишены экономических стимулов к труду, и продуктивность сельского хозяйства резко снизилась.
Фаза II: Иллюзия
Вождь всегда прав. И если он считает, что урожаи будут расти — значит, так и должно быть. Советские и китайские чиновники жили в схожей тоталитарной реальности и пришли к одинаковому решению: проще сфальсифицировать показатели для получения намеченных результатов, чем признать, что амбициозный план провалился.
Урожай 1932 года в СССР оказался в два-три раза ниже озвученных цифр. В КНР пошли той же дорогой. В уезде Синьян провинции Хэнань отрапортовали о 3,6 миллионах тонн зерна, хотя реальный урожай не достигал и одного миллиона.
В «образцовом районе» Фыньян провинция Аньхой урожай 1959 года якобы составил 199 тысяч тонн. На самом деле собрали лишь 54 тысячи.
Поддерживая иллюзию небывалого изобилия, китайская пресса публиковала фальсифицированные фото: тыквы размером с автомашину, необычайно густые всходы пшеницы, на которых могли стоять маленькие дети…
А тем временем государственные зернохранилища приготовились к приему фантомного урожая.
Фаза III: Поиск
Чтобы выполнить план, основанный на фиктивных отсчетах, у китайских земледельцев изымали весь рис, пшеницу и кукурузу, включая посевное зерно. Но достичь намеченных показателей почему-то не удалось.
Председатель Мао пришел к тому же выводу, что и Сталин за 27 лет до этого: зерно утаили зловредные крестьяне! Теории заговоров близки идейным фанатикам, а посему советских и китайских коммунистов объединила искренняя вера в существование спрятанного урожая.
Писатель Лев Копелев, юношей участвовавший в хлебозаготовках на Полтавщине, вспоминал: «Хлебный фронт! Сталин сказал: борьба за хлеб — борьба за социализм. Я был убежден, что мы — бойцы невидимого фронта, воюем против кулацкого саботажа за хлеб, который необходим для страны, для пятилетки».
И если в 1932-м газета «Правда» призывала найти под землей целый «зерновой город», то в 1959-м один из партфункционеров провинции Хэнань заявил: «Еды у нас хватит, и зерна достаточно. Проблема лишь в том, что девяносто процентов населения не в ладах с идеологией!»
Фаза IV: Террор
Решимость добыть зерно любой ценой привела к настоящей войне против крестьян.
Китайские методы мало отличались от советских: команды, вооруженные железными щупами, обыски крестьянских домов, избиения и пытки людей, подозреваемых в утаивании зерна. Многие земледельцы были сосланы в трудовые лагеря — лаогаи.
Современники сравнивали антикрестьянские акции с боевыми действиями против японцев в 1930-х-1940-х годах.
Крестьянам действительно приходилось утаивать скромные запасы для прокорма своих семей, и находка любого узелка с зерном убеждала фанатичных активистов в том, что они на верном пути.
«Черные доски» и конфискации продуктов, широко применявшиеся в 1932 году, мыслились как наказание за саботаж и сокрытие мифического урожая.
В КНР пошли еще дальше: дабы предполагаемым расхитителям было неповадно готовить пищу из расхищенного, у крестьян изымалась вся кухонная посуда, а по ночам бдительные активисты следили за тем, чтобы никто не разжигал огня.
Фаза V: Смерть
Антикрестьянский террор не помог выполнить нереальные планы, но обернулся страшным голодом. Оставшись безо всяких запасов продовольствия, подданные Мао Цзэдуна ели траву, листья, древесную кору. Был широко распространен каннибализм.
Между тем в 1959–1960 годах КНР продолжала экспорт зерновых. В разгар голода многие миллионы долларов были потрачены на разработку ядерного оружия. Знакомая картина, не так ли?
Административные меры лишь усугубляли катастрофу: власти не могли допустить, чтобы крестьяне бежали от голода, бросая «народные коммуны» и подрывая авторитет непогрешимой партии и товарища Мао. Дороги были заблокированы отрядами милиции и солдат.
Подобно событиям 1932–1933, голод в Китае имел четко выраженную региональную окраску. Если в СССР сильнее других пострадали Украина и Кубань, то в КНР на острие удара оказались плодородные провинции Хэнань и Аньхой, главные житницы страны.
Руководство считало эти регионы передовыми участками битвы за урожай, а местные кадры проявляли особое рвение, стремясь оправдать доверие партии и вождя. Так, в провинции Аньхой постановили «держать красное знамя, даже если 99% умрут».
Фаза VI: Отступление
Как и товарищ Сталин, Мао Цзэдун долго отмахивался от «преувеличенных» сообщений о голоде. Вождь КНР советовал подчиненным: «Учите крестьян меньше есть, делайте их суп и кашу более жидкими!»
Лишь в 1961-м, осознав критичность ситуации, китайское руководство пошло на попятную: было решено закупить зерно в Канаде и Австралии, а IX пленум ЦК КПК одобрил политику «экономического урегулирования».
Как известно, в 1933 году крестьянам УССР также оказывалась продовольственная, семенная и фуражная помощь, о которой очень любят вспоминать современные сталинисты. Но эти чрезвычайно запоздалые меры не могли воскресить людей, погубленных властью.
Голодомор в Украине унес миллионы жизней. По различным оценкам, Великий голод в Китае убил от 20 до 40 миллионов человек. Однако погоня за цифрами едва ли уместна.
Человеческие жизни — не базарный товар и не банковские депозиты. Их не взвесишь на весах, их ценность не определишь арифметическими подсчетами…
Истинная подоплека катастроф 1932–1933 и 1959–1961 намного сложнее и трагичнее любых конспирологических теорий.
В обоих случаях сплелись воедино сразу несколько смертоносных факторов.
Это желание вождей втиснуть действительность в узкие рамки коммунистических догм и готовность бюрократического аппарата поддерживать иллюзию успеха.
Это идеологическая паранойя и стремление объяснять любые неудачи происками классового врага.
Это коллективистская философия и пренебрежение к человеческой жизни, готовность жертвовать реальными людьми во имя счастья абстрактных и обобщенных трудящихся.
Не вызывает сомнений искусственный характер советского и китайского голодоморов, спровоцированных государственной политикой. Сложнее вопрос об их спланированности: руководство не всегда могло просчитать последствия собственных инициатив, породивших массовый голод. Но, разумеется, это не снимает с деспотичных вождей ответственности за гибель миллионов людей.
Из этого следует лишь одно: системы, созданные Сталиным и Мао, оказались еще страшнее и безжалостнее своих творцов.
