Blog

Этот стих, который поется на мотив «Линцзянсян», мы привели здесь к тому, чтобы напомнить вам, как Танский монах и его ученики привели в гармонию силы воды и огня, благодаря чему вокруг распространились свежесть и прохлада. При помощи волшебного веера была потушена Огнедышащая гора, и вскоре путники миновали пространство в восемьсот ли, где еще совсем недавно бушевало пламя. Весело и беззаботно наставник и его ученики пустились в дальнейший путь на Запад.

Осень была на исходе, начиналась зима, и путники чувствовали ее приближение.

Вот послушайте:

Путники шли довольно долго и, наконец, в один прекрасный день увидели впереди город. Танский монах придержал коня и обратился к Сунь У-куну:

— Ты только взгляни, какие там высятся строения! — воскликнул он. — Что это за место? Хотелось бы узнать!

Сунь У-кун вытянул шею и стал пристально вглядываться вдаль. Это действительно был город. И выглядел он настолько необычно, что лучше его описать в стихах.

— Наставник! — ответил Сунь У-кун. — Это действительно город и в нем находится дворец правителя царства.

Чжу Ба-цзе рассмеялся:

— С чего это ты взял, что здесь живет правитель?

— У нас в Поднебесной в каждой области и в каждом уезде есть своя столица…

— Да где тебе знать, что резиденция правителя совершенно не то, что областной или уездный город, — едко ответил Сунь У-кун. — Ты погляди, одних ворот здесь более десяти, а в окружности город не менее ста с лишним ли. Смотри, какие высокие здания, а их крыши теряются в облаках. Если бы это не была резиденция, никакой пышности или величия ты бы здесь не увидел.

Тут Ша-сэн не выдержал:

— Братец! — с нарочитой вежливостью, вкрадчиво произнес он. — Ты всегда отличался проницательностью и зоркостью. Не скажешь ли нам, как называется этот город?

— Я не вижу ни надписей, ни стягов, на которых было бы обозначено название города, — нашелся Сунь У-кун. — Откуда мне знать, как он называется? Надо отправиться туда и расспросить у жителей: тогда мы и узнаем, как он называется.

Танский монах, услышав это, подстегнул коня, и вскоре путники достигли городских ворот. Сюань-цзан спешился, прошел по мосту через крепостной ров и вошел в ворота. Его спутники следовали за ним. На улицах города было оживленно, шла бойкая торговля. Чего здесь только не было! По улицам ходили люди в роскошных головных уборах и одеждах, с виду богатые. И вот продвигаясь вперед в этой нарядной толпе, наши путники вдруг увидели человек десять монахов. В рубищах, с колодками на шее, они шли, скованные между собой длинной цепью. Монахи переходили от дома к дому, прося подаяний.

Глядя на этих несчастных, Танский монах стал громко вздыхать:

— Как не пожалеть товарищей в беде, — сокрушенно произнес он и обратился к Сунь У-куну: — Подойди, расспроси, за что их наказали.

Сунь У-кун беспрекословно повиновался.

— Эй, братья-монахи! — крикнул он, подходя к ним. — Из какого вы монастыря и за что вас заковали в колодки?

Монахи разом опустились на колени и, отбивая поклоны, отвечали:

— Господин хороший! Мы невинно пострадавшие бедные монахи из монастыря Золотое сияние…

— А где находится ваш монастырь?

— Здесь, за углом, совсем близко.

Сунь У-кун привел монахов к наставнику, и Танский монах ласковым голосом обратился к ним:

— Братья! Расскажите же мне, за что вас так обидели.

Монахи переглянулись, а один из них сказал:

— Господин! Мы не знаем, кто вы и откуда пришли, но лицо ваше кажется нам знакомым. Здесь говорить опасно, давайте пойдем к нам в монастырь, и мы поделимся с вами нашим горем.

— Ну что же, — отвечал Танский монах. — Ведите нас к себе в монастырь! — Пойдем и узнаем обо всем, — добавил он, обращаясь к своим ученикам.

Вскоре они подошли к воротам монастыря, над которыми висела вывеска с семью золотыми иероглифами: «Возведенный по царскому указу монастырь Золотое сияние».

Наставник и его ученики вошли в ворота монастыря, и глазам их представилась неприглядная картина:

К горлу Танского монаха подступили слезы и неудержимым потоком полились из глаз. Тем временем монахи открыли двери храма, упираясь в них своими колодками, и предложили Танскому монаху поклониться изваянию Будды.

Сюань-цзан вошел в храм, мысленно воскурил фимиам перед Буддой и сразу же вышел во двор. У столбов, поддерживающих крышу храма, он увидел еще нескольких подростков-монахов, тоже скованных цепью. Этого Сюань-цзан уже не мог вынести и направился к настоятелю монастыря. Там уже собрались все монахи и встретили наших путников поклонами и расспросами:

— Почему это у вас разная наружность? — заинтересовался один из монахов. — Уж очень вы не похожи друг на друга. Неужто вы все из великого Танского государства, находящегося в восточных землях?

Сунь У-кун рассмеялся.

— Каким образом ты узнал, что мы из восточных земель? Ты обладаешь волшебным способом угадывания? — сквозь смех спросил он и, не дожидаясь ответа, сказал: — Да! Мы из восточных земель. Но, скажи нам, как ты об этом узнал?

— Господин! — отвечали монахи. — Какие могут быть у нас волшебные способы? Все очень просто: мы незаслуженно обижены и нам некому доказать свою правоту. Целыми днями мы ходим по городу, собирая подаяния и горько жалуясь на свою судьбу. Должно быть, эти жалобы тронули духов, так как вчера ночью мы все видели один и тот же сон. Нам приснилось, что явится Танский праведный монах из восточных земель, который спасет нас, и мы сможем рассказать ему о наших обидах. И вот сегодня, когда ты появился, глядя на твой необычный вид и одеяние, мы поняли, что ты и есть праведный монах из восточных земель.

Эти слова очень обрадовали Танского монаха.

— Скажите мне, что это за край, — спросил Сюань-цзан, — и за что вас здесь обидели?

Монахи опустились на колени и один из них начал жаловаться:

— Господин! Этот город — столица государства Цзисай — один из крупных городов в западных странах. В свое время варвары со всех сторон являлись сюда и приносили дары. С юга приходили послы из государства Юето, с севера — из государства Гаочан, с востока — из Силян, с запада — из Вэньбо. Ежегодно сюда привозили несметное количество самой лучшей яшмы и белого жемчуга, красавиц и резвых коней, причем все эти дары приносились добровольно, из чувства уважения к государству Цзисай, которое никогда ни с кем не воевало и никого не приводило в покорность.

— Видимо, — заметил Танский монах, — правитель этого государства был человеком высокой добродетели, а его граждан ские и военные сановники отличались мудростью и добросердечностью.

— Нельзя сказать, что гражданские сановники были очень мудры, а военные — добросердечны. Да и сам правитель не отличался высокой добродетелью. Дело в том, что священная пагода в нашем монастыре Золотое сияние издавна излучала дивное сияние, которое возносилось высоко в небо и по ночам было видно на расстоянии десятков тысяч ли, а днем окрашивалось в разные цвета радуги и озаряло даже соседние государства. Жители этих государств были уверены, что наш город священный, и все варвары являлись сюда с дарами. Но вот три года тому назад в день новолуния, в самом начале осени, ровно в полночь вдруг хлынул кровавый дождь. Когда рассвело, все жители были в страшном испуге и печали. Сановники доложили правителю государства, что, по их мнению, небесный владыка неизвестно за что прогневался и ниспослал кару. Тотчас же были приглашены все ученые маги-даосы для устройства молений, а буддийским монахам было велено читать сутры, чтобы задобрить духов Неба и Земли. Пагода, излучающая сияние, потускнела и с тех пор вот уже два года никто не привозит даров. Наш правитель хотел было пойти войной на соседей, однако сановники все в один голос отговорили его и оклеветали нас. Они сказали, будто это мы, монахи, украли золото, которым была покрыта пагода, она перестала сиять, а потому соседние страны отказались приносить дары. Неразумный правитель наш, не разобравшись, в чем дело, поверил злым сановникам: нас схватили и всячески пытали, требуя признания. В нашем монастыре было три поколения монахов. Старшие два не выдержали пыток и погибли; теперь принялись за наше поколение: нас допрашивают и держат в колодках. Будь над нами судьей, отец наш! Посуди сам: неужели мы осмелились бы похитить золотую кровлю пагоды? Умоляем тебя, сжалься над нами, прояви свою доброту и сострадание и своей волшебной силой спаси нам жизнь, мы ведь тоже монахи, такие же, как и ты.

Танский монах слушал, участливо кивая головой, а затем со вздохом сказал:

— В этом деле очень трудно разобраться. Я думаю, что ваш правитель отошел от добродетельного образа правления, а вас самих постигла кара за грехи. Но почему вы сразу же, на другой день, не сообщили вашему правителю, что пагода потускнела от кровавого дождя? Вот и навлекли на себя беду.

— Отец наш! Мы ведь простые смертные! Нам и в голову не приходило, что небо, ниспослав этот дождь, изъявило нам свою волю. Даже старые монахи и то не поняли этого. Как же мы, младшие, могли разобраться!

— Который сейчас час, Сунь У-кун? — спросил Танский монах.

— По-моему, около часа «шэнь»,— отвечал тот.

— Мне бы хотелось поспеть на прием к правителю и лично попросить его выдать нам подорожную, только вот не знаю, как быть с этими несчастными монахами. Пока дело не выяснится, нельзя даже слова вымолвить в их защиту. Когда я, отправляясь на Запад, покидал нашу столицу Чанъань, то дал обет в монастыре Преддверие буддийских Истин возжигать во всех буддийских храмах фимиам, поклоняться изваянию Будды во всех буддийских монастырях и наводить чистоту во всех буддийских пагодах, которые мне встретятся на пути. И вот сейчас нам попались несчастные собратья — монахи, которые незаслуженно терпят тяжкие мучения из-за потускневшей пагоды. Раздобудь-ка мне новенький веник, а я пока обмоюсь, а затем пойду чистить пагоду. Надо выяснить, почему она перестала излучать сияние, тогда мне легче будет доложить об этом деле здешнему правителю и избавить несчастных монахов от незаслуженной кары.

Монахи, которые жадно ловили каждое слово Танского монаха, поспешили на кухню и вернулись с большим тесаком, который был передан Чжу Ба-цзе:

— Отец наш! — обратился к нему один из монахов. — Разруби этим тесаком цепь у столба кумирни, к которой прикованы молодые монахи, и освободи их. Тогда они смогут приготовить вам еду и помогут вашему наставнику обмыться. А мы пока сходим на базар и выпросим веник для вашего наставника.

— Да разве трудно расковать цепь? — смеясь, спросил Чжу Ба-цзе. — Никакого тесака не потребуется. Надо только попросить вон того монаха с волосатым лицом. Он — старый мастер открывать замки и расковывать цепи!

Сунь У-кун и в самом деле подошел к тому месту, где были прикованы монахи, и пустил в ход свои чары. Не успел он коснуться рукой цепи, как она сразу же упала. Освободившись, монахи бегом помчались в кухню, вычистили очаг и котел и стали готовить еду и чай.

Когда Сюань-цзан и его ученики поели, уже стало смеркаться. В это время появились монахи с двумя новыми вениками. Сюань-цзан очень обрадовался и только было начал с ними разговаривать, как вбежал послушник, зажег фонарь и попросил Танского монаха пойти обмыться. В это время на небе уже появились звезды и ярко светила луна. На часовой башне ударили в барабаны, отбивая часы ночной стражи.

Вот что рассказывается об этом в стихах:

Закончив омовение, Танский монах надел рубаху с короткими рукавами, подпоясался шнуром, обулся в мягкие туфли, которые носят старцы, вооружился новым веником и обратился ко всей монашеской братии с такими словами:

— Идите спать и спите спокойно; я почищу пагоду и приду к вам.

— А что, если я пойду с вами, наставник? — попросил Сунь У-кун. — Пагода полита кровавым дождем, кроме того, в ней давно не зажигались священные светильники, поэтому могла завестись разная нечисть. К тому же ночь сегодня безоблачная и ветер холодный, одному вам будет тревожно и жутко.

— Вот и отлично! — обрадовался Танский монах, охотно приняв предложение Сунь У-куна.

После этого они оба, неся веники, направились к пагоде. Сперва они вошли в главное здание и зажгли глазурные светильники. Танский монах воскурил фимиам и, совершая поклоны перед изваянием Будды, произнес:

— Я, твой скромный последователь Чэнь Сюань-цзан, получил повеление государя великого Танского государства в восточных землях направиться к священной горе Линшань, предстать перед живым Буддой Татагатой и попросить у него священные книги. Ныне я достиг государства Цзисай и нахожусь в сем монастыре, именуемом Золотое сияние. Здешние монахи рассказали мне, что пагода сия осквернена грязью и ее сияние померкло, а правитель страны заподозрил монахов в том, будто они украли золотую кровлю пагоды, и наложил на них тяжкое наказание. Трудно теперь разобраться, где правда. Я, твой верный ученик, со всей искренностью явился сюда, в эту пагоду, чтобы очистить ее от грязи, и умоляю тебя, великий мой Будда, не откажи мне в прозрении, чтобы я смог узнать причину осквернения пагоды, не допусти того, чтобы простые смертные невинно страдали и мучились.

Закончив эту молитву, Танский монах вместе с Сунь У-куном открыл дверь, ведущую на лестницу, и начал подметать, переходя с нижних ярусов на верхние.

Вот что сказано об этой пагоде в стихах:

Выметая сор, ярус за ярусом, Танский монах ко времени второй ночной стражи добрался до седьмого яруса. Он уже начал испытывать усталость.

— Отдохните, устали ведь! — сказал Сунь У-кун. — Дайте, я немного помету! — Сколько же всего ярусов в этой пагоде? — спросил Танский монах.

— Пожалуй, все тринадцать,— отвечал Сунь У-кун.

Превозмогая усталость, Танский монах твердо заявил:

— Нет, я должен сам все сделать, только так я выполню свой обет!

Он подмел еще три яруса, но тут поясница и ноги у него так заныли, что он вынужден был остановиться и сесть на пол. — Ничего не поделаешь, придется просить тебя подмести остальные три яруса,— сказал он, обращаясь к Сунь У-куну. Сунь У-кун приосанился и полез на одиннадцатый ярус.

Вскоре он уже был на двенадцатом. Он вошел во вкус и ра- ботал, можно сказать, с остервенением. Вдруг с вершины башни до него донеслись голоса. «Странно, очень странно! — подумал он. — Сейчас, должно быть, уже третья стража, кто же в такую пору может разговаривать на крыше пагоды? Не иначе, как снова какая-то нечисть. Пойду погляжу!».

И вот наш прекрасный Сунь У-кун, тихонько ступая и держа под мышкой веник, подобрал полы одежды и, подкравшись к дверям, стал всматриваться через отверстие. Посередине три- надцатого яруса лицом друг к другу сидели два оборотня. Перед ними стояли тарелка с едой, чашка и чайник. Оборотни играли в цайцюань. Проигравший пил штрафную. Сунь У-кун решил воспользоваться своими чарами, чтобы изловить их. Он отбросил веник, в руках у него появился железный посох с золотыми обручами. Держа его наготове, он заслонил выход и крикнул:

— Ну и хороши, черти проклятые. Так вот, оказывается, кто похитил богатства этой пагоды!

Оборотни опешили. Они вскочили на ноги и запустили в Сунь У-куна тарелку, чашку и чайник. Но тот отбил все это своим посохом и пригрозил:

— Если я убью вас здесь, некому будет давать показания на суде! — С этими словами он прижал оборотней концом своего посоха к стене пагоды с такой силой, что они даже пошевельнуться не смогли, будто вросли в нее.

— Пощади, пощади! — едва слышно молили они. — Мы здесь ни при чем, но мы знаем, кто похитил богатство пагоды.

Тут Сунь У-кун прибег к волшебному приему поимки и, одной рукой ухватив обоих оборотней, поволок их на десятый ярус к Танскому монаху.

— Наставник! — доложил он. — Я поймал разбойников, которые ограбили пагоду.

Танский монах только было начал дремать, но, услышав эти слова, сразу очнулся и обрадовался.

— Где же ты их изловил?

Сунь У-кун подвел оборотней ближе и заставил их встать на колени.

— Я их поймал на последнем, тринадцатом, ярусе, — сказал он. — Они там играли в цайцюань на выпивку. Я услышал, как они выкрикивали и шумели, выскочил на самую вершину пагоды и там изловил их без всяких усилий. Я мог убить их одним ударом моего посоха, но побоялся, что некому будет давать показания, а потому поймал их и живыми доставил сюда. Наставник! Вы можете допросить их, узнать, как они попали сюда и где находятся украденные богатства.

Оборотни, стоя на коленях, дрожали от страха и молили: «Пощадите!».

Затем они чистосердечно покаялись:

— Мы присланы сюда караулить пагоду царем драконов Вань-шэном с озера Лазоревые волны, что расположено на горе Каменный хаос. Моего приятеля зовут Бэньборба, а меня — Баборбэнь. Он оборотень сома, а я — угря. У моего повелителя, царя драконов, есть дочь, царевна Вань-шэн. Она прекрасна, как цветок, и свежа, как луна. Обладает всеми людскими талантами в двойной мере. Ей нашелся достойный жених, которого взяли в дом царским зятем. Зовут его Девятиголовым. Он обладает огромной волшебной силой. В позапрошлом году он явился сюда со своим тестем — царем драконов и напустил на весь город кровавый дождь, от которого потускнела пагода. После этого им удалось выкрасть пепел Будды, который здесь хранился. Между тем самой царевне удалось пробраться в высшее небо, где она украла у матери небесного царя чудесное грибовидное растение с девятью отростками, которое выращивает теперь на дне озера в своем дворце. Ныне этот дворец и днем и ночью излучает золотое сияние, которое играет всеми цветами радуги. Совсем недавно прошел слух, что какой-то Сунь У-кун направляется на Запад за священными книгами. Про него рассказывают, будто он владеет великой волшебной силой. На всем пути он следит за тем, где кто провинился, и никому не дает спуску. Вот нас и отрядили сюда следить и разведывать, где он находится, и в случае его появления немедленно сообщить, чтобы можно было принять необходимые меры!

При этих словах Сунь У-кун зло усмехнулся:

— До чего же эти выродки и скоты бесцеремонны! Так вот, оказывается, почему они пригласили Князя с головой быка на пирушку! Они хотели укрепить с ним дружбу, чтобы вместе заниматься своими грязными делишками.

Не успел он договорить, как показался Чжу Ба-цзе и с ним три молодых монаха. Все они поспешно поднялись на башню, неся два фонаря.

— Учитель, — сказал Чжу Ба-цзе, подходя к Танскому монаху. — Что ты тут делаешь? Пагода убрана, и я думаю, что пора отправляться на покой.

— Ты пришел очень кстати, — вмешался Сунь-У-кун, — оказывается, все драгоценности этой пагоды украл царь драконов Вань-шэн. А этих двух оборотней, которых я только что изловил, он выслал сторожить пагоду и разузнать, когда мы здесь появимся.

— Как их зовут? И что это за оборотни? — спросил Чжу Ба-цзе.

— Они все сами рассказали нашему наставнику. Одного зовут Бэньборба, а другого Баборбэнь. Один — оборотень сома, а другой — угря.

Тут Чжу Ба-цзе выхватил свои грабли и бросился на оборотней:

— Раз они оборотни и во всем признались, надо убить их — и все! Чего еще ждать? — крикнул он.

Но Сунь У-кун остановил его:

— Погоди! Ты еще всего не знаешь. Оставь их, пусть живут себе пока. Теперь мы сможем явиться к здешнему правителю и говорить с ним. А оборотни пригодятся нам. Они помогут найти сокровище пагоды.

Тогда Чжу Ба-цзе убрал свои грабли, и все они стали спускаться вниз, таща за шиворот оборотней, которые всю дорогу вопили: «Пощадите! Пощадите!».

— Эх, до чего же хочется поесть сома! — смеялся Чжу Ба-цзе. — А из угря можно бы наварить ухи и накормить всех невинно пострадавших монахов!

Молодые монахи тоже были очень довольны и радостно хихикали. Они вели Танского монаха под руки, освещая ему дорогу фонарем. Один из них побежал вперед сообщить всем остальным радостную весть.

— Все в порядке! Все в порядке! — кричал он. — Теперь для нас опять воссияет солнце. Только что наши спасители изловили чертей, похитивших наше сокровище.

— Несите сюда проволоку,— скомандовал Сунь У-кун. — Мы сейчас проденем ее через ключицы оборотней и привяжем их здесь, а вы их как следует стерегите. Сейчас мы ляжем спать, а завтра решим, как поступить.

Монахи, разумеется, стали сторожить чертей и дали возможность Танскому монаху и его спутникам как следует выспаться. Незаметно наступил рассвет. Танский монах проснулся и сказал:

— Я пойду с Сунь У-куном во дворец, чтобы обменять подорожное свидетельство, и скоро вернусь.

Сюань-цзан облачился в свою парадную рясу, расшитую парчой, надел шапку, приосанился и направился во дворец. Сунь У-кун тоже привел в порядок свое одеяние, набедренную повязку из тигровой шкуры и холщовый халат, достал подорожное свидетельство и отправился вслед за наставником.

— Отчего же вы не берете с собой этих оборотней? — спросил Чжу Ба-цзе.

— Погоди, мы сперва доложим о себе, а за этими двумя пришлют стражников, чтобы доставить их на суд! — отвечал на ходу Сунь У-кун.

Вся дорога до самых дворцовых ворот была застроена величавыми постройками и дворцами, украшенными красными птицами и желтыми драконами.

Дойдя до восточных ворот главного дворца, Танский монах вежливо поклонился начальнику караульной стражи и обратился к нему с такими словами:

— Осмелюсь побеспокоить тебя, господин мой, просьбой. Передай, пожалуйста, правителю, что я хочу его лично повидать и попросить засвидетельствовать мое проходное свидетельство. Я, бедный монах, из великого Танского государства в восточных землях и по повелению моего императора иду за священными книгами.

Начальник стражи отправился докладывать правителю и, приблизившись к трону, сказал:

— У ворот дворца стоят два монаха. Они совершенно непохожи на наших. Говорят, что явились с материка Джамбудвипа, где находится Танское государство, и идут на Запад за священными книгами по велению самого Танского императора. Они хотят лично повидать тебя, мой царь и повелитель, чтобы ты им засвидетельствовал проходное свидетельство.

Правитель выслушал его и велел ввести монахов.

Наставник повел за собой Сунь У-куна ко двору. Все гражданские и военные чины пришли в ужас при виде Сунь У-куна. Одни говорили, что это обезьяна в образе монаха, другие находили, что он точь-в-точь похож на бога Грома. У всех бегали мурашки по спине и никто не осмеливался подолгу рассматривать Сунь У-куна. Сюань-цзан подошел к ступенькам трона и совершил церемонный поклон, а Сунь У-кун отошел в сторону, скрестил руки на груди и даже не пошевельнулся.

Танский монах обратился к правителю царства Цзисай:

— Я, бедный монах,— начал он, — явился сюда с южного материка Джамбудвипа, на котором расположено государ- ство моего повелителя, Танского императора. Он послал меня на Запад в страну Индию, чтобы я предстал перед Буддой в его храме Раскатов грома, поклонился ему и попросил у него священные книги. Путь мой лежит через твое уважаемое государство, но я не смею пройти его самовольно. У меня есть при себе проходное свидетельство, которое прошу тебя засвидетельствовать и разрешить мне продолжить путь.

Правитель с радостью выслушал Танского монаха, велел провести его в парадный зал с золотыми колокольцами и усадил в кресло, расшитое дорогими вышивками. Войдя в зал, Танский монах обеими руками вручил проходное свидетельство правителю, после чего поблагодарил его за милость и лишь теперь решился сесть в присутствии государя.

Правитель ознакомился с проходным свидетельством и очень обрадовался.

— Когда твой правитель, государь великого Танского царства, тяжело заболел, ему посчастливилось найти тебя, высокочтимого монаха, который не испугался трудностей далекого пути и смело отправился на поклон к Будде за священными книгами. А вот у меня здесь монахи — негодяи и разбойники: только и помышляют о том, как бы погубить государство и свалить с трона своего повелителя.

При этих словах Танский монах молитвенно сложил руки и воскликнул:

— Откуда же тебе известно, что у твоих монахов столь преступные помыслы?

— Представь себе, что это так! — отвечал правитель. — Должен тебе сказать, что мое царство раньше занимало первое место среди всех прочих государств в западных землях. Сюда постоянно ездили чужеземцы из разных стран с богатыми дарами. И все наше благополучие зиждилось на монастыре Золотое сияние, вернее, на его замечательной пагоде с золотой кровлей. Она днем и ночью излучала дивное сияние, разноцветными лучами возносившееся к небу. Но вот совсем недавно разбойники-монахи этого монастыря тайком похитили все сокровища пагоды, и уже третий год как пагода потускнела и не излучает дивного сияния. Поэтому чужеземцы перестали являться сюда со своими приношениями. Ух, и зол же я на этих монахов!

Танский монах снова сложил ладони рук и сказал:

— Желаю тебе многих лет царствования! Но позволь мне напомнить тебе мудрое изречение: «Незначительная ошибка может привести к серьезному заблуждению»! Я, бедный монах, вчера поздно вечером прибыл в твою благословенную страну и как только вошел в ворота, увидел целую толпу жалких монахов, их было более десяти человек,— все с колодками на шее. Я спросил их, за что они наказаны, и монахи рассказали мне, что живут в монастыре Золотое сияние и страдают совершенно невинно. Я отправился к ним в монастырь, тщательно все проверил и убедился, что эти бедные монахи действительно ни в чем не повинны. Ночью я занялся уборкой пагоды, и мне удалось изловить тех чертей-разбойников, которые похитили все сокровища пагоды.

Правитель государства очень обрадовался.

— Где же эти разбойники? — живо спросил он.

— Они связаны и находятся в монастыре, — отвечал Танский монах.

Правитель тотчас же велел выдать золотую табличку, на которой был приказ:

«Немедленно повелеваю страже отправиться в монастырь Золотое сияние, взять чертей-разбойников, привязанных проволокой, и доставить сюда для допроса».

Тогда Танский монах снова заговорил:

— Желаю тебе десять тысяч лет царствовать! — начал он. — Прошу тебя послать с ними и моего ученика: так будет более надежно.

— А где твой ученик? — спросил повелитель.

Танский монах указал на Сунь У-куна:

— Вон стоит в стороне, у яшмовой лестницы.

Повелитель взглянул на Сунь У-куна и в сильном испуге произнес:

— Как же это у тебя, благообразного монаха, такой страшный ученик?

Сунь У-кун услышал эти слова и громко ответил:

— Ваше величество! Нельзя судить о человеке по его на ружности, так же как глубину моря нельзя измерить ведрами! Хотел бы я посмотреть, как благообразные, которые вам так нравятся, изловили бы чертей-разбойников?

Тут правитель успокоился и повеселел:

— Ты совершенно прав, — сказал он, — для меня важнее всего изловить похитителей и вернуть драгоценности пагоды, а у кого какой вид — мне безразлично.

После этого он велел подать придворный паланкин, приказал страже усадить туда со всякими почестями ученика Танского монаха и отправиться вместе с ним за разбойниками.

Большой придворный паланкин был подан моментально вместе с огромным желтым зонтом. Начальник стражи отрядил почетную стражу из старших и средних чинов дворцовой охраны; восемь носильщиков подняли паланкин с Сунь У-куном, а восемь сменных носильщиков побежали рядом, прокладывая путь в толпе зевак и разгоняя их грозными окриками. Процессия проследовала прямо в монастырь Золотое сияние. Весь город встревожился, и улицы были запружены народом: всем хотелось поглядеть на диковинного монаха и чертей-разбойников.

Чжу Ба-цзе и Ша-сэн услышали крики охраны, разгонявшей толпу, и решили, что за ними едут гонцы от правителя государства. Они поспешили навстречу, но оказалось, что это прибыл Сунь У-кун, восседая в придворном паланкине. Дурень Чжу Ба-цзе не удержался и прыснул со смеху.

— Братец! — насилу проговорил он, задыхаясь от смеха. — Наконец-то ты в своем настоящем облике.

Сунь У-кун слез с паланкина, опираясь на Чжу Ба-цзе, и строгим тоном спросил его:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну как же? — продолжал смеяться Чжу Ба-цзе. — Тебя несли сюда под желтым зонтом в роскошном паланкине восемь носильщиков. Разве это не царские почести? Вот почему я и сказал, что ты предстал в своем настоящем виде.

— Ну, полно тебе смеяться, — строго осадил его Сунь У-кун.

Затем он отвязал обоих оборотней и передал их страже.

Тут Ша-сэн обратился к Сунь У-куну с просьбой:

— Братец, ты и меня взял бы с собой во дворец! Возьми, а?

— Нет, оставайся лучше здесь и стереги нашу поклажу и коня, — отвечал Сунь У-кун.

Но монахи поддержали Ша-сэна:

— Ступайте все вместе, почтенные монахи! — заговорили они. — Пусть вас облагодетельствует наш повелитель. А мы тут за всем присмотрим и сбережем все в полной сохранности!

— Ну, раз так, — сказал Сунь У-кун, — пойдемте все вместе к повелителю и попросим его освободить вас.

Чжу Ба-цзе схватил за шиворот одного оборотня, Ша-сэн — другого, Великий Мудрец Сунь У-кун сел в паланкин, и эта необычная процессия направилась во дворец.

Вскоре они достигли яшмовых ступеней трона, и Сунь У-кун доложил правителю:

— По вашему повелению разбойники доставлены во дворец. Правитель сошел с трона и в сопровождении Танского монаха, а также своей многочисленной свиты из гражданских и военных чинов вышел поглядеть на оборотней. Один из них был с острой свирепой мордой, черной спиной и острыми клыками, а другой — толстобрюхий, гладкий, с огромным ртом и длинными ушами.

Хотя у них были ноги, и они могли передвигаться на них, но по всему было видно, что это не люди.

— Откуда вы взялись, разбойники? — спросил их повелитель. — Где ваше пристанище? Давно ли занимаетесь грабежом в моем царстве? В каком году похитили сокровища моей пагоды? Сколько вас всех в вашей шайке? Как зовут? Отвечайте на все без утайки!

Оборотни опустились на колени перед повелителем. У каждого из них из шеи сочилась кровь, но они, видимо, не ощущали никакой боли.

— Три года тому назад, — начали рассказывать оборотни, — в первый день седьмого месяца появился недалеко отсюда, примерно в ста десяти ли, царь драконов по прозванию Мудрейший, который поселился в этом государстве, в юго-восточной окраине, со всеми своими многочисленными сородичами. Там есть озеро, которое зовется Лазоревые волны. Оно расположено на горе Каменный хаос. У царя драконов есть дочь необыкновенной красоты, которая пленяет всех. Ей подыскали жениха, и он вошел зятем в дом царя драконов. Зовут его Девятиголовый. Нет равных ему в различных чарах и волшебствах. И вот, узнав про чудеса твоей драгоценной пагоды, он вместе со своим тестем, царем драконов, ограбил ее. Сперва они напустили кровавый дождь, а потом уже выкрали из пагоды пепел Будды. Сокровища пагоды хранятся теперь во дворце царя драконов, а царевне к тому же удалось выкрасть у матери небесного владыки грибовидное растение, которое она выращивает на дне озера. Мы сами — мелкие сошки и состоим на службе у царя драконов. Он послал нас сюда на разведку. Сегодня ночью нас схватили. Вот все, что мы можем показать; и это сущая правда!

— А почему вы скрываете свои имена? — спросил правитель. Один из оборотней отвечал:

— Меня зовут Бэньборба, а его Баборбэнь. Я оборотень сома, а он — угря.

После этого правитель приказал стражникам отвести оборотней в тюрьму и издал указ, в котором говорилось:

«Помиловать монахов монастыря Золотое сияние и снять с них колодки и цепи. Велеть стольничьему приказу устроить пиршество во дворце Цилиня в честь благочестивых монахов, изловивших разбойников. Предлагаю всем обратиться с просьбой к праведным монахам изловить главарей разбойников».

Тотчас по получении этого указа были приготовлены всевозможные постные и скоромные яства. Правитель государства пригласил Танского монаха и его спутников во дворец Цилиня, где вступил с ним в дружескую беседу.

— Как величать вас? — учтиво спросил он Танского монаха.

Тот почтительно сложил руки и ответил:

— Меня, бедного монаха, зовут по фамилии Чэнь. Монашеское имя мое — Сюань-цзан. Мой государь удостоил меня высокой чести носить ту же фамилию, что и его династия. Прозвище мое «Трипитака».

— А как величать твоих уважаемых учеников? — спросил вслед за тем повелитель государства.

— У моих учеников нет еще заслуженных прозвищ, — отвечал Танский монах. — Старшего зовут Сунь У-кун, второго — Чжу У-нэн, а младшего — Ша У-цзин. Эти имена были пожалованы им бодисатвой Гуаньинь, богиней, которая обитает на Южном море. Когда они признали меня своим учителем и изъявили желание быть спутниками-последователями, я стал звать их так: Сунь У-куна — Странником-богомолом, Чжу У-нэна — Чжу Ба-цзе — блюстителем восьми заповедей, а Ша У-цзина — просто монахом.

Правитель выслушал Сюань-цзана, а затем предложил ему занять почетное место на пиру. Сунь У-кун сел слева от наставника, а Чжу Ба-цзе и Ша-сэн — справа. Гостям были поданы исключительно постные блюда и закуски, фрукты и чай. Место выше Сюань-цзана занял правитель, которому были поданы скоромные угощения. Ниже более ста мест были уставлены тоже скоромными блюдами. Там разместились гражданские и военные чины.

Сановники поблагодарили государя за проявленную милость, покаялись в ложном обвинении монахов и затем заняли свои места.

Правитель поднял бокал, но Танский монах не осмелился выпить и распивал слабое вино со своими учениками. Внизу играл оркестр, состоящий из струнных и духовых инструментов. Это был оркестр придворной музыкальной школы.

Посмотрели бы вы, читатель, как вел себя Чжу Ба-цзе! Кажется, он дал полную волю своему неумеренному аппетиту. Он поглощал разные блюда с жадностью голодного волка или тигра. Всю еду и фрукты, которые стояли неподалеку от него, он съел один. Вскоре подали дополнительные блюда, но он опять накинулся на них, словно еще ничего не ел, и очистил все блюда без остатка. Он ни разу не отказывал разносящим вино ни в единой чарке. Веселый пир продолжался весь день почти до самого вечера. Танский монах поблагодарил за богатое угощение. Правитель государства стал упрашивать его остаться.

— Этот пир был устроен в знак благодарности за поимку оборотней-разбойников, — сказал он.

Затем он велел стольничьему приказу:

— Живей приготовьте угощение во дворце Цзяньчжангун. Там мы обратимся к праведному монаху еще с одной просьбой — изловить главарей разбойников и придумать способ, как вернуть драгоценности, похищенные из пагоды.

— Если вы хотите, чтобы мы изловили главарей разбойников, то для этого вовсе не нужно устраивать еще один пир, — сказал Танский монах. — Позвольте нам на этом закончить праздник, поблагодарить за угощение и распрощаться с вами. Мы сейчас же отправимся на поимку главарей!

Но правитель ни за что не соглашался. Он во что бы то ни стало хотел отправиться во дворец Цзяньчжангун и снова сесть за стол с яствами. Пришлось последовать за ним. Поднимая полную чару с вином, он сказал:

— Кто из вас, праведные монахи, возглавит мое войско для покорения и поимки главарей разбойников?

Танский монах подсказал:

— Пусть идет мой старший ученик и последователь Сунь У-кун.

Великий Мудрец сложил руки в знак согласия и вежливо поклонился.

— Сколько же тебе понадобится людей и коней, если ты, уважаемый Сунь У-кун, решил отправиться в этот поход? И когда ты думаешь покинуть город? — спросил правитель.

Тут Чжу Ба-цзе не вытерпел и закричал во весь голос:

— Для чего ему люди и кони и зачем устанавливать определенное время? Разрешите мне с моим старшим братом Сунь У-куном прямо с этого пира, пока мы сыты и пьяны, отправиться за главарями разбойников и приволочь их сюда своими руками!

Танский монах очень обрадовался.

— Ну, Чжу Ба-цзе,— сказал он, — ты за последнее время стал очень старательным!

— Раз на то пошло, — добавил Сунь У-кун, — то пусть Ша-сэн остается здесь и охраняет нашего наставника, а мы вдвоем живо слетаем и мигом явимся обратно.

— Как же так? — удивился правитель государства, — вы не хотите брать с собой ни людей, ни коней! Может, вам пригодится какое-либо оружие?

— Ваше оружие, — засмеялся Чжу Ба-цзе, — нам не пригодится. У нас есть свое.

Правитель государства, услышав это, возликовал, поднял огромный кубок с вином и стал прощаться с обоими монахами.

— Нет, пить больше нельзя! — отказался Сунь У-кун. — Прошу тебя, прикажи стражникам выдать нам обоих чертей. Мы их возьмем с собой в качестве проводников.

Правитель отдал соответствующее распоряжение, и просьба Сунь У-куна была тут же исполнена. Каждый монах схватил по оборотню, и вместе с ними, уцепившись за порыв ветра, монахи исчезли из виду, направившись прямо на юго-восток. О читатель! Вы и представить себе не можете, как были поражены правитель и его свита, когда увидели это чудо, свершившееся перед их глазами. Теперь только они вполне убедились, что имеют дело не с простыми монахами, а с праведным наставником и его учениками.

Если вы хотите знать, удалось ли им поймать главарей разбойников и каким образом, то прочтите следующую главу.