Путешествие в мятежный Тибет

Успел только чудом

За те 13 лет, что я связан с Тибетом, среди тибетцев у меня
появилось много друзей и хороших знакомых. Трагическая и героическая
история этого народа давно уже известна мне не только по страницам книг.

Направляясь в Тибет в марте, я помнил, что на это время приходится 50-я
годовщина антикитайского тибетского восстания (март 1959 г.). Проблемы
были неизбежными, но научные интересы не позволяли изменить график
экспедиции. В столицу Северовосточного Тибета (ныне провинция Цинхай
КНР) — Синин — я прибыл 13 марта. Я успел просто чудом: власти КНР в
это время уже запретили въезд иностранцев на тибетские территории.
Напряженность нарастала на глазах. Монастырь, в гостинице которого я
поселился, был наводнен полицейскими.

Сердце тибетского народа — религия. Тибетцы — горцы, и от природы
обладают далеко немирным характером. Буддизм устранил из него
агрессивность, сохранив самоуважение и чувство достоинства. В
буддийских монастырях живут и учат тибетские святые-перерожденцы, здесь
сосредоточена ненавистная властям КНР духовная сила тибетского народа.
Именно монастыри в первую очередь они стараются держать под контролем и
блокировать в случае народных выступлений.

“Вы не можете ехать дальше”

Видя ухудшение ситуации, я поспешил за нужным мне текстом в один из
монастырей на территории голоков — самой непокорной тибетской
народности. Из Синина туда ведут две дороги — прямая (около 350 км) и
кружная (более 700 км). Обе проходят перевалы, ряд из которых лежит
выше 4500 м. По прямой дороге на легковом такси мне удалось пройти
около 150 км. Путь преградил китайский блокпост. По обе стороны дороги
были сооружены брустверы из мешков с песком. За каждым из них
красовались по два солдата с автоматами наперевес. На трассе был
установлен шлагбаум. Полицейские останавливали весь транспорт,
допрашивали проезжающих и переписывали данные их документов. Самое
пристальное внимание вызывали люди в монашеских одеяниях.

Полицейские были практически поголовно этническими тибетцами. Это были
тибетские “полицаи” – люди, прячущие виноватые глаза за нарочито
оживленным и самоуверенным поведением.

Особенно неприглядна их служба во время тибетских выступлений за свободу своей страны.

Полицаи позвонили начальству насчет оказавшегося здесь русского. “Вы не
можете ехать дальше” — было сообщено мне. При этом никаких объяснений.
Китайцы боятся того, что иностранцы увидят подлинное положение в
Тибете. На рейсовом автобусе по кружной трассе мне удалось пройти около
500 км. На крупном блокпосту в салон автобуса вошел автоматчик и
пригласил пройти в палатку. Полицаи сообщили мне знакомое: “Вы не
можете ехать дальше”. Тибетцев, вызвавших особое подозрение, полицаи
фотографировали.

На нелегальном положении

По возвращении в монастырь, в котором проживал, я обнаружил, что на
всех подъездах к нему дежурят полицейские машины. Служащий гостиницы
рассказал, что полицейские искали меня и сообщили хозяину гостиницы,
что я не могу проживать в ней. Тщательно проверяя “хвосты”, я отыскал
рядом с монастырем маленькую гостиницу, где столковался с ее
хозяином-китайцем.

Понимая, что рискует, он все же “купился” на деньги: для нищего,
полуголодного населения КНР и 20 юаней в сутки — большой доход. Жил я
“нелегально” — данные моего паспорта хозяин не записывал.

Вскоре полиция задержала меня в монастыре. Каждая страница моего
паспорта была сфотографирована. От разговора по душам я уклонился,
сообщив полицейским на чистейшем местном диалекте китайского языка, что
ровным счетом ничего не понимаю по-китайски.

Формальных претензий ко мне и моим документам не было, и на этом мы
расстались. Все последующее время слежка велась совершенно открыто.
Своих друзей в монастыре я посещал теперь лишь после наступления
темноты. Приходилось тщательно оберегать от полиции свое место
проживания, чтобы не искать одну гостиницу за другой.

Все дороги блокированы

Мобильная телефонная связь стала единственным способом получить
достоверную информацию о происходящем на тибетских территориях. Мы
узнали, что первыми восстали непокорные голоки.

Затем поднялись кампа — тибетцы из Кама (Восточный Тибет, ныне входит в
провинцию Сычуань КНР). В Центральном Тибете (ныне Тибетский автономный
район — Сицзан) тибетцы смогли подняться лишь в самом конце марта —
настолько много войск было введено сюда еще в первой половине месяца.
Все прочие нужные мне по плану экспедиции места находились в пределах
пешей доступности. Проходить к ним приходилось теперь не дорогами, а
горными тропами: все перекрестки дорог были блокированы полицией и
войсками.

Ни по одному каналу телевидения КНР в новостях ни разу не было даже
упоминания о введении войск на тибетские территории, о фактическом
переводе их на военное положение и о выступлениях тибетцев. Новостные
выпуски на канале Сицзана (XZ TV) являли собой серии одного
бесконечного действа — партконференции, проходившей в Лхасе все дни
волнений.

Пять-шесть китайских и тибетских партократов пекинского и лхасского
розлива и три китайских генерала по очереди нудно вещали с трибуны об
успехах коммунистического Сицзана.

Завершались новости показом тибетских народных песен и плясок перед
участниками конференции. Прочие места громадного зала театра заполняли
примерно в равной пропорции зеленые, как кузнечики, в своей форме
солдаты НОАК (Народно-освободительная армия Китая) и тибетцы-статисты в
национальных одеждах. Солдатики слаженно хлопали в ладоши. Тибетцы
механически, как куклы, размахивали из стороны в сторону маленькими
флажками КНР. Тибетянки круговыми движениями трясли многометровыми
хадаками (тибетский ритуальный шелковый шарф), растянутыми на всю длину
рядов зала.

Киноложь о счастье

Интервалы между выпусками новостей на XZ TV заполняли пропагандистские
документальные фильмы и серии бесконечного “киномыла” из тибетской
жизни середины XX века. Документальных фильмов было не больше 5—7, и
они постоянно повторялись. На канале провинции Цинхай и еще на 2—3
каналах также крутились эти документальные фильмы.

Киноложь о счастье тибетцев в составе КНР была построена с подкупающей
детской непосредственностью и прямолинейностью. Работала одна схема:
как было плохо и как стало хорошо. Голос диктора комментирует кадры
хроники: “Это вот Лхаса в 1956 г. — очень маленький город” и затем
съемку новых китайских кварталов — “А это Лхаса в 2009 г. — большой
современный город”.

На кадрах хроники — переправа через реку на весельной лодке. Затем
съемка наших дней — старый тибетец не может сдержать слезы счастья,
стоя на современном мосту. Показаны палатки из ячьей шерсти
тибетцев-кочевников (никуда не исчезнувшие из тибетского быта) и следом
— современные кирпичные деревенские дома. “Раньше дом был маленький,
теперь просторный” — объясняет с экрана старая тибетянка. Очень
дозированно появляются в кадре иностранцы. Три европейца по очереди
рассказывают, что в современной Лхасе люди счастливы: здесь есть такси
и развивается бизнес.

Важнейшей для китайских идеологов была задача убедительного показа
того, как КНР освободила тибетцев от самих тибетцев. Кадры хроники
тщательно отобраны. Счастливые тибетцы аплодируют колоннам НОАК,
вступающим в Лхасу. Старая тибетянка надевает хадак на портрет Мао.
Солдаты НОАК плечом к плечу с тибетскими крестьянами обмолачивают
зерно, строят дома, убирают урожай и пр. Идеологически верных эпизодов
нашли очень мало: одни и те же кадры хроники повторялись через 7—8
минут. Массовое разрушение китайцами тибетских монастырей и храмов
обойдено абсолютным молчанием, но незначительный современный ремонт
старейшего храма Лхасы Джокана составил отдельный сюжет.

Родина-мать Китай

Связь времен осуществлял постоянно повторяемый монтаж: первое поднятие
флага КНР напротив Поталы в Лхасе на кадрах кинохроники плавно
переходит в современную съемку данного вида.

Неразрывную связь Сицзана с Родиной-матерью символизировал другой
монтаж: флаг КНР напротив Поталы превращается в главный флаг КНР в
Пекине.

Во всех этих фильмах ни слова не было не сказано ни о бегстве
Далай-ламы в 1959 году в Индию, ни о последовавшем за этим
антикитайском тибетском восстании и его подавлении.

Следом за кадрами о входе войск НОАК в Лхасу в 1951 году сразу
показывался современный счастливый Тибет во всех видах. В конце марта
на XZ TV стали появляться сюжеты с критикой Далай-ламы. 26 марта здесь
даже показали какого-то старика-тибетца, заявившего: “Далай. А что
Далай? Далай — в Индии. А мы в КНР счастливо живем”.

Ни слова в эти дни в китайских СМИ не говорилось об Амдо и Каме, а ведь
на этих исконных тибетских территориях, также жесточайшим образом
завоеванных КНР, проживает большая часть тибетцев. Речь шла только о
Сицзане.

В начале апреля поездом “Лхаса—Пекин” я направился из Синина в столицу
КНР. В поисках подозрительных элементов по составу постоянно
курсировало трио полицейских чинов. Один делал любительские
фотопортреты, другой переписывал данные документов,
китаянка-дознавательница заводила разговоры. Я был несколько раз
сфотографирован, а данные моего паспорта тщательно переписаны.
Посмеявшись над страхом ханьцев перед тибетцами и иностранцами, я
сообщил дознавательнице, что беседа с ней не входит в мои планы.

В Пекине поразило обилие полицейских нарядов и машин. Центр города был
полностью оцеплен. Патрульные машины с включенными маячками дежурили на
перекрестках круглосуточно. Было очевидно, что любовь тибетского народа
к китайцам требует от последних немалых жертв.А.С.