Водитель джипа оценивает нас в то время, когда мы садимся в машину. Мой помощник – здоровый юный израильтянин, значит с деньгами — это я. Он спрашивает на ломаном английском «Девочку?» Нет. Никаких девочек. Отвезите нас к…
#img_left#«Мальчика-леди? Кикбоксёра?» Нет. Никаких гомосексуалистов, никаких боксеров, спасибо. Может быть я выгляжу потеющим белым (Kaukasier), среднего возраста с животиком, но я приехал сюда… собственно я собираюсь навестить китайскую женщину из переулка. Она расскажет мне интимные истории — об унижении, пытках и насилии. Стыдное в этом то, что я после около 50 таких интервью с беженцами из китайских исправительно-трудовых лагерей больше не могу нормально их слушать.
Я в Бангкоке, потому что последователи Фалуньгун* — движения, возродившего буддийские ценности и преследуемого Пекином, — стремятся на юг, если им удалось сбежать из Китая. Те у кого нет паспортов пробираются на мотоциклах через Бирму. Некоторых опрашивают уполномоченные ООН, у немногих берет интервью пресса, хотя вышедшие из китайских исправительно-трудовых лагерей охотно рассказывают и даже постоянно проявляют желание рассказать свои истории.
Во время беседы с китайской женщиной из переулка мои вопросы уводят от того, о чем она хочет говорить — о вере и преследовании — к тому, о чем она едва припоминает, что кажется неважной частью пережитого: укол, ощупывание живота, рентген, анализ мочи — медицинские исследования, которые позволяют сделать вывод о пригодности пленников для извлечения внутренних органов.
Мои расследования начались более года тому назад, когда я услышал рассказ одного китайского мужчины среднего возраста в Центре общины в Монреале. Его имя Ван Сяохуа. Кроме пурпурного пятна, протянувшегося от его лба по всему лицу, он, скорее, неприметный человек с мягким голосом.
Он описывал сцену: около 20 мужчин-практикующих Фалуньгун стоят перед убранным зимним полем, окруженные двумя вооруженными эскортами. Вместо того чтобы собирать камни или разбрызгивать средство от сорняков, полицейские устроили своего рода экскурсию. Это было как отпуск. Большинство заключенных Вану были не знакомы. Здесь, в исправительно-трудовом лагере Юньнань № 2, строго следили за тем, чтобы практикующие Фалуньгун в каждой камере были в меньшинстве, и могли быть третированы настоящими преступниками.
Практикующим Фалуньгун нельзя разговаривать. Нельзя также и тогда, когда охранники делают знак идти. Его взгляд блуждал от красной земли, покрытой соломой и человеческими экскрементами, к небольшим горам на горизонте. Что бы не произошло, Ван знал, у них нет никакого страха.
Через 20 минут вдали он увидел сияющее здание — это могло быть больницей, подумал Ван. Лето 2001 года на юге Китае было жестоким. После месяцев работы под палящим солнцем на бритой голове Вана образовалась сильная инфекция. Может быть потом ему стало лучше, или он просто уже привык. Во всяком случае, только лишь при пробуждении он чувствовал теплый прогорклый смрад на его гниющем черепе.
Ван прервал тишину, спросив полицейского охранника, не больница лагеря ли виднеется там впереди. Охранник отвечал односложно: «Ты знаешь, мы очень заботимся о вас. Поэтому мы ведем вас на медицинское обследование. Посмотрите, как хорошо партия к вам относится. Такого обычно не происходит в исправительно-трудовых лагерях».
В больнице у практикующих Фалуньгун, построив их рядами, взяли щедрые пробы крови. Потом собрали мочу для анализа, электрокардиограмму, рентген области живота, тест глаз. Когда Ван показал на свою голову, врач пробормотал что-то вроде того, что все в пределах нормы и обратился к следующему. По дороге назад в лагерь заключенные чувствовали облегчение, даже были немного ободрены. Несмотря на все пытки, которые им приходится переносить и ужасные условия, теперь даже правительство может признать, что практикующие Фалуньгун здоровы.
«Они никогда не узнали о результатах этого медицинского обследования», — сказал Ван, и улыбка промелькнула на его лице. Это не его вина. Он выжил.
Я беседовал с Ваном в 2007 году, это было одно из 100 интервью для книги о конфликте между Фалуньгун и китайским государством. История Вана не нова. Два канадских адвоката по правам человека Дэвид Килгур и Дэвид Мэйтас уже представили ее и много других случаев в отчете «О проверке утверждений об извлечении внутренних органов последователей Фалуньгун в Китае», доступном в интернете и опубликованном в 2006 году.
Когда я брал интервью у Вана, у меня было желание снять шляпу перед теми, кто провел тщательное расследование. Я не ожидал, что продолжая брать такие интервью, я услышу похожие истории, также и не ожидал обнаружить, что насильственное извлечение органов у практикующих Фалуньгун так распространилось. Я ошибался.
Фалуньгун приобрел популярность в Китае к концу 1990-х годов. По разным причинам — может быть потому, что число членов этой духовной практики превосходило численность членов коммунистической партии Китая, или так как наследие Тяньаньмэнь не было определено, или потому, что вдруг 70 миллионов людей встали на путь духовных поисков (а не поиска денег) — партия решила их уничтожить. В 1998 году компартия аннулировала лицензии предпринимателей, последователей Фалуньгун. В 1999 году последовали массовые аресты, изъем имущества и пытки. После того, как в 2000 году движение ответило тем, что начало активно рассказывать о преследовании мировой общественности, протестовало на площади Таньаньмэнь, вмешалось в программу телевещаний страны, стала повышаться официальная цифра смертей, достигнув 3 000 подтвержденных случаев, наступивших в результате пыток, казней и не оказанной своевременно помощи в период до 2005 года.
В то время исходили из цифры 100 000 практикующих Фалуньгун, которые находились в заключении китайской уголовной системы. Как и многие цифры, приходящие из Китая, это приблизительные оценки, которые оставались неточными, несмотря на утверждения и контрутверждения. Один пункт оставался вне дискуссий: подавление Фалуньгун вышло из-под контроля. Аресты, приговоры, все что происходило в предварительных заключениях, психиатрических заведениях и исправительно-трудовых лагерях, не следовало никаким установленным правовым нормам или закону. Как акт пассивного протеста или же просто по причине нежелания причинения хлопот своим семьям, практикующие перестали называть свои имена, называя себя просто «практикующий» или «Ученик Дафа». Когда их спрашивали, из какого они города, они отвечали — «Вселенная». Об этих безымянных, которых семьи не могли найти или заступиться за них, о них нет никакой статистики.
В начале 2006 г. всплыли первые сообщения о хирургических изъятиях внутренних органов у живых заключенных, осознающих то, что эта процедура их убьет — у последователей Фалуньгун на северо-востоке Китая. Сообщения вызвали только тихий шторм в кругах правозащитников, хотя факты имели место.
Харри Ву, китайский диссидент, основатель фонда Лаогай, уже собрал бесчисленные доказательства того, что после смертной казни преступников китайское государство продавало их почки, печень, глазную роговицу и другие части тела китайцам и иностранцам, каждому, кто мог заплатить. Эта практика началась в 1980-х. К середине 1990-х, с использованием разработанного в Китае медикамента против отвержения органа организмом, сделки получили мировой размах. Мобильные станции-автобусы по изъятию органов, принадлежащие армии, обычно припаркованы в местах казней, чтобы гарантировать военным госпиталям первоочередное обеспечение. Это не было тайной. Бывший китайский полицейский, простой деревенский человек, рассказал, как по просьбе друга одного из осужденных на смерть, он открыл заднюю дверь такого автобуса и открыл замок мешка с трупом. Грудная клетка убитого была пустой.
(продолжение следует)
Этан Гутманн. Великая Эпоха
