Шестидесятые годы прошлого 20-го века ознаменовались ярой антирелигиозной пропагандой, и никто из наших преподавателей не посмел тогда проговориться, что этот ученый, наряду с профессорским званием, имел высокий священнический сан Архиепископа.
Да если бы мы и узнали тогда об этом, то вряд ли, зашоренные материализмом, с духовностью, выхолощенной идеями атеизма, смогли бы оценить такое сочетание званий. Ведь до понимания Великого надо дорасти. Но вот пришло время…
Родился Валентин Феликсович в 1877 году в г. Керчи в дворянской семье. В 1903 году окончил медицинский факультет Киевского университета, “имея целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям”. В те годы огромным бедствием в России была трахома. Множество ослепших людей, жертв этой болезни, вереницами ходили по дорогам, прося подаяния. Выпускник университета, обладая врожденным милосердием, счел необходимым научиться в глазной клинике операциям на глазах.
“Более того, чтобы помочь большему количеству больных, для которых не хватало мест в клинике, он превратил свою квартиру в лазарет, – вспоминала его сестра, – больные лежали в комнатах как в палатах. Валентин лечил их, а мама кормила”. Этот опыт пригодился ему по жизни. Не одной сотне слепых он возвращал зрение, порой в полевых условиях. В том же 1903 году, с началом русско-японской войны, Войно-Ясенецкий направляется в военно-полевой госпиталь близ Читы. Не имея специальной подготовки по хирургии, он (с хорошими результатами) сразу стал делать крупные операции на костях, суставах, черепе.
После войны молодой врач заведовал городской больницей в Симбирской губернии, где стал оперировать по всем разделам хирургии и офтальмологии. Уже тогда он понял опасность общего наркоза, нередко превосходящую опасность самой операции и стал разрабатывать опыт местной анестезии. Эти работы сложились в научный труд.
В 1916году, живя в городе Переяславле, В.Ф. Войно-Ясенецкий защитил докторскую диссертацию в Москве. Интересен отзыв его оппонента при защите – профессора Мартынова: “Мы привыкли к тому, что докторские диссертации пишутся обычно на заданную тему, с целью получения высших назначений по службе, научная ценность их невелика, но когда я читал Вашу книгу, то получил впечатление пения птицы, которая не может не петь, и высоко оценил её”.
За эту работу Варшавский университет присуждает ему крупную премию “За лучшее сочинение, прокладывающее новый путь в медицине”.
Прирожденный ученый вскоре приступает к другой работе из области гнойной хирургии, по которой очень мало давали знаний медицинские факультеты. Как исследователь он ставит задачу глубокого, самостоятельного изучения диагностики и терапии гнойных заболеваний. Всё это вылилось в написание фундаментального труда «Очерки гнойной хирургии». «И тогда, – пишет ученый, – к моему удивлению, у меня появилась неотвязная мысль: когда книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа. Быть священником мне и во сне не снилось, но неведомые пути жизни нашей вполне известны всемогущему Богу уже, когда мы – во чреве матери».
Началась Первая мировая война. Войно-Ясенецкий заведовал в Переяславле госпиталем для раненых, а в 1917 году получил приглашение в Ташкент на должность хирурга и главного врача крупной городской больницы.
-2-
Здесь его настигла революция со смутами, мятежами и расстрелами. Работая в Ташкенте, профессор узнал, что здесь существует церковное братство при соборе. Он стал посещать собрания и, не имея богословского образования, проводил там серьезные беседы, ещё не зная, что они станут началом его огромной проповеднической деятельности в будущем. Слушая его речи, епископ Ташкентский и Туркменский Иннокентий сказал: «Доктор, Вам надо быть священником».
«Эти слова я принял, как призыв Божий устами архиерея, и ни минуты не размышляя, ответил: «Хорошо Владыка, буду священником, если это угодно Богу». В ближайшее воскресенье, во время литургии профессор был посвящен в чин дьякона.
Это произвело сенсацию в Ташкенте. Будучи далёкими от религии, не понимая его поступка, к нему пришёл один из профессоров с большой группой студентов. «Что поняли бы они, если бы я им сказал, что при виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом нашим Иисусом Христом, моё сердце громко кричало: не могу молчать!». Через неделю, в следующее воскресенье, профессор Войно-Ясенецкий был рукоположен во иерея и стал отцом Валентином. Это было в 1921 году.
Отцу Валентину пришлось совмещать свое священство с заведованием кафедрой ‘Топографической анатомии и оперативной хирургии” в Ташкентском университете, чтением лекций студентам и работой главным хирургом в городской больнице.
Лектором он был превосходным, слушать его приходили студенты во множестве и не только с медицинских курсов. Профессор читал лекции в рясе и с крестом на груди. С весны 1923 года усилилось гонение на церковь, для ее раскола изнутри ГПУ изобрело так называемую «живую церковь». Разоблачая «живоцерковство», отец Валентин говорил на допросе в ГПУ: «Христову правду попирает тот, кто, прислуживаясь к советской власти, покровом церкви освящает и покрывает все её деяния».
В сан епископа отец Валентин был рукоположен в 1923 году Собором Ташкентского духовенства. Совершая этот обряд, преосвященный Андрей (князь Ухтомский) говорил, что хотел дать ему имя Целителя Пантелиймона, но когда побывал на литургии и услышал его проповедь, то нашел, что ему гораздо более подходит имя апостола, евангелиста, врача и иконописца Луки.
Гражданская война в эти годы в Ташкенте превратила жизнь горожан в невыносимый кошмар. Свирепствовали малярия, холера, сыпной тиф. Голод на Волге гнал в Туркестан массы голодающих. Они вповалку лежали на вокзале, оборванные, покрытые вшами. Идя на кафедру, профессор встречал телеги, груженные голыми трупами. Больные и трупы лежали даже возле больничных ворот. Власти же продолжали начатую в 1917 году резню, которой не видно было конца.
По всему Туркестану вылавливали тех, кто имел какое-нибудь отношение к прежнему строю, крупных и мелких чиновников, депутатов Госдумы, офицеров. Для «бывших» не было оправдания, их расстреливали без суда.
Профессор – епископ Лука ходил по городу в рясе с крестом, чем очень нервировал начальство. Власти уговаривали его бросить церковное дело, но он не поддавался. Тогда во главе ЧК стоял латыш Петерс, неумолимо жестокий и очень скорый на приговоры с «высшей мерой». Он решил устроить показательный суд над врачами и как общественный обвинитель произнес «громовую» речь. Были в ней «белые охвостья контрреволюции» и «явное предательство».
Над врачами нависла угроза расстрела. Профессор Войно-Ясенецкий был вызван на суд в качестве эксперта-хирурга и сразу бесстрашно напал на грозного Петерса. Громил его как круглого невежду, который берется судить о вещах, в которых ничего не понимает, как бессовестного демагога, требующего высшей меры для честных и добросовестных людей.
Высокое положение представителя власти требовало, чтобы дерзкий эксперт был немедленно уничтожен, унижен, раздавлен. “Скажите, поп и профессор Ясенецкий –Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете?” – спрашивает Петерс. Профессор отвечает: «Я режу людей во имя их спасения, а во имя чего режете их Вы, гражданин общественный обвинитель?». Зал встретил ответ профессора хохотом!
-3
Следующий вопрос, по расчетам Петерса, должен был изменить настроение аудитории: “Как это Вы верите в бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве Вы его видели своего бога?”
“Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, не видел там так же и ума. И совести я там тоже не находил”. (Колокольчик председателя потонул в хохоте зала).
«Дело врачей» с треском провалилось. Но арест самого профессора был неминуем. Через две недели ночью в 11 час за ним приехал «черный ворон» и увез в ГПУ. Не пощадили и четырех его малых детей, оставшихся сиротами, так как их мать, жена профессора, умерла в 1919г. (детей спасла медсестра). Так было положено начало 11 годам тюрем и ссылок.
Его арестовывали трижды: 1923 год – Заполярный круг, 1930 год – Северная Двина и 1937год – Красноярский край. Самое главное, что от него требовалось – это отречение от сана священника, но официально обвиняли в связях с англичанами, которые он осуществлял, якобы, через турецкую границу, а также за участие в казачьих мятежах.
Рассказывая об этом, Владыка с улыбкой заметил: «Я не мог быть участником казачьего заговора и деятелем международного шпионажа по двум причинам: во-первых, это противоречит моим убеждениям, а во-вторых, чекисты утверждали, что и на Кавказе и на Урале я действовал одновременно. Все мои попытки объяснить им, что для одного человека это физически невозможно, ни к чему не приводили».
Спастись от расстрела и гибели помогло ему то, что он был уникальным хирургом, учёным с мировой известностью, а также смирение, сила духа и над всем этим – Бог.
Будучи в ссылке, он работал врачом. В 1940 году, на свое письмо к К. Ворошилову с просьбой дать ему возможность закончить работу по гнойной хирургии, так необходимой для хирургической практики в военно-полевых условиях, он получил разрешение ехать в Томск для работы в обширной библиотеке медицинского факультета Университета. За два месяца перечитал всю новейшую литературу по гнойной хирургии на немецком, французском и английском языках и, по возвращении в ссылку, закончил «Очерки гнойной хирургии».
Наступило лето 1941 гола, началась война. В ссылку к профессору в Б. Мурту прилетел главный хирург Красноярского края и попросил его лететь в Красноярск, где он и был назначен главным хирургом эвакогоспиталя “15-15”. Результаты его работы с ранеными были превосходны. В конце войны была написана книга «О поздних резекциях при инфицированных ранениях суставов».
В 1946 году за эту работу и «Очерки гнойной хирургии» В.Ф. Войно-Ясенецкий получил Сталинскую премию 1-ой степени, которую почти всю пожертвовал детям – сиротам – жертвам войны.
Священнический синод в 1946 году приравнял лечение раненых к доблестному архиерейскому служению и возвел епископа Луку в сан архиепископа Симферопольского и Крымского.
Последние шестнадцать лет он проработал в Крыму, совмещая медицинскую работу со священничеством. Делал доклады в хирургическом обществе, на съездах врачей, проводил консультации больных, вел бесплатный прием на втором этаже своего архиерейского дома, куда хлынули сотни больных со всего Крыма. Но преследования церкви вновь нарастали, и в 1951 году его отлучают от хирургической практики за принадлежность к архиерейскому сану.
В 1954 году, после июльского Постановления ЦК КПСС «Об улучшении научно-атеистической пропаганды» началась новая волна гонений на церковь. Возобновились травля и аресты верующих, закрытие храмов, публичные оскорбления священников.
Смелые проповеди архиепископа сохранили «малое стадо» верующих, которое было неуязвимо ни для какой пропаганды. Даже неверующие коллеги (еще в более ранние годы) не могли не видеть высокой нравственности будущего архиепископа. Бывшая медсестра Ташкентской больницы Н.Г. Нежинская, в 70-х годах вспоминала: «В делах, требующих нравственного решения, Валентин Феликсович вел себя так, будто вокруг него никого не было. Он всегда стоял перед своей совестью один, и суд, которым он судил себя, был строже любого трибунала».
Его отношение к больным было идеальным. В операционной всегда висела икона, которой он молился перед каждой операцией. Он никогда не брал денег и на благодарность спасенного им отвечал, что это Бог спас его руками.
В «Очерках гнойной хирургии» есть такое обращение к врачам: «Приступая к операции надо иметь в виду не только брюшную полость, а всего больного человека, который так часто, к сожалению, у врачей зовется «случаем». Человек в смертельной тоске и страхе, сердце у него трепещет не только в прямом, но и переносном смысле. Поэтому не только выполните весьма важную задачу подкрепите сердце камфарой или дигаленом, но позаботьтесь о том, чтобы избавить его от тяжелой психической травмы: вида операционного стола, разложенных инструментов, людей в белых халатах, масках, резиновых перчатках. Позаботьтесь о согревании его во время операции, ибо это чрезвычайно важно».
Таким был этот великий человек, собой являвший школу высшего духа и дела. Умер он 11 июня 1961 году, в воскресенье, когда празднуется память всех Святых, в Земле Российской просиявших.
Елена Уртенова. Великая Эпоха
